Джим ведет ее с полузакрытыми глазами, ищет тот самый, особенный щелчок. Находит поводок и сдвигает его.
На секунду ему показалось, что ничего не получилось - бывало, что Штуковина не срабатывала, и он так и не разобрался, почему - но дверца аппарата распахнулась, открыв аккуратные ряды монет. Джим вытащил свежий пластиковый пакет, подставил, дернул рычаг. Водопад четвертаков.
Монеты издают совершенно невпечатляющий, мусорный звон. Чертовы рейгановские четвертаки. Он не видел ни слова об этом в газетах - но администрация снова деноминировала деньги. Когда Линдон Джонсон ввел дешевые алюминиевые четвертаки, был страшный шум - а теперь в стране такой бардак, что никто и не замечает. Четвертаки звенят, как кастрюльный металл, никакого серебряного звона. Их можно легко ломать плоскогубцами.
Джим закрывает дверцу аппарата, выходит из будки. Айрин смотрит широко раскрытыми глазами.
- Ты гений! Замечательное изобретение!
Они идут к фургону.
- Хорошо, что это не новый карточный аппарат, - говорит Джим. - Если AT amp;T дать волю - не будет ничего, кроме этих проклятых карточек.
Джим вынимает шланг из бензобака, возвращает его в колонку. Они залезают внутрь и выезжают на дорогу. Джим сует ей пакет:
- Это твое.
Айрин берет пакет, прикидывает его вес:
- Ты цыган. Они так же делают с рублями - цыгане, армяне с черного рынка. Они всегда швыряют деньги. Как воду. - Она засовывает пакет в сумочку.
- Черный рынок… Ты там, в СССР, была связана с этими людьми?
- Джим, мы все покупали на черном рынке. Абсолютно все. Даже большие шишки - дочь Брежнева… Ее приятель Борис - он был цыганом, занимался контрабандой бриллиантов, картин - всего, что угодно. - Казалось, что Айрин смешно. Какой-то русский черный юмор, как будто она соскользнула в сточную канаву и была этому рада - по крайней мере понимала, где она находится. - Я знала, что когда-нибудь встречу янки-цыгана. Гангстер американской мафии!
- Я - один. Цыгане и мафия - у них семьи, таборы.
- Меня сегодня ограбили, а теперь я с гангстером.
- Ты это говоришь, как будто тебя это радует.
- Я нашла что-то настоящее. Наконец-то - настоящая Америка.
- Айрин, это - пустыня.
Айрин смотрит в окно:
- Да.
- Нью-Мексико - это не только пустыня. Тебе надо побывать в Калифорнии. Или в Орегоне.
- Америка - вся, как пустыня, Джим. Не во что упереться. Когда тебе не во что упереться, не чувствуешь давления - это как будто вообще ничего нет. Ты можешь кричать и говорить все, абсолютно все - и никто даже не настучит. Это… как будто нет воздуха. Как в космосе.
- Какая вообще жизнь там, в России? Действительно так сильно отличается?
Айрин отвечает спокойным, ровным голосом:
- Джим, там в сотни раз хуже, чем американцы могут себе представить.
- Я был во Вьетнаме. Я много чего повидал.
- Вы все здесь - невинные дети. Младенцы. Америка против России - как испорченный ребенок в нарядном костюмчике против старого бандита с дубиной.
Голос ее становится сдавленным.
- Ты их так сильно ненавидишь?
- Они ненавидят вас. В один прекрасный день они раздавят вас, если смогут. Они ненавидят все свободное, все, что не принадлежит им.
- А как же Горбачев? С которым они подписывали договор? По TV говорят, что он - другой.
- Не может быть. Если бы он был другим - он никогда не стал бы начальником.
- Может, он всех обманул? А они были слишком тупы, чтобы заметить?
Айрин коротко смеется.
- Но ты же обманула их? - настаивает Джим. - Ты же вырвалась!
- Да, мы вырвались. А что хорошего? Мой муж мертв. Он хотел сражаться за свободу, помочь американцам оставаться свободными. Поэтому мы отправились в Лос-Аламос.
- Да? Почему?
- Звездные Войны. Космический щит.
Джим заходится нервным смехом:
- Айрин, только не говори, что ты веришь в эту чушь! Ей-Богу, эта хреновина не взлетит и через тысячу лет.
- Американцы были на Луне! Американцы могут изобрести все!
Ранние зимние сумерки скрыли горизонт. Джим включает фары.
- Похоже, что вы не угадали, да?
- Разработчики «Звездных Войн» не верили моему мужу. Они думали, что он марксист, прислан шпионить, как Клаус Фукс. Ему не дали никакой работы, вообще никакой! Он был готов подметать, убирать - все, что угодно. Он был идеалистом.
- Тогда он пошел не в ту контору. «Звездные Войны» - это просто способ для правительства перебросить наши деньги в Bell Labs, TRW, General Dynamics - всей этой шайке толстомордых с сигарами.
- Русские боятся Космического Щита. Они знают, что это сделает их дурацкие ракеты бесполезными.
- Послушай, я служил в американской армии. Я чинил такие вещи, понимаешь? Вертолеты с восьмидесятидолларовыми болтами, которые любой кретин может купить на углу за десять центов - все это просто перевод денег.
- Америка - богатая и свободная, - протестует Айрин. - Вьетнам - концентрационный лагерь!
- Мда? Тогда как получилось, что нам там надавали по заднице?
- Крестьянам промыли мозги марксистской ложью.
Джим вытирает нос.
- Знаешь, Айрин, с тобой не очень легко общаться.
- Мне это говорили и раньше, в Магнитогорске. Правда горька, да?
- Попробуй - узнаешь, - бормочет Джим.
Она не реагирует. Миля за милей проходят в тишине, но не в напряженной тишине а в спокойном, почти уютном молчании.
Ему это нравится. Нравится, что в соседнем кресле сидит сбежавшая русская вдова со странностями. Она как-то попадает в его настроение. Все события складываются во что-то, напоминающее авантюру.
Ему нравится, что она молчит после того, как все сказала. Он сам не любитель трепаться. Прошло немало времени с тех пор, как он действительно говорил с кем-нибудь. Случайные попутчики - но и они нынче стали другими.
Нет больше улыбающихся хипов, угощающих косячком случайных друзей. Теперь почти все, кого он подбирал - бедняги, ищущие работу, с усталыми голодными глазами и грустной историей, длинной, как шоссе.
Постепенно темнеет, мир теряет грани, сворачивается в конусы света от фар. Джим чувствует уют. Он любит ехать ночью, в белой блестящей воронке.
Это его место, здесь мир легко проплывает мимо под монотонное шуршание шин.
Он любит быстро ездить по темным дорогам. Никогда не видно далеко вперед, но каким-то чудом впереди всегда оказывается шоссе. Для Джима всегда было чудом то, что ночная лента асфальта никогда не кончается внезапно - и все, как когда кончается кассета. Дорога никогда его не подводила.
Джим протягивает руку, вставляет в магнитофон первую попавшуюся кассету. «Sweethearts of the Rodeo». Джим видел их однажды по Country Music Television, в отеле в Таксоне. Это сестры. Пара очень симпатичных девиц.
За последние месяцы он прокрутил эту кассету не меньше пары сотен раз, и теперь он не слышал музыку - но она как бы окружала его, как дым.
- У тебя есть джаз?
- Что? Например?
- Дюк Эллингтон. Дэйв Брубек. Брубек - великий артист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
На секунду ему показалось, что ничего не получилось - бывало, что Штуковина не срабатывала, и он так и не разобрался, почему - но дверца аппарата распахнулась, открыв аккуратные ряды монет. Джим вытащил свежий пластиковый пакет, подставил, дернул рычаг. Водопад четвертаков.
Монеты издают совершенно невпечатляющий, мусорный звон. Чертовы рейгановские четвертаки. Он не видел ни слова об этом в газетах - но администрация снова деноминировала деньги. Когда Линдон Джонсон ввел дешевые алюминиевые четвертаки, был страшный шум - а теперь в стране такой бардак, что никто и не замечает. Четвертаки звенят, как кастрюльный металл, никакого серебряного звона. Их можно легко ломать плоскогубцами.
Джим закрывает дверцу аппарата, выходит из будки. Айрин смотрит широко раскрытыми глазами.
- Ты гений! Замечательное изобретение!
Они идут к фургону.
- Хорошо, что это не новый карточный аппарат, - говорит Джим. - Если AT amp;T дать волю - не будет ничего, кроме этих проклятых карточек.
Джим вынимает шланг из бензобака, возвращает его в колонку. Они залезают внутрь и выезжают на дорогу. Джим сует ей пакет:
- Это твое.
Айрин берет пакет, прикидывает его вес:
- Ты цыган. Они так же делают с рублями - цыгане, армяне с черного рынка. Они всегда швыряют деньги. Как воду. - Она засовывает пакет в сумочку.
- Черный рынок… Ты там, в СССР, была связана с этими людьми?
- Джим, мы все покупали на черном рынке. Абсолютно все. Даже большие шишки - дочь Брежнева… Ее приятель Борис - он был цыганом, занимался контрабандой бриллиантов, картин - всего, что угодно. - Казалось, что Айрин смешно. Какой-то русский черный юмор, как будто она соскользнула в сточную канаву и была этому рада - по крайней мере понимала, где она находится. - Я знала, что когда-нибудь встречу янки-цыгана. Гангстер американской мафии!
- Я - один. Цыгане и мафия - у них семьи, таборы.
- Меня сегодня ограбили, а теперь я с гангстером.
- Ты это говоришь, как будто тебя это радует.
- Я нашла что-то настоящее. Наконец-то - настоящая Америка.
- Айрин, это - пустыня.
Айрин смотрит в окно:
- Да.
- Нью-Мексико - это не только пустыня. Тебе надо побывать в Калифорнии. Или в Орегоне.
- Америка - вся, как пустыня, Джим. Не во что упереться. Когда тебе не во что упереться, не чувствуешь давления - это как будто вообще ничего нет. Ты можешь кричать и говорить все, абсолютно все - и никто даже не настучит. Это… как будто нет воздуха. Как в космосе.
- Какая вообще жизнь там, в России? Действительно так сильно отличается?
Айрин отвечает спокойным, ровным голосом:
- Джим, там в сотни раз хуже, чем американцы могут себе представить.
- Я был во Вьетнаме. Я много чего повидал.
- Вы все здесь - невинные дети. Младенцы. Америка против России - как испорченный ребенок в нарядном костюмчике против старого бандита с дубиной.
Голос ее становится сдавленным.
- Ты их так сильно ненавидишь?
- Они ненавидят вас. В один прекрасный день они раздавят вас, если смогут. Они ненавидят все свободное, все, что не принадлежит им.
- А как же Горбачев? С которым они подписывали договор? По TV говорят, что он - другой.
- Не может быть. Если бы он был другим - он никогда не стал бы начальником.
- Может, он всех обманул? А они были слишком тупы, чтобы заметить?
Айрин коротко смеется.
- Но ты же обманула их? - настаивает Джим. - Ты же вырвалась!
- Да, мы вырвались. А что хорошего? Мой муж мертв. Он хотел сражаться за свободу, помочь американцам оставаться свободными. Поэтому мы отправились в Лос-Аламос.
- Да? Почему?
- Звездные Войны. Космический щит.
Джим заходится нервным смехом:
- Айрин, только не говори, что ты веришь в эту чушь! Ей-Богу, эта хреновина не взлетит и через тысячу лет.
- Американцы были на Луне! Американцы могут изобрести все!
Ранние зимние сумерки скрыли горизонт. Джим включает фары.
- Похоже, что вы не угадали, да?
- Разработчики «Звездных Войн» не верили моему мужу. Они думали, что он марксист, прислан шпионить, как Клаус Фукс. Ему не дали никакой работы, вообще никакой! Он был готов подметать, убирать - все, что угодно. Он был идеалистом.
- Тогда он пошел не в ту контору. «Звездные Войны» - это просто способ для правительства перебросить наши деньги в Bell Labs, TRW, General Dynamics - всей этой шайке толстомордых с сигарами.
- Русские боятся Космического Щита. Они знают, что это сделает их дурацкие ракеты бесполезными.
- Послушай, я служил в американской армии. Я чинил такие вещи, понимаешь? Вертолеты с восьмидесятидолларовыми болтами, которые любой кретин может купить на углу за десять центов - все это просто перевод денег.
- Америка - богатая и свободная, - протестует Айрин. - Вьетнам - концентрационный лагерь!
- Мда? Тогда как получилось, что нам там надавали по заднице?
- Крестьянам промыли мозги марксистской ложью.
Джим вытирает нос.
- Знаешь, Айрин, с тобой не очень легко общаться.
- Мне это говорили и раньше, в Магнитогорске. Правда горька, да?
- Попробуй - узнаешь, - бормочет Джим.
Она не реагирует. Миля за милей проходят в тишине, но не в напряженной тишине а в спокойном, почти уютном молчании.
Ему это нравится. Нравится, что в соседнем кресле сидит сбежавшая русская вдова со странностями. Она как-то попадает в его настроение. Все события складываются во что-то, напоминающее авантюру.
Ему нравится, что она молчит после того, как все сказала. Он сам не любитель трепаться. Прошло немало времени с тех пор, как он действительно говорил с кем-нибудь. Случайные попутчики - но и они нынче стали другими.
Нет больше улыбающихся хипов, угощающих косячком случайных друзей. Теперь почти все, кого он подбирал - бедняги, ищущие работу, с усталыми голодными глазами и грустной историей, длинной, как шоссе.
Постепенно темнеет, мир теряет грани, сворачивается в конусы света от фар. Джим чувствует уют. Он любит ехать ночью, в белой блестящей воронке.
Это его место, здесь мир легко проплывает мимо под монотонное шуршание шин.
Он любит быстро ездить по темным дорогам. Никогда не видно далеко вперед, но каким-то чудом впереди всегда оказывается шоссе. Для Джима всегда было чудом то, что ночная лента асфальта никогда не кончается внезапно - и все, как когда кончается кассета. Дорога никогда его не подводила.
Джим протягивает руку, вставляет в магнитофон первую попавшуюся кассету. «Sweethearts of the Rodeo». Джим видел их однажды по Country Music Television, в отеле в Таксоне. Это сестры. Пара очень симпатичных девиц.
За последние месяцы он прокрутил эту кассету не меньше пары сотен раз, и теперь он не слышал музыку - но она как бы окружала его, как дым.
- У тебя есть джаз?
- Что? Например?
- Дюк Эллингтон. Дэйв Брубек. Брубек - великий артист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10