Бенедетта заявляла, что папа римский также страдает синдромом Вильямса. Возможно, в этом и заключался секрет потрясающих проповедей папы. Ей ничего не стоило сказать гадость про любого человека.
– Шикарно выглядишь, Майа. Смотреть на тебя – одно удовольствие.
Пальто Марселя было украшено фрагментами городской карты. Марсель жил в этом пальто, спал в нем и даже плавал в нем. Теперь, когда Майа знала о разных полезных свойствах пальто Марселя, они производили на нее не столь яркое впечатление, как раньше. Поль определил бы ее восприятие как категориальную ошибку.
Она поцеловала заросшую щетиной щеку Марселя:
– На тебя тоже.
– Поздравляю тебя с успехом в Италии. Говорят, что Виетти ждет не дождется следующего показа. Он просто умрет, если его не устроит.
– Дорогой Джанкарло вовсе не собирается умирать, так что не надейся.
– Я вижу, ты привела своего спонсора, этого своего фотографа. Должно быть, он стал твоим дружком на сегодня.
– Он мой учитель, Марсель. И прошу тебя, не будь таким бестактным.
– Я прочел в Сети твои сообщения на французском, – сказал Марсель. – Почему бы тебе не посылать их почаще? По-французски твои заметки звучат просто классно. Они остроумны, теперь на английском такого днем с огнем не сыщешь.
– Что же, все дело в хорошем переводе, в оттенках смысла, которые ты никак не сможешь уловить в оригинале.
– Да, ты права, здесь совсем иной смысл. Как ты этого добилась? Очень старалась?
– Ты чересчур проницателен, дорогой. Если сейчас не дашь мне выпить, боюсь, я тебя поцелую.
Марсель обдумал оба варианта и принес ей напиток. Она отпила глоток и оглядела бар, опершись о локоть.
– Почему сегодня все кажется слишком ярким? Почему все так оживлены?
– Разве? У Поля появились планы весеннего путешествия. Большое плаванье. Я надеюсь, ты к нам присоединишься.
– О, я никогда не упускаю такую возможность. – Она не имела ни малейшего понятия, о чем говорил Марсель. – А где Поль?
Поль сидел окруженный небольшой толпой. Все были заворожены его рассказом.
Поль открыл небольшую металлическую коробку и достал оттуда фигурку резной садовой жабы в натуральную величину. Отполированная приземистая жаба казалась очень твердой, рубиновой.
– Как по-вашему, она красивая? – спросил Поль. – Скажи мне, Сергей.
– Ну что же, – отозвался Сергей, – если это работа Фаберже, как ты нам заявил, то она, конечно, красивая. Стоит только посмотреть на филигранную отделку.
– Это жаба, Сергей. А разве жабы бывают красивыми?
– Конечно, жабы могут быть красивыми. Вот вам наглядное доказательство.
– Если кто-нибудь скажет, что ты красив, как жаба, тебе это понравится?
– Не передергивай, – стараясь быть любезным, ответил Сергей.
– Но разве сама вещь не доказательство? Скепсис – основа основ любой эстетики. Представь себе людей в тысяча девятьсот двенадцатом году, взявших драгоценный камень. Месяцами они кропотливо вручную резали из этого камня жабу. Неужели это плохо? А если так, то эта ненормальность обернулась созданием шедевра. Это оригинальный Фаберже, выполненный по заказу русской аристократки. Русское самодержавие породило культуру, создававшую жаб из драгоценных камней.
Небольшая толпа вокруг Поля обменялась невнятными возгласами. Они не решались его перебивать.
– И еще, можем ли мы себе вообразить, что аристократка верила в красоту жаб? Способен ли кто-нибудь здесь представить себе, что некая аристократка заказала Фаберже красивую жабу? – Поль оглядел круг собравшихся. – Но разве трудно понять, что она осталась довольна результатом? Как только жаба попала к ней в руки, она стала считать ее красивой.
– А мне нравится жаба, – вмешалась в разговор Майа. – Я тоже хотела бы иметь такую жабу.
– И что бы ты с ней делала, Майа?
– Я бы поставила ее на видное место и любовалась ею каждый день.
– В таком случае возьми ее, – сказал Поль и отдал ей жабу. Как ни странно, она оказалась тяжелой, из красного камня. – Конечно, это вовсе не шедевр Фаберже, – пояснил всем Поль, – а музейная копия. Оригинал Фаберже сканировали лазером с точностью до микрона, а затем перевели в современный пластичный термостойкий материал. Удивительно, но тут даже воспроизвели две трещинки, чтобы искусственный рубин нельзя было отличить от оригинала. И так было изготовлено около ста фигурок.
– О да, конечно, – откликнулась Майа. Она посмотрела на маленькую красную жабу. Теперь она представлялась ей уже не столь красивой, но все равно оставалась жабой.
– На самом деле выпустили десять тысяч подобных жаб. И она вовсе не из искусственного рубина. Я нарочно солгал. Это просто пластик.
– О!
– И даже не оригинальный пластик, – безжалостно продолжил Поль. – Это пластик из вторсырья, из отходов двадцатого века. Я все придумал про Фаберже, для доказательства своей точки зрения.
– Нет, нет! – Майа расстроилась. Все слушавшие Поля засмеялись.
– Конечно, я пошутил, – весело произнес Поль. – По правде сказать, это действительно оригинал Фаберже. Его сделали в Москве, в тысяча девятьсот двенадцатом году. Над ним трудилось четырнадцать мастеров, им понадобилось пять месяцев, чтобы завершить работу. Это уникальная вещь, ее нельзя подменить. Я приобрел эту жабу на аукционе, в Мунхене. Ради бога, не урони ее.
– Тогда ее лучше вернуть, – проговорила Майа.
– Нет, оставь ее пока у себя, моя дорогая.
– Нет-нет. Мне не нравятся ее превращения.
– Ну а если я скажу тебе, что ее сделал совсем не Фаберже? Что это, в сущности, настоящая жаба? Не искусная вещь, образ жабы, а подлинная, сканированная садовая жаба. А впрочем, считай как хочешь.
Майа поглядела на скульптуру. Ее было приятно держать в руках, в ней было нечто, что ей нравилось, но в то же время ее что-то смущало.
– Вам и правда интересно, может ли фотограф заснять жабу и сделать красивые фотографии? Не хуже, чем художник, который рисует жабу?
– Ну и как, может?
– Вероятно, они будут красивы каждая по-своему. Так сказать, в разных категориях. – Она осмотрелась по сторонам. – Пусть кто-нибудь еще подержит ее, прошу вас.
Сергей взял из ее рук жабу, явно бравируя своей храбростью. И хотел бросить ее на стол.
– Не надо, – спокойно сказал Поль. – Ты же только что ею восхищался. Почему ты переменил мнение?
Майа принялась искать Бенедетту. И нашла ее среди небольшой группы, собравшейся у бара.
– Чао, Бенедетта!
Бенедетта встала и обняла ее.
– Эй, познакомьтесь, это Майа.
Бенедетта привела с собой четырех итальянских друзей. Они были вежливы, трезвы, ясноглазы и сдержанны. Выглядели умными и образованными. Держались уверенно, были очень элегантны. От них тоже исходил какой-то опасный импульс, как и от других молодых людей, встреченных ею за последнее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100