Потом сел, наклонившись вперед, и прошептал: –Теперь я не буду кормить кроликов. Джордж не позволит.
От горя он медленно раскачивался взад-вперед.
Снаружи послышался звон подковы, а потом несколько голосов. Ленни встал, снова подобрал щенка, положил его на сено и сел. Он опять погладил щенка.
– Ты еще маленький, – сказал он. – Мне говорили столько раз, что ты маленький. Но я не знал, что тебя так легко убить. – Он потрогал пальцами мягкое щенячье ухо. – Может, Джордж все-таки не очень рассердится, – сказал он. – Ведь про того сукина сына он сказал – это ничего.
Из-за крайнего стойла появилась жена Кудряша. Она подкралась тихонько, и Ленни ее не видел. На ней было то же яркое бумажное платье и домашние туфли с красными страусовыми перьями. Лицо сильно нарумянено, и все локоны-колбаски аккуратно прибраны. Она молча подошла вплотную к Ленни, и только тогда он поднял голову и увидел ее.
В испуге он быстро зарыл щенка в сено. Потом бросил на нее враждебный взгляд.
– Что ты здесь делаешь, дружок? – спросила она.
Ленни сердито посмотрел на нее.
– Джордж велел держаться от вас подальше. Не разговаривать с вами и вообще ничего такого.
Она засмеялась.
– Джордж всегда над тобой распоряжается?
Ленни потупил глаза.
– Он сказал, что не позволит мне кормить кроликов, ежели я стану разговаривать с вами.
– Боится, как бы Кудряш не взъярился, – тихо сказала она. – Ну так вот, у него рука на перевязи, а ежели он к тебе пристанет, можешь сломать ему и другую. И не заливай, будто рука у него попала в машину.
Однако Ленни твердо стоял на своем.
– Ну уж нет. Не буду я с вами разговаривать.
Женщина опустилась на колени рядом с ним.
– Послушай, – сказала она. – Сейчас все играют в подкову. Еще четырех нет. Они ни за что не бросят, покуда не доиграют кон. Почему ж мне нельзя с тобой поговорить? Мне ведь не с кем разговаривать. Я так одинока.
– Но мне не велено говорить с вами, – настаивал Ленни.
– Я одинока, – повторила она. – Ты можешь разговаривать с кем хочешь, а я ни с кем, кроме Кудряша. Иначе он бесится. Как думаешь, весело это – ни с кем не разговаривать?
– Но мне не велено, – сказал Ленни. – Джордж боится, что я попаду в беду…
Она переменила разговор:
– Чего это у тебя там закопано?
И тогда Ленни снова охватила тоска.
– Это мой щенок, – сказал он горестно. – Мой щеночек.
И он смахнул со щенка сено.
– Да ведь он мертвый! – воскликнула она.
– Он такой маленький, – сказал Ленни. – Я хотел только поиграть с ним… А он вроде как укусить норовит… а я его легонечко этак – шлеп… а он и умер.
Она стала его утешать.
– Не огорчайся. Он ведь всего-навсего щенок. Возьмешь другого. Здесь их полным-полно.
– Я не про это, – сказал Ленни жалобно. – Теперь Джордж не позволит мне кормить кроликов.
– Но почему?
– Он сказал, ежели я еще чего натворю, он не позволит мне кормить кроликов.
Она придвинулась ближе и заговорила успокаивающе:
– Ты не бойся, это ничего, что ты со мной разговариваешь. Слышишь, как они там кричат? У них на кону четыре доллара. Ни один с места не сойдет, покуда игра не кончится.
– Увидит Джордж, что я разговариваю с вами, задаст мне жару, – шепнул Ленни опасливо. – Он так и сказал.
Лицо ее стало злым.
– Да что я, не человек? – выкрикнула она. – Почему я не имею права ни с кем поговорить? За кого они меня считают? Ты такой славный. Отчего ж мне нельзя поговорить с тобой? Я тебе ничего плохого не сделаю.
– Но Джордж говорит, что из-за вас мы попадем в беду.
– Глупости, – сказала она. – Что я тебе плохого делаю? Ну, понятно, им всем на меня наплевать, они и знать не хотят, каково мне здесь живется. А я тебе вот чего скажу – я не привыкла к такой жизни. Я могла бы кой-чего добиться. И, может, еще добьюсь, – добавила она с угрозой.
И заговорила быстро, увлеченно, словно спешила высказаться, пока ее слушают.
– Я жила в самом Салинасе. Меня туда еще девочкой привезли. Как-то приехал на гастроли театр, и я познакомилась с одним актером. Он сказал, что я могу поехать с ихним театром. Но мать не отпускала. Говорила, что я еще мала – мне тогда всего пятнадцать было. Но тот актер звал меня. И будь уверен, ежели б я уехала, уж я б не жила вот так, как сейчас.
Ленни погладил мертвого щенка.
– У нас будет маленькое ранчо… и кролики, – сказал он.
Но она спешила рассказать о себе, прежде чем ей помешают.
– А в другой раз я встретила еще одного человека, он в кино работал. Я ходила с ним танцевать в «Приречный дансинг-холл». И он сказал, что поможет мне устроиться в кино. Сказал, что я – самородок. Что он вскорости вернется в Голливуд и напишет мне. – Она испытующе взглянула на Ленни: произвели ли ее слова хоть какое-то впечатление. Но я так и не дождалась письма, – сказала она. – Сдается мне, мать перехватила. Ну, я не хотела оставаться там, где ничего нельзя добиться в жизни, да еще и письма перехватывают. Я напрямки спросила мать, перехватила она письмо или же нет, – она стала отпираться. А потом я вышла за Кудряша. Мы как раз в тот самый вечер познакомились с ним в «Дансинге». Ты меня слушаешь?
– Я? Само собой.
– Так вот. Я еще никому об этом не говорила, может, так и надо, кто знает. Я не люблю Кудряша. Он плохой. После этого признания она пододвинулась к Ленни и села рядом. – Я могла бы жить в роскошных отелях, и за мной гонялись бы фотографы. И я ходила бы на все просмотры и выступала по радио, и это не стоило бы мне ни цента, потому что я была бы киноактрисой. И носила бы красивые платья, как все они. Недаром же тот человек сказал, что я – самородок.
Она посмотрела на Ленни и красиво повела рукой, показывая, что умеет играть. Пальцы ее описали в воздухе плавную дугу, мизинец изящно оттопырился.
Ленни глубоко вздохнул. На дворе раздался звон подковы и одобрительные крики.
– Кто-то удачно сыграл, – сказала она.
Солнце садилось, и светлые полосы ползли по стене, подымаясь выше яслей и лошадиных голов.
– Может, ежели я унесу щенка и выброшу его, Джордж ничего не узнает, – сказал Ленни. – И тогда он позволит мне кормить кроликов.
– Неужто ты ни об чем, окромя кроликов, думать не можешь? –сердито спросила она.
– У нас будет маленькое ранчо, – терпеливо объяснил Ленни. – Будут сад и луг, а на нем люцерна для кроликов, и я буду брать мешок, набивать люцерной и кормить кроликов.
– А почему ты так любишь кроликов? –спросила она.
Ленни долго думал, прежде чем нашел объяснение. Он осторожно пододвинулся к ней.
– Я люблю гладить все мягкое. Один раз на ярмарке я видел пушистых кроликов. И я знаю, их приятно гладить. Иногда я гладил даже мышей, ежели не было ничего получше.
Женщина испуганно отодвинулась от него.
– По-моему, ты чокнутый, – сказала она.
– Нет, – серьезно возразил Ленни. – Джордж говорит, что нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
От горя он медленно раскачивался взад-вперед.
Снаружи послышался звон подковы, а потом несколько голосов. Ленни встал, снова подобрал щенка, положил его на сено и сел. Он опять погладил щенка.
– Ты еще маленький, – сказал он. – Мне говорили столько раз, что ты маленький. Но я не знал, что тебя так легко убить. – Он потрогал пальцами мягкое щенячье ухо. – Может, Джордж все-таки не очень рассердится, – сказал он. – Ведь про того сукина сына он сказал – это ничего.
Из-за крайнего стойла появилась жена Кудряша. Она подкралась тихонько, и Ленни ее не видел. На ней было то же яркое бумажное платье и домашние туфли с красными страусовыми перьями. Лицо сильно нарумянено, и все локоны-колбаски аккуратно прибраны. Она молча подошла вплотную к Ленни, и только тогда он поднял голову и увидел ее.
В испуге он быстро зарыл щенка в сено. Потом бросил на нее враждебный взгляд.
– Что ты здесь делаешь, дружок? – спросила она.
Ленни сердито посмотрел на нее.
– Джордж велел держаться от вас подальше. Не разговаривать с вами и вообще ничего такого.
Она засмеялась.
– Джордж всегда над тобой распоряжается?
Ленни потупил глаза.
– Он сказал, что не позволит мне кормить кроликов, ежели я стану разговаривать с вами.
– Боится, как бы Кудряш не взъярился, – тихо сказала она. – Ну так вот, у него рука на перевязи, а ежели он к тебе пристанет, можешь сломать ему и другую. И не заливай, будто рука у него попала в машину.
Однако Ленни твердо стоял на своем.
– Ну уж нет. Не буду я с вами разговаривать.
Женщина опустилась на колени рядом с ним.
– Послушай, – сказала она. – Сейчас все играют в подкову. Еще четырех нет. Они ни за что не бросят, покуда не доиграют кон. Почему ж мне нельзя с тобой поговорить? Мне ведь не с кем разговаривать. Я так одинока.
– Но мне не велено говорить с вами, – настаивал Ленни.
– Я одинока, – повторила она. – Ты можешь разговаривать с кем хочешь, а я ни с кем, кроме Кудряша. Иначе он бесится. Как думаешь, весело это – ни с кем не разговаривать?
– Но мне не велено, – сказал Ленни. – Джордж боится, что я попаду в беду…
Она переменила разговор:
– Чего это у тебя там закопано?
И тогда Ленни снова охватила тоска.
– Это мой щенок, – сказал он горестно. – Мой щеночек.
И он смахнул со щенка сено.
– Да ведь он мертвый! – воскликнула она.
– Он такой маленький, – сказал Ленни. – Я хотел только поиграть с ним… А он вроде как укусить норовит… а я его легонечко этак – шлеп… а он и умер.
Она стала его утешать.
– Не огорчайся. Он ведь всего-навсего щенок. Возьмешь другого. Здесь их полным-полно.
– Я не про это, – сказал Ленни жалобно. – Теперь Джордж не позволит мне кормить кроликов.
– Но почему?
– Он сказал, ежели я еще чего натворю, он не позволит мне кормить кроликов.
Она придвинулась ближе и заговорила успокаивающе:
– Ты не бойся, это ничего, что ты со мной разговариваешь. Слышишь, как они там кричат? У них на кону четыре доллара. Ни один с места не сойдет, покуда игра не кончится.
– Увидит Джордж, что я разговариваю с вами, задаст мне жару, – шепнул Ленни опасливо. – Он так и сказал.
Лицо ее стало злым.
– Да что я, не человек? – выкрикнула она. – Почему я не имею права ни с кем поговорить? За кого они меня считают? Ты такой славный. Отчего ж мне нельзя поговорить с тобой? Я тебе ничего плохого не сделаю.
– Но Джордж говорит, что из-за вас мы попадем в беду.
– Глупости, – сказала она. – Что я тебе плохого делаю? Ну, понятно, им всем на меня наплевать, они и знать не хотят, каково мне здесь живется. А я тебе вот чего скажу – я не привыкла к такой жизни. Я могла бы кой-чего добиться. И, может, еще добьюсь, – добавила она с угрозой.
И заговорила быстро, увлеченно, словно спешила высказаться, пока ее слушают.
– Я жила в самом Салинасе. Меня туда еще девочкой привезли. Как-то приехал на гастроли театр, и я познакомилась с одним актером. Он сказал, что я могу поехать с ихним театром. Но мать не отпускала. Говорила, что я еще мала – мне тогда всего пятнадцать было. Но тот актер звал меня. И будь уверен, ежели б я уехала, уж я б не жила вот так, как сейчас.
Ленни погладил мертвого щенка.
– У нас будет маленькое ранчо… и кролики, – сказал он.
Но она спешила рассказать о себе, прежде чем ей помешают.
– А в другой раз я встретила еще одного человека, он в кино работал. Я ходила с ним танцевать в «Приречный дансинг-холл». И он сказал, что поможет мне устроиться в кино. Сказал, что я – самородок. Что он вскорости вернется в Голливуд и напишет мне. – Она испытующе взглянула на Ленни: произвели ли ее слова хоть какое-то впечатление. Но я так и не дождалась письма, – сказала она. – Сдается мне, мать перехватила. Ну, я не хотела оставаться там, где ничего нельзя добиться в жизни, да еще и письма перехватывают. Я напрямки спросила мать, перехватила она письмо или же нет, – она стала отпираться. А потом я вышла за Кудряша. Мы как раз в тот самый вечер познакомились с ним в «Дансинге». Ты меня слушаешь?
– Я? Само собой.
– Так вот. Я еще никому об этом не говорила, может, так и надо, кто знает. Я не люблю Кудряша. Он плохой. После этого признания она пододвинулась к Ленни и села рядом. – Я могла бы жить в роскошных отелях, и за мной гонялись бы фотографы. И я ходила бы на все просмотры и выступала по радио, и это не стоило бы мне ни цента, потому что я была бы киноактрисой. И носила бы красивые платья, как все они. Недаром же тот человек сказал, что я – самородок.
Она посмотрела на Ленни и красиво повела рукой, показывая, что умеет играть. Пальцы ее описали в воздухе плавную дугу, мизинец изящно оттопырился.
Ленни глубоко вздохнул. На дворе раздался звон подковы и одобрительные крики.
– Кто-то удачно сыграл, – сказала она.
Солнце садилось, и светлые полосы ползли по стене, подымаясь выше яслей и лошадиных голов.
– Может, ежели я унесу щенка и выброшу его, Джордж ничего не узнает, – сказал Ленни. – И тогда он позволит мне кормить кроликов.
– Неужто ты ни об чем, окромя кроликов, думать не можешь? –сердито спросила она.
– У нас будет маленькое ранчо, – терпеливо объяснил Ленни. – Будут сад и луг, а на нем люцерна для кроликов, и я буду брать мешок, набивать люцерной и кормить кроликов.
– А почему ты так любишь кроликов? –спросила она.
Ленни долго думал, прежде чем нашел объяснение. Он осторожно пододвинулся к ней.
– Я люблю гладить все мягкое. Один раз на ярмарке я видел пушистых кроликов. И я знаю, их приятно гладить. Иногда я гладил даже мышей, ежели не было ничего получше.
Женщина испуганно отодвинулась от него.
– По-моему, ты чокнутый, – сказала она.
– Нет, – серьезно возразил Ленни. – Джордж говорит, что нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22