Он стрелы лука сокрушил,
И копья, и щиты,
Славнее и превыше гор,
Непобедимый, ты.
Громогласный крик или, скорее, торжественный возглас, заключил эти строки; затем, после минутной паузы, мятежники пропели следующие стихи, толкуя гибель ассирийцев как предсказание участи, уготованной их врагу в предстоящем единоборстве:
Ты гордых духом в прах поверг,
Они объяты сном,
И тот беспомощен теперь,
Кто прежде был вождем.
О Бог Иакова, когда
Ты грянул, разъярен,
Коней и колесницы их
Объял глубокий сон.
Затем снова раздался такой же возглас, как предыдущий, вслед за чем наступила мертвая тишина.
Пока этот торжественный гимн, слетавший с тысячи уст, звучал среди холмов, Клеверхауз внимательно осматривал местность и боевой порядок повстанцев, принятый ими в ожидании атаки противника.
— Среди этих мужланов, — сказал он, — несомненно, есть несколько старых солдат — деревенщина не сумел бы выбрать такую позицию.
— Утверждают, что с ними Берли, — заметил лорд Эвендел, — а также Хэкстон из Рэтилета, Пэтон из Медоухеда, Клиленд и еще кое-кто, знакомый с военным делом.
— Я так и думал, — продолжал Клеверхауз, — это было видно по легкости, с какою их всадники перескочили ров, возвращаясь к своим. Нетрудно было понять, что среди них несколько бывалых кавалеристов из круглоголовых, этих подлинных исчадий ковенанта. Нам предстоит действовать не только отважно, но и с величайшею осмотрительностью. Эвендел, соберите офицеров у этого холмика.
Он направился к небольшому, заросшему мхом надгробному камню, под которым, возможно, покоился прах какого-нибудь кельтского вождя далеких времен, и по сигналу: «Офицеры, вперед! » — они собрались вокруг своего командира.
— Я созвал вас, джентльмены, — сказал Клеверхауз, — не для того, чтобы устроить формальный военный совет: я никогда не стану перекладывать на других ответственность, которую мое положение возлагает на меня самого. Я только хотел бы ознакомиться с вашим мнением, оставляя за собой право руководствоваться своим, как это делает большинство людей, просящих совета. Итак, что скажете, корнет Грэм? Напасть ли нам на этот воюющий сброд? Среди нас вы самый молодой и горячий, и поэтому за вами первое слово.
— Мне оказана честь охранять штандарт лейб-гвардейцев, — ответил корнет, — а он никогда, пока это зависит от моей воли, не станет уклоняться от встречи с мятежниками. На ваш вопрос я говорю: атакуйте во имя Бога и короля.
— А что скажете вы, майор Аллан, — продолжал Клеверхауз, — Эвендел настолько скромен, что его все равно не заставишь говорить прежде вас.
— Этих парней, — сказал майор Аллан, старый и опытный кавалерист,
— приходится на каждого из нас трое или, может быть, даже четверо. Не думаю, чтобы в открытом поле это было чересчур много, но они заняли чрезвычайно выгодную позицию и, по всей видимости, не склонны ее оставлять. Поэтому, в отличие от корнета Грэма, я нахожу, что нам следует повернуть назад в Тиллитудлем, занять дорогу, ведущую к холмам, и послать за подкреплением к лорду Россу, находящемуся с пехотным полком в Глазго. Сделав это, мы сможем отрезать их от долины Клайда, и тогда они либо покинут свою твердыню и решатся на сражение в благоприятных для нас условиях, либо, если они останутся на старой позиции, мы их атакуем, как только к нам подойдет пехота и у нас будет возможность действовать вместе с нею среди этих болот, трясин и канав.
— Вот еще, — заметил юный корнет, — какое значение может иметь выгодная боевая позиция, если ее занимает шайка распевающих псалмы старых ханжей?
— Мужчина не сражается хуже оттого, что чтит свою Библию и Псалтырь, — отпарировал майор Аллан. — Эти парни докажут, что они крепки как сталь. Я их знаю не первый день.
— Их гнусавое пение, — сказал корнет Грэм, — напоминает нашему майору скачку при Данбаре.
— Молодой человек, если бы вам довелось принимать участие в этой скачке, — ответил майор, — вы бы и без напоминаний помнили о ней до последнего дня своей жизни.
— Хватит, джентльмены, хватит, — прервал споривших Клеверхауз, — это неуместные препирательства; я принял бы ваш совет, майор Аллан, если бы канальи дозорные (они еще понесут должное наказание! ) своевременно донесли о численности и позиции неприятеля. Но мы предстали пред ним в развернутом боевом порядке, и отступление лейб-гвардейцев было бы воспринято как свидетельство их неуверенности в себе, что послужило бы сигналом к восстанию на всем западе. В этом случае мы не только не сможем рассчитывать на помощь со стороны лорда Росса, но, уверяю вас, я бы испытывал весьма серьезное опасение, как бы мы не оказались отрезанными один от другого, так и не успев объединить наши силы. Отступление привело бы к столь же пагубным для королевского дела последствиям, как поражение. Ну, а что касается вопроса о степени опасности, угрожающей нам лично, то, джентльмены, я нисколько не сомневаюсь, что никто из вас об этом не думает. Здесь должны быть проходы через трясину, по которым мы сможем прорваться вперед; и, уж конечно, ни один лейб-гвардеец, ступив на твердую почву, не усомнится в том, что наши эскадроны растопчут в прах этих мужланов, будь их хоть вдвое больше. Теперь ваше слово, Эвендел!
— Осмеливаюсь думать, — сказал лорд Эвендел, — что, каков бы ни был исход сражения, оно будет очень кровопролитным; мы потеряем немало наших смелых товарищей и будем вынуждены, быть может, перебить большое число этих заблудших, которые все же шотландцы и подданные его величества короля Карла, как и мы с вами.
— Мятежники! Мятежники, не заслуживающие названия шотландцев и подданных, — прервал лорда Эвендела Клеверхауз. — Но продолжайте, милорд, в чем же все-таки состоит ваше мнение?
— Войти в переговоры с этими невежественными и обманутыми своими вождями людьми, — ответил молодой дворянин.
— В переговоры! С мятежниками, взявшими в руки оружие! Пока я жив — никогда! — заявил Клеверхауз.
— Во всяком случае, послать к ним трубача и парламентера с предложением перемирия, постараться их убедить сложить оружие и разойтись, — продолжал лорд Эвендел, — пообещать им прощение, если они подчинятся этому требованию; я не раз слышал, что, сделай мы это перед битвою у Пентлендских холмов, не было бы пролито так много крови.
— Допустим, — сказал Клеверхауз. — Но кто же, черт подери, возьмет на себя смелость обратиться с подобными увещаниями к этим доведенным до отчаяния фанатикам? Они не признают законов войны. Их вожди принимали участие в умерщвлении архиепископа Сент-Эндрю и сражаются с веревкой на шее; они умышленно убьют нашего парламентера, чтобы запятнать своих приверженцев верноподданной кровью и лишить их надежды на возможность прощения, как лишены ее они сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150