— Вовсе нет, милорд, — сказал отец Евстафий. — Разве вам нужно сложить с себя сан, чтобы я отдал общине опыт и некоторые способности, которые мне приписываются? Я достаточно давно в обители и знаю, что личные качества каждого из нас принадлежат не отдельному человеку, а составляют собственность всей общины и приносят пользу лишь в той мере, в какой служат общему благу. Если вам, милорд, не угодно лично распоряжаться нами в это тревожное время, умоляю вас, немедленно отправляйтесь в Эдинбург. Завоюйте там новых могущественных друзей для нашего аббатства и предоставьте мне как вашему помощнику исполнить свой долг, защищая монастырские владения. Если я добьюсь успеха, пусть честь и слава принадлежат мне, если потерплю неудачу — стыд и позор мне одному!
Аббат призадумался, а затем ответила
— Нет, отец Евстафий, вы не сломите меня вашим великодушием. Во времена, подобные нынешним, монастырю нашему нужен более суровый кормчий, с рукою более твердою, чем моя. И тот, кто правит кораблем, должен главенствовать и над его командою. Стыдно было бы мне принимать почести за чужие труды: по слабому моему разумению, любая хвала, какая выпадает на долю человека, взявшего на себя столь тяжкую и опасную задачу, будет недостаточною наградою по сравнению с его заслугами. Горе тому, кто умалит его славу хоть на йоту! Сегодня же вечером беритесь за дело, брат Евстафий, и учините все распоряжения, какие сочтете необходимыми. Пусть завтра после обедни соберется капитул, и да исполнится все, что я сказал. Benedicite note 72, братья мои. Мир с вами! И пусть ваш будущий аббат спит в эту ночь так же крепко, как тот, кто готовится снять с себя митру.
Все разошлись по кельям, растроганные до слез. Добродушный аббат выказал тут такие свойства души, каких никто у него ранее не замечал. Даже помощник приора до сих пор считал своего духовного отца человеком доброжелательным, но ленивым и избалованным, и находил, что главным его достоинством является отсутствие крупных недостатков. Решение аббата отречься от власти во имя долга перед общиной значительно возвысило его в глазах отца Евстафия, невзирая на то, что благородные побуждения духовного владыки были слегка замутнены более низменными чувствами — страхом и малодушием. Помощнику приора стало даже совестно при мысли, что он лично извлекает пользу из самоотречения аббата Бонифация, известным образом возвеличивается за счет его падения, но другие, более веские соображения побороли это чувство. Нельзя было отрицать, что при нынешнем бедственном положении Бонифаций совершенно не годился в руководители, а Евстафий, действуя только в качестве доверенного лица, не смог бы самостоятельно распоряжаться, принимая необходимые и крутые меры; таким образом, благо общины требовало возведения его в высший сан. Пусть в сознание отца Евстафия иногда вкрадывалось удовлетворенное честолюбие и вслед за ним — свойственный горделивым душам восторг от предвкушения опасностей, неизбежно сопутствующих высокому положению; эти суетные чувства, сливаясь воедино с бескорыстными побуждениями, так растворялись в них, что сам помощник приора не подозревал об их существовании, и мы, питая к нему уважение, не будем до них докапываться.
Отдавая приказания, вызванные той или другой настоятельной необходимостью, будущий лорд-аббат держался более внушительно, чем прежде, и все приближенные могли заметить необычный блеск в его соколиных очах и необычный румянец на бледном изможденном лице. Изъясняясь кратко и выразительно, он написал от руки и продиктовал ряд писем ко многим баронам, сообщая им о предстоящем нападении англичан и заклиная их подняться на защиту обители святой Марии как на общее святое дело. Он привлекал заманчивыми обещаниями тех, кого считал менее отзывчивыми на голос чести, стараясь, однако, у всех, к кому он обращался, воспламенить любовь к родине и разжечь старинную вражду к англичанам. Были времена, когда в подобных увещаниях не было никакой нужды. Но Елизавета оказывала реформатам в Шотландии такую значительную поддержку, и их партия здесь почти повсеместно настолько окрепла, что многие бароны могли бы в настоящем конфликте совсем не браться за оружие или даже соединиться с англичанами против католиков Шотландии.
Просматривая список ближайших вассалов монастыря, которые должны были по закону встать на его защиту, отец Евстафий от души пожалел, что вынужден подчинить их буйному и развратному Джулиану Эвенелу.
«Если бы удалось отыскать этого пылкого юношу, Хэлберта Глендининга! — печалился отец Евстафий. — Несмотря на его молодость, я решился бы послать войска в бой под его началом и тверже уповал бы на милость божью. Наш управитель уже совсем одряхлел, и я, кроме этого Джулиана, больше не знаю военачальника с именем, кому бы можно было поручить столь важное дело».
Он позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и приказал привести Кристи из Клинт-хилла.
— Ты обязан мне жизнью, — сказал начальнику «джеков» отец Евстафий. — Если ты будешь правдив со мной, я и впредь могу оказать тебе покровительство.
Кристи только что осушил два бокала вина, которые в другое время пуще развязали бы его дерзкий язык. Но сейчас во внушительной осанке отца Евстафия было нечто такое, что умеряло излишнюю развязность. Все же ответы Кристи отличались обычной бесшабашной самоуверенностью. Он изъявил согласие ответить на все вопросы правдиво и без утайки.
— Дружит ли так называемый барон Эвенел с сэром Джоном Фостером, наместником пограничной области в Англии?
— Дружит, как дикая кошка с гончей собакой, — ответил «джек».
— Вступит ли барон Эвенел с ним в бой при встрече?
— Так же охотно, как забияка петух на масленицу.
— А будет ли барон биться с Фостером, защищая монастырь и католическую веру?
— Будет драться за дело и без дела, — ответил Кристи.
— В таком случае мы ему напишем, что если он, при нападении Фостера, объединит свои силы с монастырским войском, мы назначим его нашим военачальником и вознаградим за труды сообразно его желаниям. И еще один вопрос. Ты говорил, что берешься разузнать, куда бежал сегодня английский рыцарь Пирси Шафтон.
— Берусь узнать и доставить его сюда, силой или добром, как больше нравится вашей милости.
— Силу применять нет надобности. Как скоро ты думаешь найти его?
— За тридцать часов, если он еще не перебрался через Лотиан-ферт. Чтобы вам угодить, я отправлюсь сейчас же и выслежу его, как ищейка — контрабандиста, — ответил Кристи.
— Так доставь его сюда, и мы хорошо тебя вознаградим. Я надеюсь, что скоро в наших руках будут для этого достаточные средства.
— Премного благодарен вам и отдаю себя в руки вашей милости. Мы люди военные, иной раз делаем не то, что полагается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142