Он чуть было не ушел, оставив ее мечтать. Практически она уже была без возраста, хрупкая нить связывала ее с этим миром. Она с безмятежной улыбкой смотрела на непрошеного гостя.
— Входите, милый месье. Не бойтесь моих птичек!
Ему не сказали, что, кроме птичек, здесь жил на свободе огромный попугай, уцепившийся за качели, висевшие посреди комнаты.
Птица принялась кричать:
— Коко! Милый Коко! Ты хочешь есть, Коко?
Мегрэ объяснил, что он из полиции и что в доме было совершено преступление.
— Я знаю, милый месье. Консьержка сказала мне, когда я ходила за покупками. Как это ужасно — убивать друг друга, когда жизнь и так коротка. То же самое и на войне. Я пережила две войны.
— Вы не знали месье Пальмари?
— Я не знаю никого, кроме консьержки, которая не такая уж плохая, как это можно подумать. Этой бедной женщине пришлось испытать много горя. Ее муж был бабник, к тому же еще и пил.
— Вы не слышали, никто из жильцов не поднимался на этот этаж?
— Время от времени это бывает, люди ходят на чердак, чтобы свалить там какой-нибудь хлам.
— Вы общаетесь с вашим соседом?
— С месье Жефом? Можно подумать, мы одного возраста, на самом деле он гораздо моложе меня. Ему немного за семьдесят. Это из-за своих ран он кажется старше. Вы его тоже знаете? Он глухонемой. Но я думаю, что быть слепым — еще тяжелее. Скоро я это узнаю, потому что с каждым днем вижу все хуже и хуже, и сейчас даже не могла бы сказать, какое у вас лицо. Вы не хотите присесть?
Наконец в последней комнате сидел старик и читал детские комиксы. Его лицо было покрыто шрамами, один из них понимал угол рта, отчего у старика был такой вид, словно он все время улыбается.
Месье Жеф носил синие очки. Стоявший посреди комнаты большой стол из некрашеного дерева был уставлен всякими деталями, неожиданными предметами, «Конструктором» для юношей, кусками обструганного дерева, старыми иллюстрированными журналами, пластилином. Железная кровать походила на казарменную, как и грубое одеяло, а на выбеленных известкой стенах красовались цветные репродукции. Фото залитых солнцем городов: Ниццы, Неаполя, Стамбула. На полу валялись иллюстрированные журналы.
Руками, которые не дрожали, несмотря на его возраст, старик старался объяснить, что он глухой и немой, что он не может ничего сказать, но способен понять собеседника по его губам.
— Прошу прощения, что беспокою вас. Я из полиции. Не знали ли вы, случайно, жильца по фамилии Пальмари?
Мегрэ показал рукой на пол, чтобы объяснить, что Пальмари жил внизу, показал два пальца, чтобы уточнить, на сколько этажей ниже.
Старый Жеф покачал головой, и тогда Мегрэ стал говорить ему об Алине.
Насколько комиссар мог понять, старик встречал ее на лестнице. Он словно вылепливал в пустоте ее узкое лицо, ее тонкий и волнистый силуэт.
Когда Мегрэ снова очутился на пятом этаже, он понял, что посетил только что целый мир. Он как-то отяжелел, его охватила меланхолия — люди, жившие рядом с Манюэлем, не знали даже, что это именно его унесли сегодня утром, накрытого брезентом.
Люка был в гостиной один.
— Думаю, она спит, — сказал инспектор на вопрос Мегрэ.
Молодой Лапуэнт был здесь, счастливый, что работает с шефом.
— Пиво осталось, Люка?
— Две бутылки.
— Открой одну, а я закажу еще.
Было шесть часов. На дорогах в Париже уже образовались пробки, и какой-то нетерпеливый автомобилист, несмотря на запрет, сигналил под окнами дома.
Глава 4
С одной стороны к ресторану «Золотой бутон» примыкал третьесортный стриптиз, с другой — лавочка, где продавалось выполненное с неудержимой фантазией женское белье, которое иностранцы увозили с собой в качестве сувенира из «Веселого Парижа».
Мегрэ и Лапуэнт, выйдя из машины уголовной полиции, медленно поднимались по улице Шапталь, где к люду, толкущемуся на ней днем, уже начинали примешиваться «силуэты» ночного Парижа.
Было семь часов. На пороге ресторана еще не появился вышибала в голубой форме, обшитой золотистым шнуром. Эта горилла, которую все называли Джо Толсторукий, еще не заняла своего поста.
Мегрэ хорошо знал швейцара — он был похож на бывшего ярмарочного боксера, хотя никогда не надевал боксерских перчаток, а провел половину из сорокалетней жизни в заключении.
Умственное развитие у швейцара было как у десятилетнего ребенка, и в непредвиденных обстоятельствах взгляд его затуманивался, становился почти умоляющим, как у школьника, не выучившего урок, но вынужденного отвечать.
Они нашли его внутри ресторана. Он, скинув ливрею, вытирал тряпкой пыль с коричневых кожаных банкеток, и как только узнал комиссара, лицо его приняло тупое выражение.
Двое официантов готовили ресторан к ужину, ставили на скатерти тарелки с вензелем фирмы, стаканы и серебряные приборы, а посреди каждого столика — по два цветка в высоком хрустальном бокале.
Лампы под розовыми абажурами пока еще не горели, так как солнце золотило тротуар на противоположной стороне улицы.
Бармен Жюстен, в белой рубашке и черном галстуке, в последний раз протирал рюмки. Единственный клиент, краснощекий толстячок, сидя на высоком табурете, пил зеленую мятную настойку.
Мегрэ его где-то видел, лицо ему было знакомо, но не мог сразу вспомнить где. Встречал ли он его на бегах, тут же, в ресторане, или у себя в кабинете на набережной Орфевр?
На Монмартре можно было встретить много людей, имевших дело с полицией.
— Добрый вечер, господин комиссар. Добрый вечер, господин инспектор, — развязно приветствовал их Жюстен. — Если вы ужинать, то рановато. Что вам подать?
— Пиво.
— Голландское, датское, немецкое?
Из заднего помещения бесшумно вышел управляющий: редкие волосы, слегка отекшее лицо, лиловатые мешки под глазами. Не выражая ни удивления, ни взволнованности, он приблизился к полицейским, подал Мегрэ мягкую руку, пожал руку Лапуэнту. Ему оставалось только надеть свой смокинг, чтобы быть в полной форме для приема клиентов.
— Я ожидал, что увижу вас сегодня. Даже удивлялся, что вы не пришли раньше. Что вы обо всем этом скажете?
Он выглядел измученным.
— О чем?
— Кто-то ведь с ним разделался. У вас есть предположение, кто мог это сделать?
Итак, хотя в прессе еще ничего не говорилось о гибели Манюэля, хотя Алина оставалась весь день под наблюдением и никуда не звонила, в «Золотом бутоне» уже все было известно.
Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.
— В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?
Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29