– Какое это имеет значение!
Он снова приходил после обеда, уже во фраке, перед тем как отправиться на работу, так как теперь он играл на балах где-то на бульваре Сен-Мишель, и играл уже не на флейте, а на корнет-а-пистоне, отчего вокруг губ у него оставался розовый след.
Ле Брэ тоже каждое утро присылал дежурного из комиссариата справляться о здоровье Мегрэ. Это очень разочаровало консьержку – она, правда, считала своего жильца государственным чиновником, но никак не думала, что он имеет отношение к полиции.
– Комиссар просил вас хорошенько следить за собой, ни о чем не беспокоиться. Все в порядке.
Мегрэ поглубже закапывался в мягкую постель. Он хотел уйти в себя, замкнуться. Он еще не знал тогда, что это станет его излюбленным приемом, к которому он будет нередко прибегать в минуты отчаяния и затруднений.
Но успокоение не приходило. Мысли его не приобретали ясности, они путались, как в лихорадке. Он медленно проваливался в полузабытье, и действительность изменялась, смешиваясь с воспоминаниями детства. Все здесь помогало этому: тени и свет в комнате, цветы на обоях, запахи, доносившиеся из кухни, бесшумные шаги госпожи Мегрэ… Он восстанавливал все события с самого начала, расставлял всех участников, как шахматные фигурки на доске: старый Бальтазар, Жандро-отец, Лиз и Ришар, Луи, Жермен, юная служанка Мари.
Он передвигал их взад-вперед, потом смешивал все в одну кучу. Затем наступала очередь Ле Брэ, который выходил из квартиры Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар, садился в кабриолет и бросал кучеру: «Набережная Орфевр».
Был ли он на «ты» с высоким начальством, с Ксавье Гишаром? С этой минуты все приобретало особую остроту. Что говорил Ле Брэ Гишару в его просторном кабинете, в котором Мегрэ довелось побывать дважды и который был для него самым священным местом на земле?
«Мой секретарь – тот молодой человек, которого вы мне рекомендовали, – занимается сейчас одним расследованием. Я не мог иначе поступить и вынужден был поручить дело ему. Полагаю, он натворит немало глупостей».
Сказал ли он именно так? Вполне возможно. Ле Брэ был прежде всего светским человеком. Он ежедневно по утрам занимался фехтованием в клубе Гоха, бывал на приемах, присутствовал на всех премьерах и показывался на скачках в светло-сером парадном костюме.
А Ксавье Гишар? Тот был другом отца Мегрэ и происходил из той же среды. Он жил не в долине Монсо, а в тесной квартирке Латинского квартала, уделяя больше времени своим книгам, чем прекрасным дамам.
Нет, он не способен ни на свинство, ни на компромисс!
Между тем он вызывал к себе Бародэ. Какие указания он дал последнему?
Ну, а если даже все было именно так – разве это доказывает, что Мегрэ допустил какую-нибудь ошибку? Пускай он еще не успел закончить следствие! Не знал, кто выстрелил в графа. Не знал также, почему стреляли в него. Но он бы все распутал.
Он сознавал, что проделал за короткий срок большую работу. Не зря так испугался комиссар!
Что же все это означает?
Газеты больше не упоминали о деле.
Тело Боба, должно быть, отправили в морг для вскрытия.
Мегрэ снова видел себя на улице Шапталь, позади всех этих господ, которые не обращали на него никакого внимания. Бародэ, который не знал его в лицо, принимал его, по-видимому, за кого-нибудь из домашних. Прокурор, судья и секретарь суда полагали, что он один из людей Бародэ. Только Луи бросал на него насмешливые взгляды. Вероятно, он был осведомлен о его деятельности через Жермен.
Все это было унизительно, приводило в отчаяние. Моментами, закрыв глаза, расслабленный теплом постели, он рисовал себе план идеально проведенного следствия.
«В следующий раз я поступлю так-то и так-то…»
На четвертый день ему вдруг надоело быть больным, и, еще до прихода флейтиста, он поднялся, умылся холодной водой, тщательно побрился, снял повязку с головы.
– Ты идешь на работу?
Он ощутил потребность вновь вдохнуть воздух комиссариата, сесть за свой черный стол, оглядеть жалких посетителей, жмущихся на скамейке у побеленной стены.
– Что мне сказать Жюстену? Теперь флейтиста звали просто Жюстеном, как друга семьи, как дальнего родственника.
– Если хочет, пусть придет за мной к часу дня, вместе позавтракаем.
Он не надел на ночь наушники, и ему пришлось подкручивать кончики усов горячими щипцами для завивки волос. Большую часть пути он прошел пешком, окунувшись в оживленную суету бульваров, и вся его злость растаяла в утренней весенней свежести.
Зачем ему думать об этих людях? О Жандро, засевших в своей крепости. О старике, чей характер наследуют в его роду только женщины. Об истории с завещанием. Зачем ему интересоваться, к кому перейдут по наследству все кафе «Бальтазар»?
Ибо он понимал, что дело не только в деньгах. Решался вопрос, кто станет обладателем пакета акций, кто возглавит, наконец, фирму. Лиз, Ришар? Тот, кто получит состояние старого Бальтазара, получит могущество и власть.
Подумать только! Молодая девушка, забыв о своих двадцати годах, мечтает о директорском кресле точно так же, как мечтала о нем ее покойная мать.
Ему, Ришару, стать всесильным хозяином или ей, Лиз, всемогущей хозяйкой?
Пусть сами разбираются!
Ей-богу, они так и сделали! Но как быть с мертвецом, по которому никто не плакал, не считая девицы с авеню Де Ваграм?
Он вошел в комиссариат, поздоровался за руку со своими коллегами.
– Бертран отправился к вам узнать, как вы себя чувствуете.
Он не доложил о себе комиссару, молча уселся на свое место, и только в половине одиннадцатого, когда Ле Брэ приоткрыл свою обитую войлоком дверь, он увидел Мегрэ.
– Вы пришли, Мегрэ? Так зайдите же ко мне! Ему очень хотелось держаться непринужденно.
– Присаживайтесь. Я не уверен, что вы разумно поступили, так рано поднявшись с постели. Я хотел предложить вам отпуск для восстановления здоровья. Не думаете ли вы, что несколько дней в деревне пойдут вам на пользу?
– Я чувствую себя совершенно здоровым.
– Тем лучше, тем лучше! Кстати, как вы могли убедиться, вся эта история уладилась. Впрочем, я вас поздравляю, вы были, оказывается, недалеки от истины. Как раз в тот день, когда я приходил вас проведать, Луи позвонил в полицию.
– По собственному желанию?
– Признаюсь, я ничего толком не знаю. К тому же это не имеет ровно никакого значения. Главное, он признался. По-видимому, он догадывался, что ведется следствие, и понимал, что доберутся до правды.
Мегрэ, опустив глаза, упорно рассматривал письменный стол, и на лице его не отражалось никаких чувств. Ощущая неловкость, комиссар продолжал:
– Он, минуя нас, обратился непосредственно в префектуру. Вы читали газеты?
– Да.
– Конечно, правда была несколько приукрашена. Дань необходимости, со временем вы это поймете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35