Стены комнаты, отделанные панелями, но не деревянными, а из желтой меди. Двуспальная кровать. Кресла со слегка продавленными сиденьями.
— Спали вы здесь?
— Иногда, первые три месяца. Уж не ненависть ли сквозила в ее голосе, в выражении лица?
Осмотр продолжался по-прежнему как в музее.
— Его ванная комната…
Здесь все так и оставалось на своих местах: зубная щетка, бритва, щетка для волос и расческа.
— Он ничего с собой не брал?
— Насколько мне известно, нет. Гардеробная, как на половине Натали, потом гимнастический зал.
— Он им пользовался?
— Редко. Он погрузнел: толстым его назвать было нельзя, а вот полноватым…
Она толкнула следующую дверь.
— Библиотека.
Тысячи книг, старых и новых, современных, однако, сравнительно мало.
— Он много читал?
— Я не интересовалась, что он делает вечерами. Эта лестница ведет прямо в контору — мы с вами прошли над вестибюлем. Я вам еще нужна?
— Возможно, мне еще надо будет встретиться с вами. Если это случится, я позвоню.
Ее вновь влекла к себе бутылка коньяка.
— Вы, наверное, спуститесь теперь в нотариальную контору?
— Мне действительно хотелось бы поговорить с господином Лёкюрёром. Простите, что побеспокоил вас.
Г-жа Сабен-Левек удалилась: в общем-то выглядела она жалко, но одновременно вызывала раздражение. Мегрэ начал спускаться по лестнице. Наконец-то он мог раскурить свою трубку — курить ему хотелось еще в квартире.
Он оказался в просторной комнате, где полдюжины машинисток яростно стучали по клавишам и с удивлением подняли на него глаза.
— Я хотел бы видеть господина Лёкюрёра.
Сотни зеленых папок на стеллажах, как обычно в учреждениях и в большинстве нотариальных контор. Невысокая брюнетка провела его через комнату, где стоял только длинный стол и огромный сейф устаревшей конструкции.
— Сюда, пожалуйста.
Другая комната, где человек неопределенного возраста в полном одиночестве склонился над чем-то. Он безразлично взглянул на Мегрэ, который проследовал в соседнюю комнату, где трудились пятеро служащих.
— У господина Лёкюрёра никого?
— Кажется.
— Вас не затруднит узнать у него по телефону, может ли он принять комиссара Мегрэ?
Им пришлось немного подождать, стоя перед обитой дверью, прежде чем она распахнулась.
— Входите, пожалуйста. Вы мне не помешаете.
Лёкюрёр был моложе, чем представлял его себе комиссар, узнав, что он работал еще при покойном старом нотариусе. Ему, наверное, не было еще и пятидесяти. Это был брюнет с маленькими усиками в темно-сером, почти черном костюме.
— Прошу садиться.
Снова резные деревянные панели на стенах. У основателя конторы была неудержимая склонность украшать стены резными панелями темного дерева.
— Думаю, вас побеспокоила госпожа Сабен-Левек?
Мебель здесь была из красного дерева в стиле ампир.
— Думаю, что именно вы заменяете своего патрона во время его отлучек?
— Я занимаюсь этим как старший клерк. Однако есть документы, подписывать которые я не имею права, что приводит к определенным затруднениям.
Г-н Лёкюрёр был человеком спокойным: благовоспитанность, отличавшая его, бывает присуща людям, которым приходится общаться с представителями высшего света. Угодливостью это не назовешь, но в его манере держаться сквозила известная почтительность.
— Он ставил вас в известность в случае подобных исчезновений?
— Нет. Это не сообщалось заранее. Я, конечно, не в курсе его личной жизни. Мне приходилось обходиться собственными предположениями. Он часто выходил вечерами, почти каждый вечер, по правде говоря.
— Минутку. Он активно участвовал в делах конторы?
— Большую часть дня он проводил у себя в кабинете и лично принимал большинство клиентов. Он не производил впечатления занятого человека, и тем не менее дел у него было больше, чем у меня. Особенно в том, что касается управления состояниями, продажей или покупкой замков и владений. Чутье у него было невероятное, и я не мог бы заменить его.
— Его кабинет рядом с вашим?
Лёкюрёр встал открыть дверь.
— Вот он. Обстановка, как видите, того же стиля, но здесь на три кресла больше.
Полный порядок. Ни пылинки. Окна кабинета выходили на бульвар Сен-Жермен, и сюда доносился монотонный шум уличного движения.
Мужчины вернулись на свои места.
— Кажется, обычно эти отлучки не длились больше двух-трех дней…
— В последнее время он исчезал, случалось, и на неделю.
— Ваш патрон держал с вами связь?
— Он почти всегда звонил мне узнать, не случилось ли чего-нибудь требующего его присутствия.
— Вы знаете, откуда он звонил?
— Нет.
— И вам неизвестно, было ли у него в городе какое-нибудь пристанище?
— Я думал о такой возможности. Он не носил с собой много денег и почти все оплачивал чеками. Прежде чем попасть в бухгалтерию, корешки чеков проходили через мои руки. — Г-н Лёкюрёр нахмурился и замолчал. — Не знаю, вправе ли я касаться подобного рода вопросов. Я приучен к святости профессиональной тайны.
— Но не в том случае, если произошло, например, убийство.
— Вы серьезно об этом думаете?
— Кажется, об этом думает его жена.
Г-н Лёкюрёр пожал плечами, давая понять, что мысли г-жи Сабен-Левек не имеют особого значения.
— Признаюсь, я тоже думал об этом. Впервые его отсутствие длится так долго и он не звонит мне. Неделю назад у него должна была состояться здесь встреча с одним из самых наших влиятельных клиентов, одним из самых крупных, если не самым крупным землевладельцем Франции.
Он знал о ней. Несмотря на свою рассеянную манеру держаться и легкомысленный вид, он никогда ничего не забывал и в делах профессиональных был скорее въедлив.
— Что вы предприняли?
— Я перенес встречу на более поздний срок, сославшись на то, что патрон находится в отъезде.
— Почему, несмотря на свои подозрения, вы не обратились в полицию?
— Это должна была сделать его жена, а не я.
— Она, судя по всему, никогда не появляется в конторе?
— Совершенно верно. Было время, она приходила сюда раз-другой, но не задерживалась.
— Ее встречали не слишком радушно?
— Здесь не были готовы к этому. Даже ее собственный муж.
— Почему?
Он снова умолк, придя в еще большее замешательство, чем прошлый раз.
— Простите, господин комиссар, но вы ставите меня в затруднительное положение. Меня не касаются взаимоотношения моего патрона с его женой.
— Даже если было совершено убийство?
— Это, естественно, все изменило бы. Мы здесь обожаем господина Жерара. Я зову его так, поскольку знал его еще тогда, когда он только закончил университет. Его ценит весь персонал. Никто не позволяет себе обсуждать его личную жизнь.
— Насколько я понимаю, это не распространяется на его жену.
— Она вроде как чужеродный элемент в семье. Я не утверждаю, что она психопатка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29