Халат на нем — не намного чище, чем на его секретарше, — достигал только колен и открывал брюки, которые нуждались в утюжке.
Посреди комнаты стояло зубоврачебное кресло, и над ним, как обычно, находилась большая круглая лампа в форме диска. Между креслом и окном — узкий столик с аккуратно разложенными инструментами.
Немного поколебавшись, Мегрэ уселся в кресло.
Повязав салфетку вокруг шеи пациента, доктор нажал ногой на педаль и немного приподнял кресло.
— Откиньте голову… Так, хорошо… Откройте рот…
Здесь тишина была не такой полной, как в других комнатах этого дома. Окна кабинета выходили на улицу. Оттуда доносились разные шумы: и неясный гул голосов, и более резкие звуки.
Мелан с невозмутимым видом подержал секунду маленькое зеркальце над пламенем…
— Откройте шире рот, пожалуйста…
Когда Мелан нагнулся, Мегрэ увидел его лицо совсем близко, как бы через увеличительное стекло. У доктора, как у большинства рыжих, была розоватая кожа, пористая, немного веснушчатая.
Мелан не разговаривал. С тех пор как комиссар вошел в кабинет, он произнес минимум слов. И когда он распрямил свое большое тело, то сделал это как-то застенчиво и неловко.
С помощью остроконечного инструмента доктор прикоснулся к поверхности коренных зубов.
— Вы чувствуете что-нибудь?
— Нет… — попытался ответить Мегрэ с открытым ртом.
— А теперь?
— Нет.
— А здесь?
Мегрэ, конечно, ничего не чувствовал. У него никогда не болели зубы. Врач взял другой инструмент в форме маленького молоточка.
— Я вам делаю больно?
— Это неприятно…
— Но не острая боль?..
Почему-то вдруг комиссар решил, что ни в коем случае не разрешит доктору сделать себе укол. Его охватил страх. Какой-то смутный, неопределенный страх.
Он полулежал с запрокинутой головой, с открытым ртом в кресле, где чувствовал себя почти пленником.
Почему он проник в этот дом? Потому что искал человека, напавшего на него с изощренной жестокостью. Человека, который из чувства ненависти к нему или из желания избавиться от него сделал попытку его опорочить. Человек тот составил сложный план и выполнил его досконально, использовав в качестве инструмента молодую девушку из хорошей семьи. Почему, собственно, говорят «хорошая семья»? Потому что другие семьи плохие?
Если он находился здесь, следовательно, у него были, пусть и не очень основательные причины подозревать стоматолога с рыжими волосами.
Комиссар ничего не мог прочесть в голубых глазах, увеличенных стеклами очков. Черты лица Мелана были спокойны.
«Каждый человек способен стать убийцей, если у него на это есть достаточная побудительная причина».
Мегрэ как-то произнес эту фразу в ответ на вопрос Пардона или какого-то журналиста.
Кто-то хотел опозорить, опорочить его имя, чтобы он вынужден был уйти со своего поста. Предположим, это Мелан… Но если у Мелана были достаточные причины, чтобы придумать всю эту сложную махинацию, которую разыграла Николь, что помешает ему попытаться избавиться от комиссара и другим способом?
— Прополощите рот.
Под взглядом врача, невозмутимо и спокойно стоящего рядом, Мегрэ повиновался.
— У вас исключительно здоровые зубы. Они не могли причинить вам страдания. Если прошлой ночью у вас был приступ боли в правой части челюсти, то это может быть началом гайморита.
— И ничего нельзя сделать?
— Это уж должен решить ваш постоянный врач.
Мелан, повернувшись к нему спиной, стал приводить в порядок инструменты, в то время как Мегрэ не без труда выбрался из кресла, которое доктор забыл опустить. Сделав два шага по направлению к окну, Мегрэ увидел сквозь тюль гардины полуодетую Алин.
Она курила и смотрела на улицу.
Комиссар был знаком с расположением комнат в квартире напротив. Окно, у которого стояла подруга Манюэля, находилось в комнатке, где калека проводил светлые часы дня.
Это открытие немного взволновало Мегрэ.
— Сколько я вам должен? — пробормотал он.
— Вы рассчитаетесь с моей помощницей.
Все так же внешне спокойно, с неподвижным лицом, с ничего не выражающими глазами, доктор открыл дверь в маленький кабинет, где Мегрэ заполнял карточку.
Помощница указала комиссару на стул, где он сидел ранее:
— Минуточку подождите…
Она, вероятно, пошла проводить к доктору пациентку с печальным лицом.
На письменном столе стояла длинная и узкая деревянная коробка, в которой находились карточки больных. Искушение было слишком велико. А может быть, это ловушка? Мегрэ не пошевелился.
— Вы пользуетесь социальным страхованием? Покажите, пожалуйста, вашу карточку.
Он порылся в портфеле, всегда забитом ненужными бумагами, и протянул карточку некрасивой женщине.
Та переписала номер.
— Вы должны заплатить за визит двадцать франков.
Ваша касса вернет вам восемьдесят процентов.
Она возвратила ему карточку. Так же, как и ее патрон, секретарша не старалась быть любезной. Проводив его до двери, она нажала маленькую кнопку.
Внизу его уже поджидала испанка. Она проводила комиссара до выхода.
…Мегрэ поднял голову. Алин исчезла. Комиссар направился в дом, где жил Манюэль.
На третьем этаже позвонил. Открыла старуха, ведущая у Пальмари хозяйство, старуху он заметил еще в предыдущие визиты.
— Вы к господину Пальмари?
— И к мадемуазель Алин.
— Мадам, кажется, в ванной. Но входите, пожалуйста.
Мегрэ вошел в гостиную. Дверь в комнату Манюэля была открыта. Тот сидел в своем кресле и слушал радио. С досадой и сожалением он выключил его.
— Опять!
— Мне нужно поговорить с Алин.
— Она пошла принять ванну. Что вам от нее нужно?
— По правде говоря, я еще и сам не знаю.
— Послушайте, господин комиссар, я всегда был вам другом… При случае оказывал небольшие услуги, за которые, если бы о них узнали, мне всадили бы еще несколько пуль, кроме тех, что я получил три года назад. А сейчас вы вешаете на меня всех собак. Вы бы стали терпеть, господин комиссар, чтобы за вами вечно следили? Чтобы вам задавали дурацкие вопросы, не объясняя даже, в чем дело?
— Сейчас вопрос касается меня лично…
— Тем более не надо изводить других. Алин видела только что, как вы входили к дантисту… Это потому, что она лечит у него зубы?
— Нет.
— Тогда почему же? Я ничего не понимаю. Не станете же вы меня уверять, что это и ваш зубной врач?!
— Я подожду Алин. Чтобы не повторяться.
Он направился к окну. Засунув руки в карманы, стал наблюдать за окном, затянутым тюлем, за которым доктор Мелан лечил свою пациентку.
Дальнюю часть комнаты нельзя было разглядеть.
Видны были только отдельные светлые пятна. Лучше всего просматривался халат доктора, когда он приближался к столику у окна за каким-нибудь инструментом.
— Сколько раз за эту неделю я приходил к вам, Манюэль?
— Три раза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24