Мегрэ коротко пересказал приключения прошлой ночи. Алин не улыбалась. Она слушала внимательно, застыв на краю дивана.
— У вас есть ее фото?
— Нет.
— И вы еще не ходили на бульвар Курсель, чтобы поговорить с ней по душам?
— Я не имею права.
— По моему мнению, старина, эта девушка в кого-то втюрилась по уши!
Мегрэ живо обернулся к Алин, пораженный ее восклицанием:
— Почему втюрилась?
— Поставьте себя на ее место… Перед вами девушка из хорошей семьи, богатая, живет с дядей, важным господином, и так далее, и так далее… Она вас никогда не видела… Она знает о вас только из газет… И все же разыгрывает с вами комедию, которая могла плохо кончиться… Она возвращается домой в восемь часов утра, зная, что разъяренный дядя поджидает ее у дверей и конечно же не обойдется без вопросов… Сколько, вы сказали, ей лет, этой девушке?
— Восемнадцать.
— Как раз подходящий возраст… Если хотите знать мое мнение, то эта девчонка без ума от какого-то парня, который делает с ней все, что хочет… Он продиктовал, как она должна себя вести, и разработал сценарий до мельчайших деталей… Как только вы найдете его… — Затем она быстро спросила у Манюэля: — Что ты скажешь на это, папа?
— Я согласен с тобой… Эта история мне не нравится…
Не переглянулись ли они с улыбкой, как только комиссар вышел за дверь? Мегрэ, пожалуй, мог бы поклясться, что нет. Он оставил их скорее озабоченными.
Разыскивая бистро, где его ожидали помощники, комиссар чувствовал себя не самым лучшим образом.
Ничего нового узнать ему не удалось. Вскоре он нашел их в кафе рядом с особняком зубного врача.
— Маленькую рюмку коньяку!
— Прошу прощения, патрон, — пробормотал Лурти, облокотившись на стойку, — я не мог предвидеть, что эта женщина…
— Ладно…
— Мне остаться?
— Дождитесь смены… Пойдем, Жанвье…
В машине Мегрэ сказал:
— Поезжай по бульвару Курсель…
Он смотрел на номера. 42-й был как раз напротив главных ворот парка Монсо с решеткой, украшенной позолоченными пиками. Дом был огромный. По бокам широкого и высокого подъезда стояли два швейцара. И можно было легко представить себе экипажи, которые когда-то въезжали во двор, где конюшни были переделаны в гаражи…
В глубине души Мегрэ называл такие дома крепостями. Здесь царствовала не консьержка, а швейцар в ливрее. И конечно же здесь не пахло рагу. Лестница должна быть мраморная. Комнаты огромные, с высокими потолками. Полы покрыты коврами, которые заглушают шум шагов.
Эти большие дома в лучших кварталах произвели на Мегрэ, когда он только приехал в Париж, огромное впечатление. Лакеи тогда еще носили полосатые жилеты, горничные — кружевные капоры, няньки, катающие в парке детские коляски, — английские униформы.
С тех пор ему не раз приходилось по делам следствия бывать в этих домах, и он постоянно испытывал чувство стеснения, может быть, даже какого-то раздражения, которое, однако, происходило совсем не от зависти.
Он знал по опыту, что большинство людей, живущих в этих домах, были в какой-то степени неприкосновенны. Если они сами не были влиятельными особами, у них были высокопоставленные друзья, которым они грозили пожаловаться. Как это сделал Приер, позвонив непосредственно министру внутренних дел.
Жанвье замедлил ход. Машина почти остановилась.
Комиссар пробормотал сквозь зубы:
— Распутница!.. — Затем, сознавая свое бессилие, как бы покорившись неизбежному, с горечью произнес: — Поехали!.. На набережную Орфевр…
На набережную Орфевр, где он имел право допрашивать кого угодно и когда угодно. Кого угодно, кроме таких людей, как мадемуазель Приер. Жанвье молчал. Он понимал, что сейчас не время разговаривать.
— Молодая девушка такого круга, по всей вероятности, ездила за границу, — внезапно сообразил Мегрэ. — В таком случае у нее должен быть заграничный паспорт.
Значит, в полицейской префектуре на нее заведена карточка с фотографией.
Он хорошо знал канцелярию, где эти карточки хранились в металлических ящиках, выкрашенных в зеленый цвет. Много раз ему приходилось обращаться к чиновнику, который ведал этими карточками, некоему Лорио. Тот без колебаний открывал ему свои шкафы.
Но не по делу Николь Приер! Ему придется пойти другим путем. Алин была права: необходимо как можно скорее получить фотографию этой девушки.
— У Барнакля все еще есть его лейка?
— Он скорее расстанется с женой, чем с фотоаппаратом…
— У него есть жена?
Удивительное дело! В течение тридцати лет, что Мегрэ знал инспектора Барнакля, он ничего не слышал о его личной жизни. Считал Барнакля холостяком. Всегда в черном, с лоснящимися локтями, с бахромой на манжетах костюме, который он носил годами и на котором всегда не хватало пуговиц, этот инспектор производил впечатление человека, согнувшего спину под тяжестью неудачно сложившейся жизни. Барнакль скорее походил на вдовца, который совсем недавно потерял жену и еще не имел времени справиться со своим горем.
Он уже работал на Набережной, когда Мегрэ в первый раз переступил порог уголовной полиции. Мегрэ всегда обращался к нему «господин Барнакль», так что все инспекторы тоже называли его так, правда, с оттенком иронии.
Войдя в свой кабинет, Мегрэ позвал привратника:
— Попросите ко мне господина Барнакля, если он здесь.
Рабочий день подходил к концу. Было почти шесть часов. Солнце все еще стояло высоко, и по-прежнему не чувствовалось прохлады.
— Вы звали меня, господин комиссар?
— Присядьте, господин Барнакль…
Инспектор был старше всего на два с половиной года. Неужели через два с половиной года у Мегрэ будет такое же покорное выражение лица, такие же глаза без радости, без любопытства, такая же дряблая старческая кожа и такие же усталые плечи?
А может быть, Барнакль всегда был таким? Он женат. Значит, был когда-то влюблен, дарил фиалки. Этому трудно сейчас поверить.
Барнакль, безусловно, был не семи пядей во лбу, но, если он нападал на след преступника, не оставлял его, пока не доводил дело до конца.
— Мне хотелось бы дать вам одно поручение, господин Барнакль, но я в нерешительности. Если о нем узнают, вы рискуете получить отставку раньше времени.
— Это значит, что я на три месяца раньше перестану сбиваться с ног…
В его голосе не прозвучало упрека. Барнакль не был озлоблен, никогда ни на кого не сердился.
— Я выполню ваше поручение, господин комиссар.
— Мне нужна фотография одной молодой девушки… Где, когда и как вы ее сфотографируете — это ваше дело…
— У меня есть опыт по этой части.
Действительно, к таланту Барнакля-фотографа прибегали очень часто.
— Она живет на бульваре Курсель и посещает лекции в Сорбонне. На бульваре Сен-Жермен живет ее подруга, дочь доктора Буэ. Его телефон вы найдете в телефонной книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24