Свой ход этой ночью он сделал. Теперь был черед за противоположной стороной. А ему оставалось только работать.
Ответный ход не заставил себя ждать. Ровно в десять часов раздался телефонный звонок. Прежде чем поднять трубку, Шереметьев включил маленький диктофон.
– Слушаю вас, – противным официальным голосом сказал он.
– Шереметьев? – голос в трубке походил на механические голоса, которыми телефонные станции сообщают абонентам о скором отключении из-за неуплаты. Голос звонившего шел через какой-то преобразователь.
– Слушаю вас, – повторил Матвей.
– Это говорит ваш доброжелатель. Я хотел бы предложить вам выгодный обмен. Мне нужна одна вещь. Взамен ее я подарю вам одного человека.
– Не понимаю. Вы меня интригуете.
– Интригую?.. Хорошо, что вы можете шутить. Тем легче мы решим этот вопрос. Мне нужны фотографии и негативы фресок из церкви вашего отца.
– Вот как? А почему вы обратились именно ко мне, а не к тому, кто эти фотографии хранит?
– Я думаю, вы их достанете. Без всякого труда. А если Олег Викторович заупрямится, вы сможете его убедить.
– С чего вы решили, что я буду его убеждать…
– Подождите, не торопитесь. Ведь есть вторая сторона моего предложения. В обмен на фотографии я верну вам некую девушку по имени Варвара. В целости и сохранности. Мы ведь обойдемся без отрезанных ушей и прочей мерзости, не так ли?
– Вы что, все это всерьез?
– Всерьез. Сейчас я положу трубку, а вы хорошенько подумайте над моими словами. После обеда я позвоню еще раз – так что потрудитесь находиться на работе. Тогда мы и договоримся о времени и деталях обмена. И никаких третьих сил. Подумайте, чем это будет чревато для Варвары!
В трубке послышались длинные гудки. Матвей выключил диктофон и некоторое время сидел неподвижно, глядя на ворох бумаг. Затем достал визитки Владимира Николаевича и Сергея Сергеевича. Стал рассматривать их. Со стороны могло показаться, что он гипнотизирует надписи на маленьких бело-сине-красных карточках.
* * *
Фотограф задумчиво перебирал негативы. Ему очень не хотелось складывать их в бумажный пакет с желтым крестом на нем. Отец Макарий, отпивая из стакана чай, сказал:
– Да Господь с ними, Олег Викторович, не жалейте. Подложить «куклу» не удастся, наверняка проверят. Нужны подлинники.
– Мы сделаем все, чтобы они не пропали, – как можно убедительнее сказал Матвей. – Отдадим, только если поймем, что иначе нельзя.
Олег Викторович смотрел на них с сомнением:
– Для чего весь этот театральный антураж? Ленинград, церковь Симеона и Анны, желтый пакет. Могли бы предложить обмен в Москве, в какой-нибудь подворотне, в конце концов.
– Может быть, они полагают, что так безопаснее.
– Но ведь так получается лишнее время. Как минимум целый день – на то, чтобы добраться до Питера. Если Матвей обратится к своим знакомым в службы, у них будет лишняя ночь на подготовку.
– Это только если они очень захотят, – сказал Макарий. – Службы совсем не так оперативны… как хотелось бы. А знаете, что мне припомнилось про храм Симеона и Анны? В начале девяностых его сожгли, и он несколько лет стоял черный, никому не нужный. Восстановили совсем недавно. Говорят, что сжег его один из выпускников Мухинского художественного училища. И хотя никаких доказательств не нашли, болтают об этом до сих пор.
– Зачем он это сделал? – спросил Матвей. – Захотелось славы Герострата?
– Нет. Причина была проще… и утонченнее. Он выбрал этот храм для дипломного пейзажа. Написал его с самого выгодного ракурса. Не гениально – гениальным художником он не был, – но технически безупречно и точно. Этакий фотореализм. Через несколько дней, когда пейзаж уже висел на выставке дипломных работ, пустовавший храм загорелся. Горел долго, пожарные приехали поздно; сообразив, что потушить уже не смогут, защищали соседние здания. От храма остались только стены да потолок.
– Зато сохранился пейзаж.
– То-то и оно. За пару часов заурядный пейзаж стал выдающимся произведением искусства. Художника вызывали в прокуратуру, но ничего доказать не смогли. Не нашли ни заказчиков, ни исполнителей. Свалили все на бомжей. А пейзаж стал стоить хорошие деньги. Потом по нему проводили восстановительные работы.
– Еще одна сгоревшая церковь, – вздохнул Олег Викторович.
– То-то и оно, – сказал отец Макарий. – Может быть, для них важна символика места. Интересно было бы знать, что за иконы украшали церковь Симеона и Анны. Может, и там было что-то, похожее на несозданный мир? И тогда мы зря грешим на выпускника «Мухи»: не одни ли и те же руки жгли храмы в Питере и в Алексеевской?
– Я другого не пойму, – продолжил отец Макарий через минуту. – Ведь фотографии отсканированы, они записаны в ваш компьютер. В любой момент вы можете выложить их в Интернете.
– Могу. Но я-то как раз понимаю этих ребят. Отцифрованное фото имеет меньшую цену, чем обычное. Особенно когда оно играет роль улики.
– Почему?
– Цифровое изображение легко подделать. Отретушировать, подрисовать так, что действительность будет полностью переврана. Журналисты давно уже используют цифровые технологии, чтобы сделать свои фото более эффектными. Особенно если это фото с мест катастроф или военных действий. Сделать дым погуще, кровь и огонь поярче – дело не сложное. В Интернете куча подобных фальшивок. Глянцевые журналы такие не берут. Мои сканы можно оспорить, объявить новоделом. Негативы назвать подделкой сложнее… Нет, мне кажется мы совершаем ошибку. Вы, отец Макарий, утверждаете, что на фреске зашифрована какая-то карта. Тем более не хочется отдавать оригиналы…
– Возможно, на кону человеческая жизнь, – сказал отец Макарий. – Я уверен, что подобных странных икон и фресок немало. Мы еще найдем. И с картой я разберусь.
– Бесит беспомощность, – пробурчал фотограф. – Я привык давать сдачи.
– Дадим. Дайте срок.
Матвей видел, что Олег Викторович уже смирился с потерей фотографий и негативов. Ему было совестно перед фотографом, но все рассказать ему он не мог. Сейчас многое зависело от того, насколько удастся уберечь от чужих ушей информацию о его намерениях. Внешне все должно было выглядеть так, как будто он следует инструкциям похитителей. Хотя Владимира Николаевича Матвей поставил в известность. У него имелись резоны это сделать. Тот отреагировал мгновенно, тут же вызвавшись сопровождать Шереметьева в Петербург.
– Но ведь я должен быть один.
– А вы и придете на встречу один. К слову, не обольщайтесь, что получите вашу Варю у Симеона и Анны. Скорее всего, они скажут вам проследовать еще куда-то. И вот здесь будьте внимательны, прижимайте пакет к груди. А я буду где-то поблизости. У меня хорошие ребята; если что, мы поможем.
– Хотите устроить перестрелку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Ответный ход не заставил себя ждать. Ровно в десять часов раздался телефонный звонок. Прежде чем поднять трубку, Шереметьев включил маленький диктофон.
– Слушаю вас, – противным официальным голосом сказал он.
– Шереметьев? – голос в трубке походил на механические голоса, которыми телефонные станции сообщают абонентам о скором отключении из-за неуплаты. Голос звонившего шел через какой-то преобразователь.
– Слушаю вас, – повторил Матвей.
– Это говорит ваш доброжелатель. Я хотел бы предложить вам выгодный обмен. Мне нужна одна вещь. Взамен ее я подарю вам одного человека.
– Не понимаю. Вы меня интригуете.
– Интригую?.. Хорошо, что вы можете шутить. Тем легче мы решим этот вопрос. Мне нужны фотографии и негативы фресок из церкви вашего отца.
– Вот как? А почему вы обратились именно ко мне, а не к тому, кто эти фотографии хранит?
– Я думаю, вы их достанете. Без всякого труда. А если Олег Викторович заупрямится, вы сможете его убедить.
– С чего вы решили, что я буду его убеждать…
– Подождите, не торопитесь. Ведь есть вторая сторона моего предложения. В обмен на фотографии я верну вам некую девушку по имени Варвара. В целости и сохранности. Мы ведь обойдемся без отрезанных ушей и прочей мерзости, не так ли?
– Вы что, все это всерьез?
– Всерьез. Сейчас я положу трубку, а вы хорошенько подумайте над моими словами. После обеда я позвоню еще раз – так что потрудитесь находиться на работе. Тогда мы и договоримся о времени и деталях обмена. И никаких третьих сил. Подумайте, чем это будет чревато для Варвары!
В трубке послышались длинные гудки. Матвей выключил диктофон и некоторое время сидел неподвижно, глядя на ворох бумаг. Затем достал визитки Владимира Николаевича и Сергея Сергеевича. Стал рассматривать их. Со стороны могло показаться, что он гипнотизирует надписи на маленьких бело-сине-красных карточках.
* * *
Фотограф задумчиво перебирал негативы. Ему очень не хотелось складывать их в бумажный пакет с желтым крестом на нем. Отец Макарий, отпивая из стакана чай, сказал:
– Да Господь с ними, Олег Викторович, не жалейте. Подложить «куклу» не удастся, наверняка проверят. Нужны подлинники.
– Мы сделаем все, чтобы они не пропали, – как можно убедительнее сказал Матвей. – Отдадим, только если поймем, что иначе нельзя.
Олег Викторович смотрел на них с сомнением:
– Для чего весь этот театральный антураж? Ленинград, церковь Симеона и Анны, желтый пакет. Могли бы предложить обмен в Москве, в какой-нибудь подворотне, в конце концов.
– Может быть, они полагают, что так безопаснее.
– Но ведь так получается лишнее время. Как минимум целый день – на то, чтобы добраться до Питера. Если Матвей обратится к своим знакомым в службы, у них будет лишняя ночь на подготовку.
– Это только если они очень захотят, – сказал Макарий. – Службы совсем не так оперативны… как хотелось бы. А знаете, что мне припомнилось про храм Симеона и Анны? В начале девяностых его сожгли, и он несколько лет стоял черный, никому не нужный. Восстановили совсем недавно. Говорят, что сжег его один из выпускников Мухинского художественного училища. И хотя никаких доказательств не нашли, болтают об этом до сих пор.
– Зачем он это сделал? – спросил Матвей. – Захотелось славы Герострата?
– Нет. Причина была проще… и утонченнее. Он выбрал этот храм для дипломного пейзажа. Написал его с самого выгодного ракурса. Не гениально – гениальным художником он не был, – но технически безупречно и точно. Этакий фотореализм. Через несколько дней, когда пейзаж уже висел на выставке дипломных работ, пустовавший храм загорелся. Горел долго, пожарные приехали поздно; сообразив, что потушить уже не смогут, защищали соседние здания. От храма остались только стены да потолок.
– Зато сохранился пейзаж.
– То-то и оно. За пару часов заурядный пейзаж стал выдающимся произведением искусства. Художника вызывали в прокуратуру, но ничего доказать не смогли. Не нашли ни заказчиков, ни исполнителей. Свалили все на бомжей. А пейзаж стал стоить хорошие деньги. Потом по нему проводили восстановительные работы.
– Еще одна сгоревшая церковь, – вздохнул Олег Викторович.
– То-то и оно, – сказал отец Макарий. – Может быть, для них важна символика места. Интересно было бы знать, что за иконы украшали церковь Симеона и Анны. Может, и там было что-то, похожее на несозданный мир? И тогда мы зря грешим на выпускника «Мухи»: не одни ли и те же руки жгли храмы в Питере и в Алексеевской?
– Я другого не пойму, – продолжил отец Макарий через минуту. – Ведь фотографии отсканированы, они записаны в ваш компьютер. В любой момент вы можете выложить их в Интернете.
– Могу. Но я-то как раз понимаю этих ребят. Отцифрованное фото имеет меньшую цену, чем обычное. Особенно когда оно играет роль улики.
– Почему?
– Цифровое изображение легко подделать. Отретушировать, подрисовать так, что действительность будет полностью переврана. Журналисты давно уже используют цифровые технологии, чтобы сделать свои фото более эффектными. Особенно если это фото с мест катастроф или военных действий. Сделать дым погуще, кровь и огонь поярче – дело не сложное. В Интернете куча подобных фальшивок. Глянцевые журналы такие не берут. Мои сканы можно оспорить, объявить новоделом. Негативы назвать подделкой сложнее… Нет, мне кажется мы совершаем ошибку. Вы, отец Макарий, утверждаете, что на фреске зашифрована какая-то карта. Тем более не хочется отдавать оригиналы…
– Возможно, на кону человеческая жизнь, – сказал отец Макарий. – Я уверен, что подобных странных икон и фресок немало. Мы еще найдем. И с картой я разберусь.
– Бесит беспомощность, – пробурчал фотограф. – Я привык давать сдачи.
– Дадим. Дайте срок.
Матвей видел, что Олег Викторович уже смирился с потерей фотографий и негативов. Ему было совестно перед фотографом, но все рассказать ему он не мог. Сейчас многое зависело от того, насколько удастся уберечь от чужих ушей информацию о его намерениях. Внешне все должно было выглядеть так, как будто он следует инструкциям похитителей. Хотя Владимира Николаевича Матвей поставил в известность. У него имелись резоны это сделать. Тот отреагировал мгновенно, тут же вызвавшись сопровождать Шереметьева в Петербург.
– Но ведь я должен быть один.
– А вы и придете на встречу один. К слову, не обольщайтесь, что получите вашу Варю у Симеона и Анны. Скорее всего, они скажут вам проследовать еще куда-то. И вот здесь будьте внимательны, прижимайте пакет к груди. А я буду где-то поблизости. У меня хорошие ребята; если что, мы поможем.
– Хотите устроить перестрелку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51