А тот продолжал:
– Вот мы и хотели спросить…
– Так и спрашивайте, – ответила она прямо.
– Но ведь он уехал.
– Да, в отпуск.
– Куда поехал?
Успенская внимательнее посмотрела на Хаблака.
– Я обязана отвечать?
– Как видите, мы не пишем протоколов, собственно никакого дела нет. Просто хотели бы поговорить с Борисом Свиридовичем.
– Он вернется из отпуска…
– Почти через месяц…
– К сожалению, ничем не могу помочь.
– Он не жаловался, что потерял деньги?
– Миллион рублей? Откуда?
– Да, сумма значительная…
Воловик, до сих пор не вмешивавшийся в разговор, не выдержал:
– Почему вы не хотите помочь нам, Лариса Яковлевна?
– А вы попытайтесь себе представить, – ответила она с плохо скрытыми издевательскими нотками, – что я действительно не знаю, где Булавацкий.
– Э-э, – махнул рукой участковый, – вы ведь провожали его.
– А вы неплохо информированы.
– На этом держимся.
– Есть еще вопросы? Потому что на этот…
– Не будем вам больше надоедать, – Хаблак сделал попытку встать, но секунду помедлил. – Конечно, жаль, но если вы сами не хотите помочь Борису Свиридовичу…
В темных глазах женщины мелькнул какой-то огонек.
– Вы считаете? – вырвалось у нее.
– Ничего я не считаю! – теперь уже Хаблак встал решительно. – Так, догадки…
– Какие?
– Считайте, что разговор между нами не состоялся. Пойдемте, старший лейтенант.
Воловик встал менее уверенно. Хотел что-то сказать, но Успенская нерешительно начала:
– Борис так болен, и я бы не хотела беспокоить его во время отпуска… Ну, знаете, от милиции всегда неприятности.
Хаблак не опроверг это утверждение: в конце концов, у каждого свои убеждения. Спросил наугад:
– И вы замечали, что Борис Свиридович какой-то нервный? Не так ли?
– Откуда вы знаете?
– Он не рассказывал про обед в «Энее»? – теперь Хаблак почувствовал под собой твердую почву и спрашивал увереннее.
– Нет.
– Вот видите!
– Что?
– Может, его пытались запугать? Или шантажировать…
– Борис ни в чем не виноват! – убежденно ответила Успенская, и Хаблак подумал, какими наивными иногда бывают влюбленные женщины. Но ведь Булавацкого действительно могли шантажировать.
– Мне тоже кажется, что деньги, оставшиеся в кафе, не принадлежат Борису Свиридовичу, – сказал он, хотя не был окончательно убежден в этом, – просто их мог потерять кто-то из его знакомых. Но если это шантажисты?
Успенская на мгновение задумалась.
– Садитесь, – предложила она, наконец… – Я уверена, что Борис не может сделать плохого и прошу вас отнестись к нему…
– Разумеется, – поспешил заверить Хаблак, – мы просто расспрашиваем…
– Но это расстроит его… – заколебалась Успенская. Хаблак развеял ее сомнения:
– Все равно мы найдем Булавацкого, но, если кто-то преследует его…
– Да, да… – Успенская поняла капитана. – Вы хотите сказать, может что-то случиться… – Хорошо, – решилась она, – Борис в Херсоне. Там живет его сестра. Черешневая улица, дом тридцать семь.
– Вот и все, что требовалось от вас, – удовлетворенно констатировал Воловик.
Успенская испуганно посмотрела на него.
– Но ведь… – раздраженно сказала она, и Хаблак понял, что сейчас она впервые нехорошо подумала о Булавацком. – Неужели? Неужели я сама помогла?…
Хаблак подумал несколько секунд и как можно доверительнее сказал:
– Я не могу ничего требовать от вас, Лариса Яковлевна, но просил бы не сообщать Булавацкому о нашем разговоре. Конечно, вы можете позвонить ему или дать телеграмму, – он, должно быть, правильно разгадал мысли Успенской, потому что она дернулась на стуле и слишком подчеркнуто замахала рукой, – но вы только встревожите его, разумеется, если за этими деньгами что-то кроется. Даже если и ничего не кроется, – прибавил он после паузы.
Успенская не могла не согласиться с ним.
– Ладно, – твердо пообещала она, – считайте, что мы договорились.
Когда Хаблак, пропустив вперед участкового, закрывал за собой дверь, все же не удержалась от вопроса:
– Вы сами поедете к Булавацкому? Отказываться не было оснований.
– Да, я.
– Когда, если не секрет?
– Ну, какой тут секрет! Очевидно, завтра.
Она хотела сказать что-то еще, но сдержалась и на прощание улыбнулась Хаблаку то ли вымученно, то ли умоляюще.
Ветер пах полынью и еще какими-то степными травами, словно был настоян на них и Хаблаку казалось, что он и сам пропах травами.
Капитан уже второй день был в Херсоне. Перед отъездом они с Каштановым составили план действий, решив сначала не трогать Булавацкого, но на всякий случай установить круг его знакомств и связей. Борис Свиридович жил в довольно просторном одноэтажном домике, принадлежавшем его сестре Ганне Свиридовне Глушко. Она работала на обувной фабрике, уходила на работу в половине восьмого, возвращалась после четырех, и Борис Свиридович весь день оставался в одиночестве. Вчера утром немного поработал в "садике, а сегодня, хотя миновал уже третий час, еще не выходил из дому.
Домик стоял на тихой боковой улице, и Хаблаку с сотрудником городского угрозыска лейтенантом Михайлом Романикой пришлось принять некоторые меры, чтобы не обнаружить себя. Сначала Хаблак сидел за кружкой пива и с газетой в шашлычной за углом, откуда была хорошо видна Черешневая, потом поменялся местами с Романикой – через одну усадьбу за домиком Глушко была детская площадка, и очень удобно изображать отца, озабоченного проделками своего непослушного потомка.
Вчерашний день прошел спокойно – никто к Булавацкому не приходил, вечером заглянула только соседка, должно быть, позвонить по телефону – Хаблак еще вчера установил, что домик Ганны Свиридовны телефонизирован. Если и сегодня ничего не произойдет, Хаблак решил вечером заглянуть к Булавацкому – вряд ли тот приехал в Херсон по делам.
В половине четвертого – Хаблак это точно зафиксировал – напротив дома номер тридцать семь остановился мужчина в поношенном зеленоватом костюме и сорочке с незастегнутым воротничком. Немного постоял, осмотрелся вокруг и, решительно перейдя улицу, поднялся на крыльцо домика Глушко. Постоял у двери, поковырялся в замке и вошел внутрь.
Хаблак, как было условлено с Романикой, направился по Черешневой к шашлычной. Еще издали увидел, что лейтенант тоже оставил свой пост и пошел ему навстречу. Они сошлись на углу, и Романика возбужденно сказал:
– Это вор-рецидивист Володька Осташевич по кличке Рогатый. Вышел из колонии год назад и, по нашим данным, «завязал».
– Угу… – только и успел неопределенно сказать Хаблак, как дверь домика открылась, и на крыльцо выскользнул Рогатый. Капитан засек время – Осташевич пробыл у Булавацкого минуты три, не больше.
Рогатый явно был чем-то напуган – нервно осматривался, поправлял незастегнутый воротничок сорочки, будто ему вдруг стало душно, и быстро прошел от крыльца к калитке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39