Или наоборот, но какое это имеет значение? Что же он скажет? А что вообще можно сказать? Этот Гусак, конечно, педант и законник, но и он грустит о прошлом. Боже мой, вдруг чуть не вырвалось у Псурцева. Неужели не пронесет? Неужели это не дурной сон? Вот раньше были времена… Приказал бы своим доверенным ребятам обработать Филю резиновыми палками, а такая наука не проходит даром – сразу понял бы, что нельзя клепать на полковника Псурцева. Да и вообще, Пирий нашел бы возможность нажать на прокуратуру и суд – дали бы Хусаинову лет восемь – десять (тем более ему не привыкать), отсидел бы половину, ну две трети срока, а потом гуляй себе на воле со своим миллионом.
А теперь могут закрутить на всю катушку!
Но Псурцеву не было жалко Хусаинова. Кто ему Филя? Рецидивист, подонок, сукин сын, по которому виселица давно плачет.
Итак, уже сегодня в горкоме и обкоме будут знать, что какой-то рецидивист «катит бочку» на начальника УВД Города. Главное, как воспримет новость Хозяин. Все зависит от того, как отнесется к кляузе (а Псурцев уже сам поверил в то, что Филя возвел на него поклеп) Фома Федорович. Ибо слово Фомы Федоровича решающее, и один он имеет право карать или миловать. К черту все лозунги о демократии, они для газет и писак, для международного, так сказать, резонанса, а вот слово Хозяина!..
С почтением вспомнив Хозяина, полковник мысленно встал смирно. Представил его выцветшие от старости глаза, снисходительную улыбку… Скорее всего Фома Федорович с отвращением нахмурится и махнет рукой – мол, все это не заслуживает внимания. Но информация все же застрянет в руководящей извилине мозгов, и когда встанет вопрос о присвоении Псурцеву генеральского звания, Хозяин наверняка предложит не спешить с этим. На всякий случай, так как Фома Федорович прожил долгую номенклатурную жизнь и знает, что никогда не бывает дыма без огня – всегда лучше подстраховаться, нежели вслепую лезть в пламя.
Итак, уплывает от тебя твоя заветная мечта, полковник, Жаль, ах как жаль! Генерал-майор – это звучит на самом деле гордо!
Хотя, подумал Псурцев, что все-таки лучше: генеральские погоны или дача в лесу? Да плевать он хотел на эти погоны и лампасы! Дача, автомобиль и деньги до скончания… На всю жизнь, что осталась…
Погоны могут и содрать, не с таких сдирали, взять того же Чурбанова… Но ведь и с дачи могут выселить, подумал вдруг с болью. Советская власть, она такая – все может…
Однако против него нет ни одного доказательства. Да, ни одного. Если не заговорят Пирий, Белоштан, ну еще Губа…
Хотя какой смысл им болтать? В таких острых ситуациях лучше молчать. Это мы, эмвэдэшники, да прокуроры советуем преступникам признаваться – мол, чистосердечное признание учитывается на суде. А фигу, большую фигу с маслом! Пока судья ходит под Фомою Федоровичем, всегда хоть одним ухом слушает, что говорит Хозяин. А ему всегда лучше, когда в области мир, покой да божья благодать. Это у соседа могут быть и хищения в особо крупных размерах, и убийства, и коррупция, и, как теперь стало модно говорить, организованная преступность, или мафия. У соседа и в столицах, на то они и столицы, большие города с развращенными людьми, – там и заводятся мафии. А у них, в Городе, нет для этого, как сказал бы Фома Федорович, питательной среды. Правильно сказал бы, на самом деле нет и никогда не будет…
И вообще – хватит, конец, амба. Надо подавать в отставку. Черт с ними, генеральскими лампасами, конечно, красиво, но, в конце концов, какая может быть в наше время красота? Красиво, когда у тебя в гостиной во весь пол лежит персидский ковер, а в холодильнике черная икра и кусок осетрины…
Да, в отставку…
А вдруг не согласится Пирий? Не случилось бы как с Хмизом…
Глупый Степка, подумал Псурцев, и тебе конец, и нам из-за тебя морока.
Полковник быстро поднялся в свой кабинет и по «вертушке» позвонил Пирию. Услышав уверенный бас Кирилла Семеновича, подумал: чего паникуешь? Чего нюни распустил? Если крепко держаться за руки, ничего не случится. Кто осмелится разорвать цепь? Какой-нибудь киевский хмырь? Мало каши ел. Пирий и не с такими справлялся. Уже нарочито бодро сказал мэру:
– Вызывал меня сегодня Гусак, и знаете, какая штука? Объявился у нас в Городе мерзкий тип, преступник со стажем по кличке Филя-прыщ. Так, он, смешно говорить, свою вину знаете на кого валит? Никогда не догадаетесь, мы с Гусаком расхохотались… На меня, Кирилл Семенович, будто я соучастник убийства…
Пирий выдержал долгую паузу, подышал в трубку и сказал:
– Нынче есть такая тенденция: шельмовать руководящие кадры. Вот и наши газетчики стали этим заниматься. По примеру некоторых безответственных лиц из центральной прессы. Мы будем давать им решительный отпор!
– Вы всегда стояли на принципиальных позициях, – подтвердил Псурцев. – И никакие новые веяния не собьют вас с пути.
– Наша номенклатура закаленная… – продолжал Пирий, и полковник даже представил, как тот улыбается в трубку. – Закаленная и спаянная.
– Конечно! – сказал полковник, увидев забавную картину: он держит за руку Пирия, тот Белоштана, дальше идут Губа, Гусак и другие, а посредине сам Фома Федорович, Хозяин, ибо где же быть Хозяину, как не в окружении верных и солидных номенклатурщиков?
На душе стало тепло, и Псурцев положил трубку, убежденный в крепости своих позиций.
* * *
Полночи Хусаинов не спал – думал и казнил себя: какой черт подтолкнул выдавать Псурцева!.. Взрыв злобы – больше ничего. Ненависть к милицейскому полковнику, не сдержавшему своего слова!
Впрочем, чего ждать от ментов? Коварные и наглые. Он и менты всегда враги, хотя иногда приходилось прислуживать милиции. Но по мелочам. Ну навел мусор на мелкого воришку, шавку – это справедливая плата за то, что милиция закрывает глаза на большие дела, и особенно на его связи с кооператорами.
Филя первым в Городе сообразил, что открытие кооперативов обещает выгоду не только государству, но и ему лично и его корешам. Он сам, еще Батон, Мурка и Валет – отличные и надежные парни, у каждого за плечами не менее пяти лет отсидки в колониях, им следует доверять, и на них можно опираться. Начали с того, что заглянули с Батоном и Валетом в кооперативную шашлычную. Попробовали – понравилось, шашлыки готовили без обмана, мясо мягкое и хорошо прожаренное. Филя подозвал главного кооператора, который не чурался простой работы, как заведующие столовыми и чайными, а собственноручно раздувал угли и вертел шампуры с аппетитными кусочками мяса.
Кооператор улыбнулся им доброжелательно и даже заискивающе.
«Еще бы, – решил Филя, – дерет за шампур по полсотни, за это не только будешь улыбаться, но и на колени можно стать».
– Садись, – сказал, пошлепав ладонью по стулу, Филя.
– Извините, не могу…
– Садись, говорю, есть разговор…
Видно, кооператор понял, что к чему, потому что глаза у него сделались грустно-покорными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
А теперь могут закрутить на всю катушку!
Но Псурцеву не было жалко Хусаинова. Кто ему Филя? Рецидивист, подонок, сукин сын, по которому виселица давно плачет.
Итак, уже сегодня в горкоме и обкоме будут знать, что какой-то рецидивист «катит бочку» на начальника УВД Города. Главное, как воспримет новость Хозяин. Все зависит от того, как отнесется к кляузе (а Псурцев уже сам поверил в то, что Филя возвел на него поклеп) Фома Федорович. Ибо слово Фомы Федоровича решающее, и один он имеет право карать или миловать. К черту все лозунги о демократии, они для газет и писак, для международного, так сказать, резонанса, а вот слово Хозяина!..
С почтением вспомнив Хозяина, полковник мысленно встал смирно. Представил его выцветшие от старости глаза, снисходительную улыбку… Скорее всего Фома Федорович с отвращением нахмурится и махнет рукой – мол, все это не заслуживает внимания. Но информация все же застрянет в руководящей извилине мозгов, и когда встанет вопрос о присвоении Псурцеву генеральского звания, Хозяин наверняка предложит не спешить с этим. На всякий случай, так как Фома Федорович прожил долгую номенклатурную жизнь и знает, что никогда не бывает дыма без огня – всегда лучше подстраховаться, нежели вслепую лезть в пламя.
Итак, уплывает от тебя твоя заветная мечта, полковник, Жаль, ах как жаль! Генерал-майор – это звучит на самом деле гордо!
Хотя, подумал Псурцев, что все-таки лучше: генеральские погоны или дача в лесу? Да плевать он хотел на эти погоны и лампасы! Дача, автомобиль и деньги до скончания… На всю жизнь, что осталась…
Погоны могут и содрать, не с таких сдирали, взять того же Чурбанова… Но ведь и с дачи могут выселить, подумал вдруг с болью. Советская власть, она такая – все может…
Однако против него нет ни одного доказательства. Да, ни одного. Если не заговорят Пирий, Белоштан, ну еще Губа…
Хотя какой смысл им болтать? В таких острых ситуациях лучше молчать. Это мы, эмвэдэшники, да прокуроры советуем преступникам признаваться – мол, чистосердечное признание учитывается на суде. А фигу, большую фигу с маслом! Пока судья ходит под Фомою Федоровичем, всегда хоть одним ухом слушает, что говорит Хозяин. А ему всегда лучше, когда в области мир, покой да божья благодать. Это у соседа могут быть и хищения в особо крупных размерах, и убийства, и коррупция, и, как теперь стало модно говорить, организованная преступность, или мафия. У соседа и в столицах, на то они и столицы, большие города с развращенными людьми, – там и заводятся мафии. А у них, в Городе, нет для этого, как сказал бы Фома Федорович, питательной среды. Правильно сказал бы, на самом деле нет и никогда не будет…
И вообще – хватит, конец, амба. Надо подавать в отставку. Черт с ними, генеральскими лампасами, конечно, красиво, но, в конце концов, какая может быть в наше время красота? Красиво, когда у тебя в гостиной во весь пол лежит персидский ковер, а в холодильнике черная икра и кусок осетрины…
Да, в отставку…
А вдруг не согласится Пирий? Не случилось бы как с Хмизом…
Глупый Степка, подумал Псурцев, и тебе конец, и нам из-за тебя морока.
Полковник быстро поднялся в свой кабинет и по «вертушке» позвонил Пирию. Услышав уверенный бас Кирилла Семеновича, подумал: чего паникуешь? Чего нюни распустил? Если крепко держаться за руки, ничего не случится. Кто осмелится разорвать цепь? Какой-нибудь киевский хмырь? Мало каши ел. Пирий и не с такими справлялся. Уже нарочито бодро сказал мэру:
– Вызывал меня сегодня Гусак, и знаете, какая штука? Объявился у нас в Городе мерзкий тип, преступник со стажем по кличке Филя-прыщ. Так, он, смешно говорить, свою вину знаете на кого валит? Никогда не догадаетесь, мы с Гусаком расхохотались… На меня, Кирилл Семенович, будто я соучастник убийства…
Пирий выдержал долгую паузу, подышал в трубку и сказал:
– Нынче есть такая тенденция: шельмовать руководящие кадры. Вот и наши газетчики стали этим заниматься. По примеру некоторых безответственных лиц из центральной прессы. Мы будем давать им решительный отпор!
– Вы всегда стояли на принципиальных позициях, – подтвердил Псурцев. – И никакие новые веяния не собьют вас с пути.
– Наша номенклатура закаленная… – продолжал Пирий, и полковник даже представил, как тот улыбается в трубку. – Закаленная и спаянная.
– Конечно! – сказал полковник, увидев забавную картину: он держит за руку Пирия, тот Белоштана, дальше идут Губа, Гусак и другие, а посредине сам Фома Федорович, Хозяин, ибо где же быть Хозяину, как не в окружении верных и солидных номенклатурщиков?
На душе стало тепло, и Псурцев положил трубку, убежденный в крепости своих позиций.
* * *
Полночи Хусаинов не спал – думал и казнил себя: какой черт подтолкнул выдавать Псурцева!.. Взрыв злобы – больше ничего. Ненависть к милицейскому полковнику, не сдержавшему своего слова!
Впрочем, чего ждать от ментов? Коварные и наглые. Он и менты всегда враги, хотя иногда приходилось прислуживать милиции. Но по мелочам. Ну навел мусор на мелкого воришку, шавку – это справедливая плата за то, что милиция закрывает глаза на большие дела, и особенно на его связи с кооператорами.
Филя первым в Городе сообразил, что открытие кооперативов обещает выгоду не только государству, но и ему лично и его корешам. Он сам, еще Батон, Мурка и Валет – отличные и надежные парни, у каждого за плечами не менее пяти лет отсидки в колониях, им следует доверять, и на них можно опираться. Начали с того, что заглянули с Батоном и Валетом в кооперативную шашлычную. Попробовали – понравилось, шашлыки готовили без обмана, мясо мягкое и хорошо прожаренное. Филя подозвал главного кооператора, который не чурался простой работы, как заведующие столовыми и чайными, а собственноручно раздувал угли и вертел шампуры с аппетитными кусочками мяса.
Кооператор улыбнулся им доброжелательно и даже заискивающе.
«Еще бы, – решил Филя, – дерет за шампур по полсотни, за это не только будешь улыбаться, но и на колени можно стать».
– Садись, – сказал, пошлепав ладонью по стулу, Филя.
– Извините, не могу…
– Садись, говорю, есть разговор…
Видно, кооператор понял, что к чему, потому что глаза у него сделались грустно-покорными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39