А нужно ли забегать далеко вперед? Правильно говорят: лучше синица в руках, чем журавль в небе. А у меня в руках даже не синица и журавль, а сама жар-птица».
Вспомнив Светлану, Степан улыбнулся счастливо – вот и знай, где потеряешь, а где найдешь: его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов и приобрела совершенно иной смысл.
Проскочив подъем, Хмиз свернул на проселочную дорогу, ведущую к лесу. Солнце садилось, позолотив дубовые кроны. Степан остановился под дубом, где, как правило, устраивались их пикники, но серой Белоштановой «Волги» не обнаружил. Очевидно, Георгий Васильевич немного задерживается, вообще он человек деловой и пунктуальный, ждать долго не придется.
Хмиз вышел из машины, прислонился к дубу, уставившись в синее вечернее небо. Пахло медом, шелестели листья под легким ветерком, и Степану вдруг очень захотелось опуститься на колени, уткнуться в траву, ощутить терпкий запах земли. На душе было спокойно, даже неприятный разговор с Белоштаном не тревожил его.
Внезапно Степан услышал за спиной осторожные шаги – выглянул из-за ствола и увидел человека в шляпе с широкими полями. Он приближался, что-то бормоча под нос, солнце светило человеку в спину, и Степан вначале не узнал его, но было в нем что-то знакомое. Хмиз вдруг вспомнил.
– Филя! – окликнул. – Ты что здесь?
– Гуляю… – Филя остановился в двух шагах от Степана. – Ты Хмиз?
– А кто же еще?
– Ты мне и нужен. – Филя вынул руку из кармана брюк, и Степан увидел направленный на него ствол пистолета.
Хмиз инстинктивно заслонился рукой, но Филя нажал на курок – пуля бросила Степана на дубовый ствол, ноги у него подкосились, и он упал лицом в траву. В последний раз втянул воздух, а синее небо над ним потемнело и сделалось черным.
Степан понял, что умирает, ему стало жалко себя – попытался задержать воздух в легких, но не смог; выдохнул и прижался щекой к траве.
Филя перевернул Хмиза на спину, убедился, что не дышит, и направился к дороге, где оставил свою красную разрисованную машину.
Глава III
МАРАФОН
(Начало)
Иван Гаврилович Сидоренко собирался в дорогу. Положил в чемодан три белых и одну темную сорочки, пижаму, тапочки, белье. Вынес из ванной набор для бритья – чешский несессер ему подарила на день рождения Лиля. Этот несессер был предметом гордости Ивана Гавриловича: кожаный, с молнией, а внутри и станок, и лезвия, и помазок, не говоря уже о креме и одеколоне. Бросил в чемодан еще носовые платки, а сверху положил небольшой коричневый «дипломат» с монограммой, подаренный коллегами к сорокалетию.
Подумал и положил в чемодан еще хлопчатобумажный спортивный костюм: хоть работы в Городе предстоит много и будут смотреть на него там как на залетную столичную птицу, где-нибудь поздно вечером или рано утром, может, и удастся побегать.
Иван Гаврилович закрыл чемодан, постоял над ним, вспоминая, не забыл ли чего. Посмотрел на себя в зеркало: высокий брюнет без седины в густых, несмотря на возраст, волосах, глаза еще зорки и энергичны. Подтянутый, мускулистый, как говорят, спортивный. Лицо с высоким открытым лбом, скуластое, но не монгольское, словно высеченное из крепкого дерева, две волевые морщинки от губ к подбородку, прямой нос, тонкие губы. И контрастная в целом для жесткого лица ямочка на подбородке, которая смягчала резкие черты.
Сидоренко договорился, что Кирилюк заедет за ним, – у него оставалось еще много времени, часа полтора.
Иван Гаврилович нахмурился: не нужно было соглашаться на такую длительную командировку. Тем более что лавров она не принесет… Наоборот, целая морока, блуждание с завязанными глазами, к тому же, наверное, на поддержку местных товарищей надежда плохая. Недаром в письме, адресованном Верховному Совету, сказано: «Неоднократно жаловались местному начальству, писали в исполком, сигнализировали милиции, но все остается по-старому».
Кирилюк приехал вовремя. Ему уступили место на переднем сиденье черной «Волги». Иван Гаврилович поблагодарил, обернулся к сидящим сзади:
– Ну что, друзья, – подмигнул, – начинается наш марафон. Добежим ли до финиша?
Подполковник Кирилюк хмыкнул:
– Марафон… Там точно знаешь, сколько надо бежать, и дыхание, естественно, регулируешь. Сорок километров с гаком – и точка. Где финиш – уже на старте известно, а мы, бедные и несчастные, будем вертеться с завязанными глазами, не зная, когда и где конец.
– Не такие уж мы несчастные, – не согласился Иван Гаврилович. – Четыре аса, извините, что и себя к ним причисляю, четыре старых и опытных волка – чего-нибудь да стоят, а?
* * *
Утром дежурный по управлению внутренних дел принял известие, что в лесу на двадцать третьем километре от Города обнаружен труп человека. Позвонил колхозник из близлежащего села. Он ехал на велосипеде по тропинке мимо дубового леса и увидел пустую машину с открытой дверцей, а неподалеку – убитого. Колхозник так и сказал – убитого, поскольку человек лежал в луже крови.
Следственно-оперативную группу, которая выехала на место происшествия, возглавил следователь городской прокуратуры Сохань.
Колхозник, передавший сообщение дежурному, стоял на тропинке, опершись на велосипед. «Рафик» с опергруппой остановился рядом. Увидев милицию, колхозник снял кепку и с почтением стал разглядывать прибывших: искал начальника. Безошибочно обратился к Соханю:
– Он там… – показал рукой на кусты, из-за которых виднелась белая «Самара». – Еду я, выходит, к куму в Пилиповцы, ну и зацепился глазом… Будто кто толкнул, остановился, гляжу, а в машине никого. Подошел – точно никого. А двери открыты, опять же непорядок… И опять меня что-то толкнуло – подхожу, а там лежит… убитый, потому как не двигается и весь в крови.
– Больше здесь никого не было? – спросил Сохань.
– Никого. Дорога пустынная, лесная, а от Рогачева до Пилиповцев только тропинка. Утром тут редко кого увидишь. Днем и вечером наезжают… Гуляют на поляне, мячи гоняют и горилку пьют… Место затишное.
«Слава богу, – с облегчением подумал Сохань, – следы, кажется, остались… Не затоптаны».
Под дубом на спине лежал убитый. Глаза открыты, руки раскинуты, смотрит будто в небо, сорочка и легкий шерстяной свитер в запекшейся крови.
Сохань остановился, уставясь на убитого. Где-то он видел его – знакомые черты лица. Кто же это?
– Это же Хмиз! – выдохнул кто-то у него за спиной. – Конечно, Степан Хмиз – директор базы.
Сохань оглянулся: за ним стоял, вытянув шею и заглядывая через плечо, капитан Опичко из уголовного розыска.
– На самом деле, Хмиз, – согласился Сохань, – сейчас и я вспомнил.
Он отступил, пропуская врача и экспертов. Защелкал фотоаппарат, врач опустился на колени над убитым.
– Одна пуля, и прямо в сердце… – произнес глухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Вспомнив Светлану, Степан улыбнулся счастливо – вот и знай, где потеряешь, а где найдешь: его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов и приобрела совершенно иной смысл.
Проскочив подъем, Хмиз свернул на проселочную дорогу, ведущую к лесу. Солнце садилось, позолотив дубовые кроны. Степан остановился под дубом, где, как правило, устраивались их пикники, но серой Белоштановой «Волги» не обнаружил. Очевидно, Георгий Васильевич немного задерживается, вообще он человек деловой и пунктуальный, ждать долго не придется.
Хмиз вышел из машины, прислонился к дубу, уставившись в синее вечернее небо. Пахло медом, шелестели листья под легким ветерком, и Степану вдруг очень захотелось опуститься на колени, уткнуться в траву, ощутить терпкий запах земли. На душе было спокойно, даже неприятный разговор с Белоштаном не тревожил его.
Внезапно Степан услышал за спиной осторожные шаги – выглянул из-за ствола и увидел человека в шляпе с широкими полями. Он приближался, что-то бормоча под нос, солнце светило человеку в спину, и Степан вначале не узнал его, но было в нем что-то знакомое. Хмиз вдруг вспомнил.
– Филя! – окликнул. – Ты что здесь?
– Гуляю… – Филя остановился в двух шагах от Степана. – Ты Хмиз?
– А кто же еще?
– Ты мне и нужен. – Филя вынул руку из кармана брюк, и Степан увидел направленный на него ствол пистолета.
Хмиз инстинктивно заслонился рукой, но Филя нажал на курок – пуля бросила Степана на дубовый ствол, ноги у него подкосились, и он упал лицом в траву. В последний раз втянул воздух, а синее небо над ним потемнело и сделалось черным.
Степан понял, что умирает, ему стало жалко себя – попытался задержать воздух в легких, но не смог; выдохнул и прижался щекой к траве.
Филя перевернул Хмиза на спину, убедился, что не дышит, и направился к дороге, где оставил свою красную разрисованную машину.
Глава III
МАРАФОН
(Начало)
Иван Гаврилович Сидоренко собирался в дорогу. Положил в чемодан три белых и одну темную сорочки, пижаму, тапочки, белье. Вынес из ванной набор для бритья – чешский несессер ему подарила на день рождения Лиля. Этот несессер был предметом гордости Ивана Гавриловича: кожаный, с молнией, а внутри и станок, и лезвия, и помазок, не говоря уже о креме и одеколоне. Бросил в чемодан еще носовые платки, а сверху положил небольшой коричневый «дипломат» с монограммой, подаренный коллегами к сорокалетию.
Подумал и положил в чемодан еще хлопчатобумажный спортивный костюм: хоть работы в Городе предстоит много и будут смотреть на него там как на залетную столичную птицу, где-нибудь поздно вечером или рано утром, может, и удастся побегать.
Иван Гаврилович закрыл чемодан, постоял над ним, вспоминая, не забыл ли чего. Посмотрел на себя в зеркало: высокий брюнет без седины в густых, несмотря на возраст, волосах, глаза еще зорки и энергичны. Подтянутый, мускулистый, как говорят, спортивный. Лицо с высоким открытым лбом, скуластое, но не монгольское, словно высеченное из крепкого дерева, две волевые морщинки от губ к подбородку, прямой нос, тонкие губы. И контрастная в целом для жесткого лица ямочка на подбородке, которая смягчала резкие черты.
Сидоренко договорился, что Кирилюк заедет за ним, – у него оставалось еще много времени, часа полтора.
Иван Гаврилович нахмурился: не нужно было соглашаться на такую длительную командировку. Тем более что лавров она не принесет… Наоборот, целая морока, блуждание с завязанными глазами, к тому же, наверное, на поддержку местных товарищей надежда плохая. Недаром в письме, адресованном Верховному Совету, сказано: «Неоднократно жаловались местному начальству, писали в исполком, сигнализировали милиции, но все остается по-старому».
Кирилюк приехал вовремя. Ему уступили место на переднем сиденье черной «Волги». Иван Гаврилович поблагодарил, обернулся к сидящим сзади:
– Ну что, друзья, – подмигнул, – начинается наш марафон. Добежим ли до финиша?
Подполковник Кирилюк хмыкнул:
– Марафон… Там точно знаешь, сколько надо бежать, и дыхание, естественно, регулируешь. Сорок километров с гаком – и точка. Где финиш – уже на старте известно, а мы, бедные и несчастные, будем вертеться с завязанными глазами, не зная, когда и где конец.
– Не такие уж мы несчастные, – не согласился Иван Гаврилович. – Четыре аса, извините, что и себя к ним причисляю, четыре старых и опытных волка – чего-нибудь да стоят, а?
* * *
Утром дежурный по управлению внутренних дел принял известие, что в лесу на двадцать третьем километре от Города обнаружен труп человека. Позвонил колхозник из близлежащего села. Он ехал на велосипеде по тропинке мимо дубового леса и увидел пустую машину с открытой дверцей, а неподалеку – убитого. Колхозник так и сказал – убитого, поскольку человек лежал в луже крови.
Следственно-оперативную группу, которая выехала на место происшествия, возглавил следователь городской прокуратуры Сохань.
Колхозник, передавший сообщение дежурному, стоял на тропинке, опершись на велосипед. «Рафик» с опергруппой остановился рядом. Увидев милицию, колхозник снял кепку и с почтением стал разглядывать прибывших: искал начальника. Безошибочно обратился к Соханю:
– Он там… – показал рукой на кусты, из-за которых виднелась белая «Самара». – Еду я, выходит, к куму в Пилиповцы, ну и зацепился глазом… Будто кто толкнул, остановился, гляжу, а в машине никого. Подошел – точно никого. А двери открыты, опять же непорядок… И опять меня что-то толкнуло – подхожу, а там лежит… убитый, потому как не двигается и весь в крови.
– Больше здесь никого не было? – спросил Сохань.
– Никого. Дорога пустынная, лесная, а от Рогачева до Пилиповцев только тропинка. Утром тут редко кого увидишь. Днем и вечером наезжают… Гуляют на поляне, мячи гоняют и горилку пьют… Место затишное.
«Слава богу, – с облегчением подумал Сохань, – следы, кажется, остались… Не затоптаны».
Под дубом на спине лежал убитый. Глаза открыты, руки раскинуты, смотрит будто в небо, сорочка и легкий шерстяной свитер в запекшейся крови.
Сохань остановился, уставясь на убитого. Где-то он видел его – знакомые черты лица. Кто же это?
– Это же Хмиз! – выдохнул кто-то у него за спиной. – Конечно, Степан Хмиз – директор базы.
Сохань оглянулся: за ним стоял, вытянув шею и заглядывая через плечо, капитан Опичко из уголовного розыска.
– На самом деле, Хмиз, – согласился Сохань, – сейчас и я вспомнил.
Он отступил, пропуская врача и экспертов. Защелкал фотоаппарат, врач опустился на колени над убитым.
– Одна пуля, и прямо в сердце… – произнес глухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39