..
----
Но каким образом я очутился в Ростове-на-Дону?!! И не в хорошем платье, а в моей старой ополченской поддевке?!! Где моя сумка?!!
----
Ужели я приехал сюда единственно для того, чтоб познакомиться с градским головою Байковым, которого я, впрочем, не видал?!!
Не может быть!
----
Я помню: я ехал...
Я ехал, я ехал, я ехал...
Я ехал.
Вероятно, по дороге я засмотрелся на какую-нибудь постороннюю губернию и...
Господи!
Тут есть какое-то волшебство. Злой волшебник превратил в Ташкент Рязанскую губернию... Рязанскую или Тульскую?!
Я помню: я пил...
----
В Таганроге меня арестовали.
- Откуда? куда? - спрашивали меня.
- Я помню: я ехал...
- Где казенная сумка?
- Я помню: я пил...
Что случилось? где я нахожусь?
Кругом меня ходят какие-то тени и говорят: "стоя на рубеже"... Потом приходят другие тени и говорят: "le principe du telegue russe"...
15. Ст. 20. Заготовление телег!!
Но ведь надобны же средства, mon cher! Телега... конечно, это не бог знает драгоценность какая, но ведь надо построить ее! Где средства? Где ж средства... коли я их все пропил... mon cher!
ОНИ ЖЕ
Ах! как я тогда себя вел!
Ташкент еще завоеван не был; на Западе дело было покончено; мы были свободны, но страсть к завоеваниям не умирала.
Ничего другого не оставалось, как обратиться внутрь...
Я помню, это было летом. Петербург погибал, стихии смешались. Наводнение следовало за наводнением; Адмиралтейство уже уплыло; с часу на час ожидали, что поплывет Петропавловская крепость. Публицисты гремели, общественное мнение требовало быстрой и действительной немезиды. Образовались, как водится, под предводительством отставных генералов, несколько частных компаний "для искоренения зла"; акции разбирались нарасхват, тем более что цена им была назначена копейка серебром. Как в 1612 году, общество пыталось спасти себя само, без разрешения начальства. Объявлен был поход против неблагонадежных элементов; крестоносцев потребовалось множество. К одной из таких компаний, под названием "Робкое усилие благонамеренности", приступил и я.
Как только кто-нибудь кликнет клич - я тут. Не успеет еще генерал (не знаю почему, но мне всегда представляется, что кличет клич всегда генерал) рот разинуть, как уже я вырастаю из-под земли и трепещу пред его превосходительством. Где бы я ни был, в каком бы углу ни скитался - я чувствую. Сначала меня мутит, потом начинают вытягиваться ноги, вытягиваются, вытягиваются, бегут, бегут, и едва успеет вылететь звук: "Ребята! с нами бог!" - я тут.
- Куда прикажете, вашество?
- А! ты опять здесь!
- Точно так, вашество!
- Благодарю, мне люди нужны!
Так именно было и тогда. Не помню, в какой губернии я скитался, но помню, в кармане не было ни гроша. И еще помню: мера беззаконий исполнилась... Взять тройку, подтянуться кушаком, подкрепиться тремя-четырьмя рюмками очищенной, сесть в телегу, перекреститься - все это было делом одной минуты. Затем скакать, скакать и скакать... И действительно, я прискакал в тот момент, когда генерал произносил возмутительную речь. Эта речь произвела на меня такое глубокое впечатление, что я и теперь помню ее от слова до слова. "Господа! - сказал он, - не посрамимся, но ляжем костьми. Так, милостивые государи, говорил блаженной памяти его высочество великий князь Святослав Игоревич, намереваясь вступить в сокрушительный бой с Иоанном Цимисхием"... Генерал остановился, покраснел и прибавил: "Господа! я не оратор, но, как человек русский, могу сказать: ребята, наша взяла!.."
В это самое время я вошел. К удивлению, приемная зала была уже полна соискателей всех возрастов, состояний и наций. Очевидно, мутило не меня одного. Фонды компании в одну минуту возвысились с копейки до ломаного гроша. Сочувствующие, желающие поживиться, теснились, толкали друг друга, бросали кругом завистливые взгляды, так что генерал, чтобы предотвратить несчастие, должен был сказать: "Господа! не торопитесь! всем будет место! мне люди нужны!" И затем, обращаясь к одному из приближенных, продолжал: "Какой, однако, прекрасный наплыв чувств!"
Нас тут же всех поголовно переписали и велели немедленно явиться в правление для окончательного распределения по отрядам (par escouades). Я помню, в числе соискателей меня в особенности поразил один инородец: при трехаршинном росте и соразмерной тучности он выражал такую угрюмую решительность, что самые невинные люди немедленно во всем сознавались при одном его приближении.
Генерал наш долго любовался им, но, заметив, что это предпочтение во многих начинает возбуждать чувство патриотической ревности, тотчас же поспешил разуверить нас. "Господа! - сказал он, - не думайте, прошу вас, чтобы у нас требовались исключительно люди сверхъестественного роста! Нет! в нашем предприятии найдется место для людей всякого роста, всякой комплекции. Одно непременное условие - это русская душа!" Слово "непременное" генерал произнес с особым ударением.
- А немцу можно? - раздался в толпе чей-то голос.
Небесная улыбка озарила лицо генерала.
- Немцу - можно! немцу всегда можно! потому что у немца всегда русская душа! - сказал он с энтузиазмом и, обращаясь вновь к своему приближенному, прибавил: - О, если бы все русские обладали такими русскими душами, какие обыкновенно бывают у немцев!
Генерал на минуту задумался и пожевал губами.
- Наполеон Третий сказал правду, - произнес он, как бы в раздумье, что такое истинный француз? спросил он себя в одну из трудных минут, и отвечал: истинный француз есть тот, который исполняет приказания генерала Пьетри! И с тех пор, как он сказал себе это, все у него пошло хорошо!
- Так точно, ваше пр-ство! - прогремели мы хором.
Инородец шевелил глазами и простирал руки. Наконец перепись кончилась. Оказалось 666 соискателей; из них 400 (все-таки большинство!) русских, 200 немцев с русскими душами, тридцать три инородца без души, но с развитыми мускулами, и 33 поляка. Последних генерал тотчас же вычеркнул из списка. Но едва он успел отдать соответствующее приказание, как "безмозглые" обнаружили строптивость, свойственную этой легко воспламеняющейся нации.
- Мы тоже русские! - с наглостию говорили они. - У нас тоже русские души!
- Но вы католики, господа! - усовещивал генерал, - а этого я ни в каком случае потерпеть не могу!
- Какие мы католики -- мы и в церкви никогда не бываем!
- А! если так - это другое дело! но, предваряю, худо будет тому, кто солгал...
И затем, приказав восстановить поляков в правах и обращаясь к нам, прибавил:
- Ну, теперь с богом, господа!
С этими словами председатель компании "Робкое усилие благонамеренности" удалился в кабинет, оставив всех очарованными...
Счастливые, обласканные, мы гурьбой выходили от него и весело разговаривали.
- Ангел! - говорили одни.
- Какое знание человеческого сердца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
----
Но каким образом я очутился в Ростове-на-Дону?!! И не в хорошем платье, а в моей старой ополченской поддевке?!! Где моя сумка?!!
----
Ужели я приехал сюда единственно для того, чтоб познакомиться с градским головою Байковым, которого я, впрочем, не видал?!!
Не может быть!
----
Я помню: я ехал...
Я ехал, я ехал, я ехал...
Я ехал.
Вероятно, по дороге я засмотрелся на какую-нибудь постороннюю губернию и...
Господи!
Тут есть какое-то волшебство. Злой волшебник превратил в Ташкент Рязанскую губернию... Рязанскую или Тульскую?!
Я помню: я пил...
----
В Таганроге меня арестовали.
- Откуда? куда? - спрашивали меня.
- Я помню: я ехал...
- Где казенная сумка?
- Я помню: я пил...
Что случилось? где я нахожусь?
Кругом меня ходят какие-то тени и говорят: "стоя на рубеже"... Потом приходят другие тени и говорят: "le principe du telegue russe"...
15. Ст. 20. Заготовление телег!!
Но ведь надобны же средства, mon cher! Телега... конечно, это не бог знает драгоценность какая, но ведь надо построить ее! Где средства? Где ж средства... коли я их все пропил... mon cher!
ОНИ ЖЕ
Ах! как я тогда себя вел!
Ташкент еще завоеван не был; на Западе дело было покончено; мы были свободны, но страсть к завоеваниям не умирала.
Ничего другого не оставалось, как обратиться внутрь...
Я помню, это было летом. Петербург погибал, стихии смешались. Наводнение следовало за наводнением; Адмиралтейство уже уплыло; с часу на час ожидали, что поплывет Петропавловская крепость. Публицисты гремели, общественное мнение требовало быстрой и действительной немезиды. Образовались, как водится, под предводительством отставных генералов, несколько частных компаний "для искоренения зла"; акции разбирались нарасхват, тем более что цена им была назначена копейка серебром. Как в 1612 году, общество пыталось спасти себя само, без разрешения начальства. Объявлен был поход против неблагонадежных элементов; крестоносцев потребовалось множество. К одной из таких компаний, под названием "Робкое усилие благонамеренности", приступил и я.
Как только кто-нибудь кликнет клич - я тут. Не успеет еще генерал (не знаю почему, но мне всегда представляется, что кличет клич всегда генерал) рот разинуть, как уже я вырастаю из-под земли и трепещу пред его превосходительством. Где бы я ни был, в каком бы углу ни скитался - я чувствую. Сначала меня мутит, потом начинают вытягиваться ноги, вытягиваются, вытягиваются, бегут, бегут, и едва успеет вылететь звук: "Ребята! с нами бог!" - я тут.
- Куда прикажете, вашество?
- А! ты опять здесь!
- Точно так, вашество!
- Благодарю, мне люди нужны!
Так именно было и тогда. Не помню, в какой губернии я скитался, но помню, в кармане не было ни гроша. И еще помню: мера беззаконий исполнилась... Взять тройку, подтянуться кушаком, подкрепиться тремя-четырьмя рюмками очищенной, сесть в телегу, перекреститься - все это было делом одной минуты. Затем скакать, скакать и скакать... И действительно, я прискакал в тот момент, когда генерал произносил возмутительную речь. Эта речь произвела на меня такое глубокое впечатление, что я и теперь помню ее от слова до слова. "Господа! - сказал он, - не посрамимся, но ляжем костьми. Так, милостивые государи, говорил блаженной памяти его высочество великий князь Святослав Игоревич, намереваясь вступить в сокрушительный бой с Иоанном Цимисхием"... Генерал остановился, покраснел и прибавил: "Господа! я не оратор, но, как человек русский, могу сказать: ребята, наша взяла!.."
В это самое время я вошел. К удивлению, приемная зала была уже полна соискателей всех возрастов, состояний и наций. Очевидно, мутило не меня одного. Фонды компании в одну минуту возвысились с копейки до ломаного гроша. Сочувствующие, желающие поживиться, теснились, толкали друг друга, бросали кругом завистливые взгляды, так что генерал, чтобы предотвратить несчастие, должен был сказать: "Господа! не торопитесь! всем будет место! мне люди нужны!" И затем, обращаясь к одному из приближенных, продолжал: "Какой, однако, прекрасный наплыв чувств!"
Нас тут же всех поголовно переписали и велели немедленно явиться в правление для окончательного распределения по отрядам (par escouades). Я помню, в числе соискателей меня в особенности поразил один инородец: при трехаршинном росте и соразмерной тучности он выражал такую угрюмую решительность, что самые невинные люди немедленно во всем сознавались при одном его приближении.
Генерал наш долго любовался им, но, заметив, что это предпочтение во многих начинает возбуждать чувство патриотической ревности, тотчас же поспешил разуверить нас. "Господа! - сказал он, - не думайте, прошу вас, чтобы у нас требовались исключительно люди сверхъестественного роста! Нет! в нашем предприятии найдется место для людей всякого роста, всякой комплекции. Одно непременное условие - это русская душа!" Слово "непременное" генерал произнес с особым ударением.
- А немцу можно? - раздался в толпе чей-то голос.
Небесная улыбка озарила лицо генерала.
- Немцу - можно! немцу всегда можно! потому что у немца всегда русская душа! - сказал он с энтузиазмом и, обращаясь вновь к своему приближенному, прибавил: - О, если бы все русские обладали такими русскими душами, какие обыкновенно бывают у немцев!
Генерал на минуту задумался и пожевал губами.
- Наполеон Третий сказал правду, - произнес он, как бы в раздумье, что такое истинный француз? спросил он себя в одну из трудных минут, и отвечал: истинный француз есть тот, который исполняет приказания генерала Пьетри! И с тех пор, как он сказал себе это, все у него пошло хорошо!
- Так точно, ваше пр-ство! - прогремели мы хором.
Инородец шевелил глазами и простирал руки. Наконец перепись кончилась. Оказалось 666 соискателей; из них 400 (все-таки большинство!) русских, 200 немцев с русскими душами, тридцать три инородца без души, но с развитыми мускулами, и 33 поляка. Последних генерал тотчас же вычеркнул из списка. Но едва он успел отдать соответствующее приказание, как "безмозглые" обнаружили строптивость, свойственную этой легко воспламеняющейся нации.
- Мы тоже русские! - с наглостию говорили они. - У нас тоже русские души!
- Но вы католики, господа! - усовещивал генерал, - а этого я ни в каком случае потерпеть не могу!
- Какие мы католики -- мы и в церкви никогда не бываем!
- А! если так - это другое дело! но, предваряю, худо будет тому, кто солгал...
И затем, приказав восстановить поляков в правах и обращаясь к нам, прибавил:
- Ну, теперь с богом, господа!
С этими словами председатель компании "Робкое усилие благонамеренности" удалился в кабинет, оставив всех очарованными...
Счастливые, обласканные, мы гурьбой выходили от него и весело разговаривали.
- Ангел! - говорили одни.
- Какое знание человеческого сердца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33