Счастье мое, что способен".
У сенатора вырвался хриплый горловой стон.
Позади него внезапно ожил телефон, и он обернулся.
Телефон заверещал повторно. Внизу, в гостиной, раздались шаги, и
сенатор поспешно крикнул:
- Я подойду, Отто.
Он снял трубку.
- Вызов из Нью-Йорка, - сообщила телефонистка. - Попросите,
пожалуйста, сенатора Леонарда.
- Леонард слушает.
В трубке возник другой голос:
- Сенатор, говорит Джиббс.
- Да, да, - отозвался сенатор. - Палач.
- Звоню вам, - пояснил Джиббс, - потолковать насчет выборов.
- Каких еще выборов?
- Выборов в Северной Америке. Тех, в которых вы принимаете участие.
Не забыли?
- Я старик, - ответил сенатор, - и скоро умру. Выборы меня не
интересуют.
Джиббс трещал не останавливаясь:
- Но почему же, сенатор? Какая муха вас укусила? Вам необходимо
что-то предпринять. Подготовить речи, выступить с заявлением для печати,
прибыть сюда и поездить по стране. Организация не в силах принять все
хлопоты на себя. Часть их неизбежно выпадает и на вашу долю.
- Ладно, я что-нибудь придумаю, - пообещал сенатор. - Да, да, я в
самом деле что-нибудь придумаю.
Повесив трубку, он подошел к письменному столу и включил свет. Достал
из ящика бумагу, вынул из кармана перо.
Телефон совершенно сошел с ума - он не удостоил звонки вниманием.
Однако телефон не унимался, и в конце концов трубку снял Отто.
- Вас вызывает Нью-Йорк, сэр, - доложил он.
Сенатор сердито затряс головой и услышал, как Отто тихо говорит
что-то в трубку, но слов не разобрал.
Больше телефон не звонил.
"Всем, кого это касается", - написал сенатор.
Вычеркнул.
"Заявление для мировой печати."
Вычеркнул.
"Заявление сенатора Гомера Леонарда."
Вычеркнул и это - и принялся писать без заголовка:
"Пять столетий назад люди мира предложили немногим избранным,
мужчинам и женщинам, дар продленной жизни. Предложили, надеясь и веря, что
избранники используют этот дар для того, чтобы своим трудом приблизить тот
день, когда большая продолжительность жизни станет достоянием всего
человечества.
Время от времени продление жизни даровалось дополнительным группам
людей - и всякий раз подразумевалось, что дар предложен на тех же
условиях, что удостоенные его люди будут жить и трудиться во имя дня,
когда населению всей планеты можно будет сказать: живите долго, живите
вечно.
В течение столетий иные из нас внесли свой вклад в осуществление этой
мечты, взращивали ее, жили ради нее, не жалели сил, чтобы обосновать ее и
приблизить.
Иные из нас такого вклада не внесли. После должных раздумий,
тщательно взвесив свои собственные усилия и возможности, я пришел к
выводу, что не вправе вновь принимать дар, которого я более не стою.
Простое человеческое достоинство требует от меня, чтобы я встречался
с прохожими на улице, с собратьями в любом закоулке мира, не пряча глаз. Я
не имел бы на это права, если бы продолжал принимать дар, которого не
заслуживаю, дар, недоступный большинству людей."
И расписался, аккуратно, разборчиво, без привычных завитушек.
- Ну вот, - произнес сенатор вслух в тишине ночной комнаты, - это они
прожуют не сразу.
Заслышав мягкие шаги, он обернулся.
- Вам бы давно следовало быть в постели, сэр, - напомнил Отто.
Сенатор неуклюже поднялся с кресла - ломило кости, тело ныло, требуя
покоя. "Старею, - подумал он. - Опять старею. А ведь так несложно начать
сначала, вернуть юность, зажить новой жизнью. Чей-то кивок,
один-единственный росчерк пера - и я стал бы опять молодым".
- Вот заявление для печати, Отто, - сказал он. - Будь добр, передай
его по назначению.
- Слушаюсь, сэр, - ответил Отто, бережно принимая бумагу.
- Сегодня же, - подчеркнул сенатор.
- Сегодня? Время довольно позднее...
- И тем не менее я хочу, чтобы оно было напечатано сегодня же.
- Значит, оно очень важное, сэр?
- Это моя отставка, - сказал сенатор.
- Отставка, сэр? Из сената?
- Нет, - сказал сенатор. - Отставка из жизни.
М-р Майкелсон. Как священнослужитель, я не могу рассуждать иначе:
план, предложенный вашему рассмотрению, джентльмены, противоречит
божественным установлениям. Человек не вправе утверждать, что создания
божьи способны жить сверх отпущенного им срока.
Председательствующий м-р Леонард. Но разрешите спросить: как,
установить границы отпущенного человеку срока? Медицина уже продлила жизнь
многим и многим людям. Что же, по-вашему, любой врач - нарушитель
божественной воли?
М-р Майкелсон. Другие ораторы, стоявшие на этой трибуне, дали ясно
понять, что конечная цель научных изысканий - бессмертие. Нетрудно видеть,
что физическое бессмертие не согласуется с концепцией христианства.
Заявляю вам, сэр: нечего и надеяться обмануть господа и не понести
возмездия.
Из стенографического отчета о заседаниях подкомиссии
по делам науки комиссии по социальному развитию при
Всемирной палате представителей.
Шахматы - игра логическая.
И одновременно игра этическая.
За доской нельзя орать и нельзя свистеть, нельзя греметь фигурами,
нельзя зевать со скуки, нельзя сделать ход, а потом забрать его назад.
Если вы побеждены, вы признаете свое поражение. Вы не заставляете
противника продолжать игру, когда ваш проигрыш очевиден. Вы сдаете партию
и предлагаете начать другую, если располагаете временем. Если нет, вы
просто сдаетесь и при этом ведете себя тактично. Вы не сбрасываете в
ярости фигуры на пол. Не вскакиваете и не выбегаете из комнаты с криком.
Не тягайтесь через стол, чтобы закатить противнику оплеуху.
Когда вы играете в шахматы, вы становитесь или по крайней мере
прикидываетесь - джентльменом.
Сенатор лежал без сна, глядя в потолок широко раскрытыми глазами.
Вы не тянетесь через стол, чтобы закатить противнику оплеуху. Не
сбрасываете в ярости фигуры на пол.
"Но это же не шахматы, - повторял он, споря с самим собой. - Это не
шахматы, а вопрос жизни и смерти. Умирающий не может быть джентльменом. Ни
один человек не свернется клубочком, чтобы тихо скончаться от полученных
ран. Он отступит в угол, но будет сражаться - и будет наносить ответные
удары, стараясь причинить врагу наибольший урон.
А меня ранили. Смертельно ранили.
И я нанес ответный удар. Удар сокрушительной силы.
Те, кто вынес мне приговор, теперь не смогут выйти на улицу, даже
носа высунуть не посмеют. Потому что прав на продление жизни у них не
больше, чем у меня, и люди теперь знают это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
У сенатора вырвался хриплый горловой стон.
Позади него внезапно ожил телефон, и он обернулся.
Телефон заверещал повторно. Внизу, в гостиной, раздались шаги, и
сенатор поспешно крикнул:
- Я подойду, Отто.
Он снял трубку.
- Вызов из Нью-Йорка, - сообщила телефонистка. - Попросите,
пожалуйста, сенатора Леонарда.
- Леонард слушает.
В трубке возник другой голос:
- Сенатор, говорит Джиббс.
- Да, да, - отозвался сенатор. - Палач.
- Звоню вам, - пояснил Джиббс, - потолковать насчет выборов.
- Каких еще выборов?
- Выборов в Северной Америке. Тех, в которых вы принимаете участие.
Не забыли?
- Я старик, - ответил сенатор, - и скоро умру. Выборы меня не
интересуют.
Джиббс трещал не останавливаясь:
- Но почему же, сенатор? Какая муха вас укусила? Вам необходимо
что-то предпринять. Подготовить речи, выступить с заявлением для печати,
прибыть сюда и поездить по стране. Организация не в силах принять все
хлопоты на себя. Часть их неизбежно выпадает и на вашу долю.
- Ладно, я что-нибудь придумаю, - пообещал сенатор. - Да, да, я в
самом деле что-нибудь придумаю.
Повесив трубку, он подошел к письменному столу и включил свет. Достал
из ящика бумагу, вынул из кармана перо.
Телефон совершенно сошел с ума - он не удостоил звонки вниманием.
Однако телефон не унимался, и в конце концов трубку снял Отто.
- Вас вызывает Нью-Йорк, сэр, - доложил он.
Сенатор сердито затряс головой и услышал, как Отто тихо говорит
что-то в трубку, но слов не разобрал.
Больше телефон не звонил.
"Всем, кого это касается", - написал сенатор.
Вычеркнул.
"Заявление для мировой печати."
Вычеркнул.
"Заявление сенатора Гомера Леонарда."
Вычеркнул и это - и принялся писать без заголовка:
"Пять столетий назад люди мира предложили немногим избранным,
мужчинам и женщинам, дар продленной жизни. Предложили, надеясь и веря, что
избранники используют этот дар для того, чтобы своим трудом приблизить тот
день, когда большая продолжительность жизни станет достоянием всего
человечества.
Время от времени продление жизни даровалось дополнительным группам
людей - и всякий раз подразумевалось, что дар предложен на тех же
условиях, что удостоенные его люди будут жить и трудиться во имя дня,
когда населению всей планеты можно будет сказать: живите долго, живите
вечно.
В течение столетий иные из нас внесли свой вклад в осуществление этой
мечты, взращивали ее, жили ради нее, не жалели сил, чтобы обосновать ее и
приблизить.
Иные из нас такого вклада не внесли. После должных раздумий,
тщательно взвесив свои собственные усилия и возможности, я пришел к
выводу, что не вправе вновь принимать дар, которого я более не стою.
Простое человеческое достоинство требует от меня, чтобы я встречался
с прохожими на улице, с собратьями в любом закоулке мира, не пряча глаз. Я
не имел бы на это права, если бы продолжал принимать дар, которого не
заслуживаю, дар, недоступный большинству людей."
И расписался, аккуратно, разборчиво, без привычных завитушек.
- Ну вот, - произнес сенатор вслух в тишине ночной комнаты, - это они
прожуют не сразу.
Заслышав мягкие шаги, он обернулся.
- Вам бы давно следовало быть в постели, сэр, - напомнил Отто.
Сенатор неуклюже поднялся с кресла - ломило кости, тело ныло, требуя
покоя. "Старею, - подумал он. - Опять старею. А ведь так несложно начать
сначала, вернуть юность, зажить новой жизнью. Чей-то кивок,
один-единственный росчерк пера - и я стал бы опять молодым".
- Вот заявление для печати, Отто, - сказал он. - Будь добр, передай
его по назначению.
- Слушаюсь, сэр, - ответил Отто, бережно принимая бумагу.
- Сегодня же, - подчеркнул сенатор.
- Сегодня? Время довольно позднее...
- И тем не менее я хочу, чтобы оно было напечатано сегодня же.
- Значит, оно очень важное, сэр?
- Это моя отставка, - сказал сенатор.
- Отставка, сэр? Из сената?
- Нет, - сказал сенатор. - Отставка из жизни.
М-р Майкелсон. Как священнослужитель, я не могу рассуждать иначе:
план, предложенный вашему рассмотрению, джентльмены, противоречит
божественным установлениям. Человек не вправе утверждать, что создания
божьи способны жить сверх отпущенного им срока.
Председательствующий м-р Леонард. Но разрешите спросить: как,
установить границы отпущенного человеку срока? Медицина уже продлила жизнь
многим и многим людям. Что же, по-вашему, любой врач - нарушитель
божественной воли?
М-р Майкелсон. Другие ораторы, стоявшие на этой трибуне, дали ясно
понять, что конечная цель научных изысканий - бессмертие. Нетрудно видеть,
что физическое бессмертие не согласуется с концепцией христианства.
Заявляю вам, сэр: нечего и надеяться обмануть господа и не понести
возмездия.
Из стенографического отчета о заседаниях подкомиссии
по делам науки комиссии по социальному развитию при
Всемирной палате представителей.
Шахматы - игра логическая.
И одновременно игра этическая.
За доской нельзя орать и нельзя свистеть, нельзя греметь фигурами,
нельзя зевать со скуки, нельзя сделать ход, а потом забрать его назад.
Если вы побеждены, вы признаете свое поражение. Вы не заставляете
противника продолжать игру, когда ваш проигрыш очевиден. Вы сдаете партию
и предлагаете начать другую, если располагаете временем. Если нет, вы
просто сдаетесь и при этом ведете себя тактично. Вы не сбрасываете в
ярости фигуры на пол. Не вскакиваете и не выбегаете из комнаты с криком.
Не тягайтесь через стол, чтобы закатить противнику оплеуху.
Когда вы играете в шахматы, вы становитесь или по крайней мере
прикидываетесь - джентльменом.
Сенатор лежал без сна, глядя в потолок широко раскрытыми глазами.
Вы не тянетесь через стол, чтобы закатить противнику оплеуху. Не
сбрасываете в ярости фигуры на пол.
"Но это же не шахматы, - повторял он, споря с самим собой. - Это не
шахматы, а вопрос жизни и смерти. Умирающий не может быть джентльменом. Ни
один человек не свернется клубочком, чтобы тихо скончаться от полученных
ран. Он отступит в угол, но будет сражаться - и будет наносить ответные
удары, стараясь причинить врагу наибольший урон.
А меня ранили. Смертельно ранили.
И я нанес ответный удар. Удар сокрушительной силы.
Те, кто вынес мне приговор, теперь не смогут выйти на улицу, даже
носа высунуть не посмеют. Потому что прав на продление жизни у них не
больше, чем у меня, и люди теперь знают это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10