Поэтому он лежал там без особых переживаний, без страха и удивления,
словно бы отдыхая и поглощая информацию, которая отовсюду беспрепятственно
вливалась в его существо.
Каким-то необъяснимым образом он сознавал, что тело его - та
оболочка, в которой ютилась небольшая часть его нынешнего существа, -
по-прежнему было прочно привязано к кораблю, и он знал, что понимание
этого уже само по себе было первым маленьким шагом к определению своего
состояния. Он знал, что ему необходимо было как-то сориентироваться. Он
непременно должен был если не понять, то хотя бы по возможности освоиться
с создавшимся положением.
Он раскрылся, и существо его раздробилось, рассыпалось - та важнейшая
его часть, которая чувствовала, знала и мыслила; тончайшей субстанцией
раскинулся он по вселенной, грозной и необъятной.
Ему захотелось узнать, такова ли она всегда, эта вселенная, или
сейчас перед ним была иная, освобожденная вселенная, мятежная вселенная,
сбросившая оковы размеренного порядка, пространства и времени.
Так же медленно и осторожно, как он недавно полз по поверхности
корабля, он начал постепенно подбираться к разметавшимся по вселенной
осколкам своего существа. Он действовал интуитивно, повинуясь каким-то
неосознанным импульсам, но казалось, что все идет так, как нужно, ибо
мало-помалу он вновь обретал власть над собой и ему наконец удалось
собрать в несколько островков рассыпавшиеся части своего "я".
На этом он остановился и теперь лежал там, неведомо где, пытаясь
украдкой завладеть этими островками разума, из которых, как он полагал,
состояло его существо.
У него это получилось не сразу, но потом он приноровился, и неведомое
начало отступать, хотя его по-прежнему не покидало сознание невероятности
происходящего.
Он попробовал осмыслить это, и оказалось, что это не так-то легко. Он
лишь сумел представить себе, что вместе со всей вселенной на волю вырвался
и он сам, что пали цепи рабства, которыми опутывал его другой, нормальный
и упорядоченный мир, и он более не был подвластен законам пространства и
времени.
Он мог видеть, и познавать, и чувствовать независимо от расстояний,
если можно было употребить здесь это слово, и он понимал самую суть
некоторых явлений, о которых никогда раньше даже не думал, понимал
инстинктивно, не находя для этого словесного выражения, не умея объединить
эти явления и почерпнуть из них какую-нибудь определенную информацию.
Снова перед ним, уходя в бесконечность, раскинулась вселенная, и это
была иная, в каком-то смысле более совершенная вселенная, и он знал, что
со временем - если сейчас существовало такое понятие, как время, - он
лучше освоится с ней и приоткроет завесу неведомого.
Он исследовал, изучал, ощущал, а вместо того, что именовалось
временем, было необъятное всегда.
Он с жалостью подумал о тех, кто был заперт внутри корабля, кому не
дано было постичь истинное великолепие звезд, о тех, кто был лишен
возможности проникнуть в безграничные дали и чье видение мира никогда не
выйдет за пределы плоской галактической равнины.
И вместе с тем он даже не знал, что именно он видел и познавал; он
только ощущал и впитывал и становился частью этого нечто, а оно
становилось частью его самого - его сознание, казалось, было бессильно
придать этому четкую форму определенного явления, измерить, уяснить
сущность. Могущественным и подавляющим было это нечто, настолько, что оно
по-прежнему оставалось для него расплывчатым и туманным. Он не испытывал
ни страха, ни удивления, ибо там, где он находился, видимо, не
существовало ни того, ни другого. И в конце концов он понял, что это был
как бы потусторонний мир, не подчинявшийся нормальным законам пространства
и времени, мир, в котором не было места обычным эмоциям, и в распоряжении
существа, привыкшего к иным канонам пространства и времени, не было
никаких инструментов, никакого измерительного прибора, с помощью которых
оно смогло бы свести все это к категориям, доступным познанию.
Не было ни времени, ни пространства, ни страха, ни удивления - так
же, как и настоящего прозрения.
А потом вновь вдруг возникло время, и разум его был втиснут обратно в
металлическую клетку черепа, и он слился со своим телом, опять стал
скованным, жалким, нагим и замерзшим.
Он увидел иные созвездия и понял, что его занесло далеко от родных
мест, а впереди на черном фоне неба, точно расплавленный в горне металл,
пылала звезда.
Растерянный, он сидел там, снова превратившись в ничтожную песчинку,
а вселенная уменьшилась до размеров небольшого свертка.
Он деловито проверил состояние троса, который соединял его с
кораблем, и трос оказался в полном порядке. Его сумка с инструментом, как
и раньше, была привязана к перекладине. Ничто не изменилось.
Он попытался восстановить в памяти все великолепие виденного,
попытался вновь подобраться к границе познания, еще недавно столь близкой,
но это великолепие и то, что он познал - если он на самом деле тогда
что-нибудь познал, - все ушло в небытие.
Он бы заплакал, но плакать он не мог, а преклонный возраст не
позволял ему броситься в припадке отчаяния на поверхность корабля и
заколотить пятками.
Поэтому он продолжал сидеть на своем месте, глядя на солнце, к
которому они приближались, и наконец появилась планета, и он понял, что
она и была конечной целью их путешествия; ему даже захотелось узнать, что
это за планета и на каком она находится расстоянии от Земли.
Тело его немного нагрелось, когда корабль, чтобы быстрее погасить
скорость, несколько раз пронесся сквозь атмосферу, и он пережил несколько
довольно неприятных минут, когда корабль ввинтился в густой, непроницаемый
туман, который, несомненно, не имел ничего общего с атмосферой Земли.
Он изо всех сил вцепился в перекладину и висел так, пока в вихре
раскаленного газа, вырывавшегося из сопл реактивных двигателей, корабль
мягко опускался на поле космопорта. Корабль приземлился благополучно.
Ричард Дэниел быстро слез с корабля и успел нырнуть в туман, прежде чем
его кто-либо заметил.
Очутившись в безопасности, он обернулся и взглянул на корабль, и,
несмотря на то, что корпус скрывали облака клубившихся газов, он его
отчетливо видел, но не как сооружение, а как схему. Он в недоумении
уставился на нее: что-то неладное было в этой схеме, что-то было не так,
где-то в ней была ошибка, неправильность.
Он услышал лязг приближавшихся грузовых тележек;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15