Но такое вряд ли возможно.
— Увы! — развел руками чужак.
— Тогда мне стоит положиться на госпожу удачу! — Брис втянула в себя свежий холодный воздух. — Вы знаете, что, быть может, как раз на этом самом месте когда-то находился Эдемский сад? — Она откинула прядь волос. — Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, почему Человек покинул его. Вспомните, ведь он уходил из рая не тайком, а с гордо поднятой головой. Разве это неудивительно?
Они помолчали.
— Вы так не похожи на людей, с которыми мне доводилось встречаться, — сказал наконец чужак.
— В каждом из моих собратьев есть что-то от меня, а во мне — от каждого из них. Я жажду знаний. Быть может, именно эта черта определила путь, который и привел Человека к краху?
— Неужели это и впрямь была тяга к знаниям? Может, скорее, стремление обладать и повелевать?
— Не знаю, — пожала плечами Брис. — Могу сказать только одно. Есть много такого, что вызывает во мне стыд за свою расу. Но этот стыд не мешает мне гордиться нашими достижениями. Люди моего племени были истинными пионерами и воинами, они умели бросать вызов судьбе. Возможно, они часто оказывались там, где им нечего было делать; возможно, что им нередко приходилось наступать кому-то на ноги или даже на горло, но они шли вперед и побеждали. И вопреки всему я горжусь тем, что я Человек. Наверное, это грешно.
— Не знаю, что и сказать, Но разрешите мне, прежде чем я покину вас, задать еще один вопрос. Допустим, что все сказанное вами в той или иной степени правда. Скажите, почему вы тратите свое время, изучая расу, которая обречена? Зачем вы хотите узнать, в чем истоки достоинств, недостатков и всевозможных причуд Человека?
— Вы имеете в виду меня лично? Чужак кивнул.
— Я не уверена, — медленно сказала Брис, — но если говорить абсолютно честно, то, возможно, мной руководит обида.
— Обида? На кого?
— На всех тех людей, которым довелось жить в эпоху расцвета Человека. Было время, когда весь мир принадлежал нам, но теперь мы остались у разбитого корыта, и виноваты в этом они, наши предки. Возможно, я просто жалею о том, чего лишена и что могло бы принадлежать мне по праву рождения.
— Вы действительно так думаете? — спросил чужак.
— Возможно. А возможно, мне просто нравится вдыхать воздух этой земли, как вдыхал его мой далекий предок много-много веков назад. Разница лишь в том, что впереди его ждало великое будущее, а у меня есть только великое прошлое. Мне очень горько сознавать, что никогда больше не нарушит эту тишину ни зверь, ни птица, ни человек. Лишь шелест травы.
— Вы оплакиваете былое величие своего народа, верно?
— Нет, не верно. Прежде всего я хочу знать, как и почему это произошло и что сделало такой исход неотвратимым. А уж потом я решу, стоит ли плакать. А теперь, с вашего разрешения, Милнор, я пойду, мне нужно немного поспать.
— Понимаю. Если это не обидит вас, то я хотел бы сделать вам подарок.
— Подарок?
— Да, — кивнул; головой чужак, — его сделали руки Человека.
Брис с интересом ждала продолжения.
— Я думаю, — снова заговорил Милнор, — что если будете долго смотреть на него, то найдете ответы на большинство ваших вопросов.
— Я сильно сомневаюсь, что на свете существует такая вещь, которая поможет мне получить ответы на мои вопросы, — улыбнулась Брис.
— Одна есть, — ответил чужак.
Он открыл свою сумку и, пошарив в ней своей короткой и сильной рукой, достал древнейшее изделие рук человеческих, бережно протер его мягкой тряпицей и протянул его женщине.
Это было зеркало.
24. СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ
Примерно к середине семнадцатого тысячелетия галактической эры Человек, ослабленный и всеми гонимый, вновь обратился к религии. Новое религиозное течение не имело ничего общего с красочными обрядами древних. Незатейливая и прямолинейная вера, основанная на немногочисленных догмах, скорее напоминала этический кодекс, чем религию в традиционном понимании этого слова.
Навсегда останется загадкой, почему в тот самый момент, когда вымирающая раса нуждалась в утешении и покое, интерес к религии угас столь быстро, так и не собрав никого под ее знаменами.
«Происхождение и история разумных рас», т.3
Это была грязная маленькая деревушка, окруженная десятками таких же собратьев, — ядовитый и зловонный нарост на поверхности Раксара II. Жалкие каменные развалюхи окружали то, что некогда являлось городской площадью. В центре этой помойки возвышалось пыльное, заброшенное уже много лет здание церкви.
Михал торопливо пробирался вперед, стараясь не смотреть по сторонам и не думать о всей той грязи, что придется потом счищать с рясы. Левой рукой он прижимал к груди стопку книг, в правой держал платок, украшенный затейливой вышивкой, которым то и дело вытирал пот. Жара стояла одуряющая. Священнику безумно хотелось курить, но даже такой мелочи он не мог себе позволить. Табак в последние годы превратился в страшную редкость и стоил так дорого, что Михалу пришлось спрятать до лучших времен свою любимую старую трубку. Он заметил, как из-за угла полуразвалившегося здания украдкой наблюдает за ним маленькая, донельзя чумазая девчушка. Он улыбнулся ей и спросил:
— Ты знаешь, как найти Родата?
Она вытащила изо рта неимоверно грязный палец и ткнула им в сторону одного из домов. Священник поблагодарил ее, и девочка, словно испуганная крыса, шмыгнула в переулок. Проводив ее взглядом, Михал двинулся в указанном направлении. Подойдя к дому, он поискал несуществующий звонок и, не обнаружив его, постучался и толкнул дверь.
— Эй! Есть тут кто?
— Проходите, — отозвался хриплый голос из глубины дома.
Михал, миновав душный и темный коридор, оказался в крошечной комнатке. Здесь было еще жарче, чем на улице. В воздухе мельтешили какие-то насекомые, свободно проникавшие сквозь дыры в стене, некогда служившие окнами. На полу на грязном рваном одеяле лежал бородатый старик, худой и изможденный.
Михал решил, что ему никак не меньше восьмидесяти.
— Я отец Михал, — представился он, стараясь не смотреть на распростертое у его ног обнаженное, изъеденное болезнью тело.
— Новенький? — прохрипел старик. — А что случилось с отцом Ломилом?
— Его перевели на Спику II, — ответил Михал, про себя же подумал: «Вот везучий дьявол!»
— А отец Дегос?
— Он скончался. Вы — Родат?
Старик кивнул головой и зашелся в приступе кашля.
— Это мой первый день на Раксаре, — сказал Михал, когда кашель затих и старик обессилено откинулся на своем одеяле, — но я собираюсь пробыть здесь довольно долго. Мне говорили, что… — он замолчал, подыскивая слово.
— Что я умираю? — спросил Родат. — Да, это так, святой отец. — Чем я могу вам помочь?
— Помочь мне? — Михал растерялся. — Это я пришел сюда, чтобы облегчить ваши страдания и помочь вам обрести мир и утешение в… в последние часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Увы! — развел руками чужак.
— Тогда мне стоит положиться на госпожу удачу! — Брис втянула в себя свежий холодный воздух. — Вы знаете, что, быть может, как раз на этом самом месте когда-то находился Эдемский сад? — Она откинула прядь волос. — Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, почему Человек покинул его. Вспомните, ведь он уходил из рая не тайком, а с гордо поднятой головой. Разве это неудивительно?
Они помолчали.
— Вы так не похожи на людей, с которыми мне доводилось встречаться, — сказал наконец чужак.
— В каждом из моих собратьев есть что-то от меня, а во мне — от каждого из них. Я жажду знаний. Быть может, именно эта черта определила путь, который и привел Человека к краху?
— Неужели это и впрямь была тяга к знаниям? Может, скорее, стремление обладать и повелевать?
— Не знаю, — пожала плечами Брис. — Могу сказать только одно. Есть много такого, что вызывает во мне стыд за свою расу. Но этот стыд не мешает мне гордиться нашими достижениями. Люди моего племени были истинными пионерами и воинами, они умели бросать вызов судьбе. Возможно, они часто оказывались там, где им нечего было делать; возможно, что им нередко приходилось наступать кому-то на ноги или даже на горло, но они шли вперед и побеждали. И вопреки всему я горжусь тем, что я Человек. Наверное, это грешно.
— Не знаю, что и сказать, Но разрешите мне, прежде чем я покину вас, задать еще один вопрос. Допустим, что все сказанное вами в той или иной степени правда. Скажите, почему вы тратите свое время, изучая расу, которая обречена? Зачем вы хотите узнать, в чем истоки достоинств, недостатков и всевозможных причуд Человека?
— Вы имеете в виду меня лично? Чужак кивнул.
— Я не уверена, — медленно сказала Брис, — но если говорить абсолютно честно, то, возможно, мной руководит обида.
— Обида? На кого?
— На всех тех людей, которым довелось жить в эпоху расцвета Человека. Было время, когда весь мир принадлежал нам, но теперь мы остались у разбитого корыта, и виноваты в этом они, наши предки. Возможно, я просто жалею о том, чего лишена и что могло бы принадлежать мне по праву рождения.
— Вы действительно так думаете? — спросил чужак.
— Возможно. А возможно, мне просто нравится вдыхать воздух этой земли, как вдыхал его мой далекий предок много-много веков назад. Разница лишь в том, что впереди его ждало великое будущее, а у меня есть только великое прошлое. Мне очень горько сознавать, что никогда больше не нарушит эту тишину ни зверь, ни птица, ни человек. Лишь шелест травы.
— Вы оплакиваете былое величие своего народа, верно?
— Нет, не верно. Прежде всего я хочу знать, как и почему это произошло и что сделало такой исход неотвратимым. А уж потом я решу, стоит ли плакать. А теперь, с вашего разрешения, Милнор, я пойду, мне нужно немного поспать.
— Понимаю. Если это не обидит вас, то я хотел бы сделать вам подарок.
— Подарок?
— Да, — кивнул; головой чужак, — его сделали руки Человека.
Брис с интересом ждала продолжения.
— Я думаю, — снова заговорил Милнор, — что если будете долго смотреть на него, то найдете ответы на большинство ваших вопросов.
— Я сильно сомневаюсь, что на свете существует такая вещь, которая поможет мне получить ответы на мои вопросы, — улыбнулась Брис.
— Одна есть, — ответил чужак.
Он открыл свою сумку и, пошарив в ней своей короткой и сильной рукой, достал древнейшее изделие рук человеческих, бережно протер его мягкой тряпицей и протянул его женщине.
Это было зеркало.
24. СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ
Примерно к середине семнадцатого тысячелетия галактической эры Человек, ослабленный и всеми гонимый, вновь обратился к религии. Новое религиозное течение не имело ничего общего с красочными обрядами древних. Незатейливая и прямолинейная вера, основанная на немногочисленных догмах, скорее напоминала этический кодекс, чем религию в традиционном понимании этого слова.
Навсегда останется загадкой, почему в тот самый момент, когда вымирающая раса нуждалась в утешении и покое, интерес к религии угас столь быстро, так и не собрав никого под ее знаменами.
«Происхождение и история разумных рас», т.3
Это была грязная маленькая деревушка, окруженная десятками таких же собратьев, — ядовитый и зловонный нарост на поверхности Раксара II. Жалкие каменные развалюхи окружали то, что некогда являлось городской площадью. В центре этой помойки возвышалось пыльное, заброшенное уже много лет здание церкви.
Михал торопливо пробирался вперед, стараясь не смотреть по сторонам и не думать о всей той грязи, что придется потом счищать с рясы. Левой рукой он прижимал к груди стопку книг, в правой держал платок, украшенный затейливой вышивкой, которым то и дело вытирал пот. Жара стояла одуряющая. Священнику безумно хотелось курить, но даже такой мелочи он не мог себе позволить. Табак в последние годы превратился в страшную редкость и стоил так дорого, что Михалу пришлось спрятать до лучших времен свою любимую старую трубку. Он заметил, как из-за угла полуразвалившегося здания украдкой наблюдает за ним маленькая, донельзя чумазая девчушка. Он улыбнулся ей и спросил:
— Ты знаешь, как найти Родата?
Она вытащила изо рта неимоверно грязный палец и ткнула им в сторону одного из домов. Священник поблагодарил ее, и девочка, словно испуганная крыса, шмыгнула в переулок. Проводив ее взглядом, Михал двинулся в указанном направлении. Подойдя к дому, он поискал несуществующий звонок и, не обнаружив его, постучался и толкнул дверь.
— Эй! Есть тут кто?
— Проходите, — отозвался хриплый голос из глубины дома.
Михал, миновав душный и темный коридор, оказался в крошечной комнатке. Здесь было еще жарче, чем на улице. В воздухе мельтешили какие-то насекомые, свободно проникавшие сквозь дыры в стене, некогда служившие окнами. На полу на грязном рваном одеяле лежал бородатый старик, худой и изможденный.
Михал решил, что ему никак не меньше восьмидесяти.
— Я отец Михал, — представился он, стараясь не смотреть на распростертое у его ног обнаженное, изъеденное болезнью тело.
— Новенький? — прохрипел старик. — А что случилось с отцом Ломилом?
— Его перевели на Спику II, — ответил Михал, про себя же подумал: «Вот везучий дьявол!»
— А отец Дегос?
— Он скончался. Вы — Родат?
Старик кивнул головой и зашелся в приступе кашля.
— Это мой первый день на Раксаре, — сказал Михал, когда кашель затих и старик обессилено откинулся на своем одеяле, — но я собираюсь пробыть здесь довольно долго. Мне говорили, что… — он замолчал, подыскивая слово.
— Что я умираю? — спросил Родат. — Да, это так, святой отец. — Чем я могу вам помочь?
— Помочь мне? — Михал растерялся. — Это я пришел сюда, чтобы облегчить ваши страдания и помочь вам обрести мир и утешение в… в последние часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87