Медленно и беззвучно я вскарабкался на стену. Мне повезло, что это был временный лагерь, и японцы не стали пропускать электричество по колючей проволоке. Спрыгнув со стены вниз, я осторожно удалился в темноту. Всю эту ночь я пролежал на ветке дерева, с которой можно было видеть лагерь. Я подумал, что если в лагере меня хватятся, им никогда не придет в голову, что беглец может скрываться так близко.
Весь следующий день я находился на этом месте. Я был слишком слаб и слишком болен, чтобы двигаться дальше. В конце дня, когда снова стало темно, я тихонько спустился с дерева и пошел дальше по местности, которую хорошо знал.
Я помнил, что недалеко жил один очень старый китаец. Когда-то я долго лечил его ныне уже покойную жену. В этот дом я и направился под покровом темноты. Тихонько постучав в дверь, я ощутил внутри дома атмосферу страха и напряженности. Когда мне надоело ждать, я прошептал, кто я. В домике раздались осторожные шаги, дверь на несколько дюймов открылась, и наружу высунулась голова старика.
– А, это ты, – сказал он. – Скорее входи.
Он отворил дверь пошире, и я вполз под его вытянутой рукой. Он опустил занавески, зажег свет и замер в ужасе, когда увидел меня. Мой левый глаз был серьезно поврежден. Нос был расплющен. Рот был распорот, а губы отвисали. Он нагрел воды, омыл мои раны и накормил меня. Всю следующую ночь и весь следующий день я отлеживался в его лачуге. Он ушел и договорился с другими китайцами, чтобы меня тайком провели в расположение китайских частей. Однако я вынужден был остаться у него еще на несколько дней, потому что у меня началась горячка и я чуть было не умер.
Прошло около десяти дней, и я выздоровел настолько, что смог с помощью добрых людей пешком добраться до расположения китайской армии недалеко от Шанхая. Здесь все ужаснулись, увидев, как японцы изуродовали мое лицо. Больше месяца я находился в госпитале, где мой нос восстанавливали, используя для этой цели ткань, взятую из ноги. Затем меня отправили в Чунцин, чтобы я отдохнул и восстановил силы перед тем, как вернуться в ряды медицинского подразделения действующей китайской армии.
Чунцин! Я никогда не мог подумать, что после стольких злоключений, после всего, через что я прошел, я снова увижу его. Чунцин! В этот город я направлялся теперь вместе с другом, который тоже нуждался в отдыхе после тяжелого ранения на войне.
ГЛАВА 9
СНОВА В ПЛЕНУ
Мы поразились, когда увидели, как разительно изменился Чунцин за это время его уже был совсем не тот город, в котором мы жили раньше. Во многих местах появились новые дома, а на старых зданиях теперь красовались новые вывески. Открылось множество новых магазинов.
Город теперь был явно перенаселен. Сюда пришли люди из Шанхая и из других восточных районов страны. Деловые люди, которые не могли больше заниматься своим бизнесом на побережье океана, теперь нахлынули в Чунпин с тем, чтобы начать здесь все сначала. Некоторым удалось кое-что спасти, но большинство из них начинали здесь с нуля.
Университеты заняли в Чунцине свободные здания или построили себе временные помещения, которые больше всего напоминали бараки. Однако именно в этих бараках теперь жили самые просвещенные люди Китая. Какими бы ни были эти бараки, в них работали лучшие люди страны, а возможно, и мира.
Мы сразу же направились в монастырь, где я раньше проживал. Оказавшись там, я словно вернулся домой. В тихом храме над нашими головами, как и раньше, клубились облака дыма от благовоний, и мы почувствовали полный покой. Святые Лики сострадательно взирали на нас, словно поддерживая нас в наших устремлениях, словно зная о тех суровых испытаниях, через которые нам довелось пройти. Да, это была краткая передышка, чтобы мы успели залечить свои раны перед тем, как еще раз выйти в этот жестокий мир, где нас ждалиновые пытки. В храме звучали колокола и играли трубы. Снова настало время для знакомого и столь любимого нами богослужения. С великой радостью в сердцах мы заняли свои места.
В этот вечер мы уснули очень поздно, потому что нам было что рассказать старым друзьям и было что услышать от них. Оказалось, что жизнь в Чунцине все это время тоже была нелегкой: этот город японцы тоже бомбили. Мы здесь были «пришельцами издалека», как нас назвали в монастыре. Нас долго расспрашивали обо всем, прежде чем мы смогли завернуться в одеяла и спокойно уснуть на своих старых местах на полу в пристройке возле храма. В конце концов сон все же одолел нас.
Утром мы направились в госпиталь, в котором я раньше проходил практику, потом работал хирургом, а затем служил армейским медиком. На этот раз я попал сюда как пациент. Оказавшись в роли больного в этом столь знакомом госпитале, я чувствовал себя очень странно. Меня беспокоил нос. В нем начался воспалительный процесс, и ничего не оставалось делать, как вскрыть его и прочистить. Операция была довольно болезненной. В госпитале по-прежнему не хватало обезболивающих средств, потому что бирманская дорога была перекрыта и всякое снабжение с юга прекратилось.
Таким образом, мне пришлось смириться и терпеть боль, которой я никак не мог избежать. Вскоре после операции я вернулся в монастырь, потому что в госпитале было очень мало свободных мест. Туда постоянно поступали все новые раненые, и поэтому все койки были заняты теми, кто не мог передвигаться. Каждый день я прогуливался по тропинке, которая тянулась вдоль дороги, ведущей в Чунцин. И вот через две или три недели начальник хирургического отделения вызвал меня к себе, осмотрел и сказал:
– Что ж, Лобсанг, друг мой, ты поправился. А ведь мы боялись, что нам придется нанимать тридцать два носильщика для того, чтобы с почестями похоронить тебя.
Дело в том, что в Китае к похоронам относятся очень серьезно. Здесь считается, что важнее всего нанять нужное количество людей для переноски гроба с телом покойного. Это количество определяется социальным статусом усопшего. Для меня эта суета вокруг похорон всегда казалась очень глупой, потому что согласно тибетским представлениям, после того, как дух покинул тело, с последним можно делать все что угодно. В Тибете никто не заботится о мертвых телах. Их просто отдают Вскрывающим Трупы, которые разрезают их на части и скармливают птицам.
Однако в Китае все не так. Такое отношение к телу покойного здесь считается равносильным обречению умершего на вечные муки! Поэтому если китайца хоронят по первому разряду, его гроб должны нести тридцать два человека. Если же происходят похороны по второму разряду, нужно, чтобы несущих было ровно в два раза меньше, а именно – шестнадцать. Можно подумать, что для переноски гроба действительно требуется приложить так много усилий. Похороны по третьему разряду – так хоронят большинство китайцев – предполагают, что лакированный деревянный гроб будут нести восемь человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Весь следующий день я находился на этом месте. Я был слишком слаб и слишком болен, чтобы двигаться дальше. В конце дня, когда снова стало темно, я тихонько спустился с дерева и пошел дальше по местности, которую хорошо знал.
Я помнил, что недалеко жил один очень старый китаец. Когда-то я долго лечил его ныне уже покойную жену. В этот дом я и направился под покровом темноты. Тихонько постучав в дверь, я ощутил внутри дома атмосферу страха и напряженности. Когда мне надоело ждать, я прошептал, кто я. В домике раздались осторожные шаги, дверь на несколько дюймов открылась, и наружу высунулась голова старика.
– А, это ты, – сказал он. – Скорее входи.
Он отворил дверь пошире, и я вполз под его вытянутой рукой. Он опустил занавески, зажег свет и замер в ужасе, когда увидел меня. Мой левый глаз был серьезно поврежден. Нос был расплющен. Рот был распорот, а губы отвисали. Он нагрел воды, омыл мои раны и накормил меня. Всю следующую ночь и весь следующий день я отлеживался в его лачуге. Он ушел и договорился с другими китайцами, чтобы меня тайком провели в расположение китайских частей. Однако я вынужден был остаться у него еще на несколько дней, потому что у меня началась горячка и я чуть было не умер.
Прошло около десяти дней, и я выздоровел настолько, что смог с помощью добрых людей пешком добраться до расположения китайской армии недалеко от Шанхая. Здесь все ужаснулись, увидев, как японцы изуродовали мое лицо. Больше месяца я находился в госпитале, где мой нос восстанавливали, используя для этой цели ткань, взятую из ноги. Затем меня отправили в Чунцин, чтобы я отдохнул и восстановил силы перед тем, как вернуться в ряды медицинского подразделения действующей китайской армии.
Чунцин! Я никогда не мог подумать, что после стольких злоключений, после всего, через что я прошел, я снова увижу его. Чунцин! В этот город я направлялся теперь вместе с другом, который тоже нуждался в отдыхе после тяжелого ранения на войне.
ГЛАВА 9
СНОВА В ПЛЕНУ
Мы поразились, когда увидели, как разительно изменился Чунцин за это время его уже был совсем не тот город, в котором мы жили раньше. Во многих местах появились новые дома, а на старых зданиях теперь красовались новые вывески. Открылось множество новых магазинов.
Город теперь был явно перенаселен. Сюда пришли люди из Шанхая и из других восточных районов страны. Деловые люди, которые не могли больше заниматься своим бизнесом на побережье океана, теперь нахлынули в Чунпин с тем, чтобы начать здесь все сначала. Некоторым удалось кое-что спасти, но большинство из них начинали здесь с нуля.
Университеты заняли в Чунцине свободные здания или построили себе временные помещения, которые больше всего напоминали бараки. Однако именно в этих бараках теперь жили самые просвещенные люди Китая. Какими бы ни были эти бараки, в них работали лучшие люди страны, а возможно, и мира.
Мы сразу же направились в монастырь, где я раньше проживал. Оказавшись там, я словно вернулся домой. В тихом храме над нашими головами, как и раньше, клубились облака дыма от благовоний, и мы почувствовали полный покой. Святые Лики сострадательно взирали на нас, словно поддерживая нас в наших устремлениях, словно зная о тех суровых испытаниях, через которые нам довелось пройти. Да, это была краткая передышка, чтобы мы успели залечить свои раны перед тем, как еще раз выйти в этот жестокий мир, где нас ждалиновые пытки. В храме звучали колокола и играли трубы. Снова настало время для знакомого и столь любимого нами богослужения. С великой радостью в сердцах мы заняли свои места.
В этот вечер мы уснули очень поздно, потому что нам было что рассказать старым друзьям и было что услышать от них. Оказалось, что жизнь в Чунцине все это время тоже была нелегкой: этот город японцы тоже бомбили. Мы здесь были «пришельцами издалека», как нас назвали в монастыре. Нас долго расспрашивали обо всем, прежде чем мы смогли завернуться в одеяла и спокойно уснуть на своих старых местах на полу в пристройке возле храма. В конце концов сон все же одолел нас.
Утром мы направились в госпиталь, в котором я раньше проходил практику, потом работал хирургом, а затем служил армейским медиком. На этот раз я попал сюда как пациент. Оказавшись в роли больного в этом столь знакомом госпитале, я чувствовал себя очень странно. Меня беспокоил нос. В нем начался воспалительный процесс, и ничего не оставалось делать, как вскрыть его и прочистить. Операция была довольно болезненной. В госпитале по-прежнему не хватало обезболивающих средств, потому что бирманская дорога была перекрыта и всякое снабжение с юга прекратилось.
Таким образом, мне пришлось смириться и терпеть боль, которой я никак не мог избежать. Вскоре после операции я вернулся в монастырь, потому что в госпитале было очень мало свободных мест. Туда постоянно поступали все новые раненые, и поэтому все койки были заняты теми, кто не мог передвигаться. Каждый день я прогуливался по тропинке, которая тянулась вдоль дороги, ведущей в Чунцин. И вот через две или три недели начальник хирургического отделения вызвал меня к себе, осмотрел и сказал:
– Что ж, Лобсанг, друг мой, ты поправился. А ведь мы боялись, что нам придется нанимать тридцать два носильщика для того, чтобы с почестями похоронить тебя.
Дело в том, что в Китае к похоронам относятся очень серьезно. Здесь считается, что важнее всего нанять нужное количество людей для переноски гроба с телом покойного. Это количество определяется социальным статусом усопшего. Для меня эта суета вокруг похорон всегда казалась очень глупой, потому что согласно тибетским представлениям, после того, как дух покинул тело, с последним можно делать все что угодно. В Тибете никто не заботится о мертвых телах. Их просто отдают Вскрывающим Трупы, которые разрезают их на части и скармливают птицам.
Однако в Китае все не так. Такое отношение к телу покойного здесь считается равносильным обречению умершего на вечные муки! Поэтому если китайца хоронят по первому разряду, его гроб должны нести тридцать два человека. Если же происходят похороны по второму разряду, нужно, чтобы несущих было ровно в два раза меньше, а именно – шестнадцать. Можно подумать, что для переноски гроба действительно требуется приложить так много усилий. Похороны по третьему разряду – так хоронят большинство китайцев – предполагают, что лакированный деревянный гроб будут нести восемь человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70