Это исключительная честь, и ты скоро поймешь почему. Пойдем!
Я шел за ним по широким коридорам, через молельни, внутренние храмы, классные комнаты. Винтовая лестница. Еще один зигзагообразный коридор, мимо Зала Богов и хранилища лекарственных трав. Еще одна лестница. Наконец мы очутились на огромной плоской крыше монастыря – именно здесь находился дом отца-настоятеля. Войдя в золоченую дверь, мы увидели Символ Медицины и золотую статую Будды; за ними располагалась личная комната отца-настоятеля.
– Кланяйся, мой мальчик, – сказал мне регент, – и делай все как я. Отец, этот мальчик – Тьюзди Лобсанг Рампа.
С этими словами регент сделал три поклона, после чего распростерся на полу ниц. С замиранием сердца то же сделал и я.
Отец-настоятель бесстрастно окинул нас взором и произнес:
– Садитесь.
Мы разместились на подушках, по-тибетски скрестив ноги.
Отец-настоятель долго молча изучал меня. Затем он сказал:
– Тьюзди Лобсанг Рампа, я знаю все, что касается тебя. Я знаю все, что предсказано тебе. Твое испытание на выносливость было суровым, но разумным. Ты поймешь это через несколько лет. Но сейчас знай, что среди тысяч монахов есть только один, избранный для свершений высшего порядка, только один, способный достичь полного развития. Удел других – выполнять обычный повседневный долг. Это ремесленники; это те, кто перебирает четки и не задумывается, зачем он это делает. В них у нас недостатка нет. Нам не хватает тех, кто будет хранить наши знания, когда чужеродная чума наводнит нашу родину. Ты получишь специальное образование, хорошее образование. Твои знания будут обширнее тех, какие приобретает обычный лама за всю жизнь. Твой Путь будет усеян терниями и иногда невыносимо труден. Ясновидение приходит через огромную боль, а астральные путешествия требуют чрезвычайного напряжения всех нервов и твердой, как скала, решимости.
Я слушал внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. Все это представлялось мне слишком трудным. Где мне взять столько сил! Тем временем отец-настоятель продолжал:
– У нас ты будешь изучать медицину и астрологию. Мы сделаем для тебя все от нас зависящее. Ты также будешь обучен эзотерическим искусствам. Твой путь предначертан, Тьюзди Лобсанг Рампа. И хотя тебе исполнилось только семь лет, я разговариваю с тобой как со взрослым, ибо ты образован и воспитан под стать взрослому.
Он слегка наклонил голову, и регент поднялся, отвешивая глубокий поклон. Я последовал его примеру. Мы вышли. Только в своей келье регент нарушил молчание:
– Мой мальчик, все твои занятия будут нелегкими, но мы тебе поможем во всем, что в наших силах. А сейчас следуй за мной, тебе необходимо побрить голову.
В Тибете при вступлении в монашеский орден мальчику бреют голову, оставляя лишь маленький клочок волос. После присвоения ему духовного имени и отказа от прежнего сбривается и этот клочок. Но я вернусь к этому позднее.
Регент повел меня по круговому коридору и привел в небольшую комнату, служившую цирюльней. Меня усадили на пол.
– Там-Шо, побрей мальчику голову. Именного клочка не оставляй, он получит духовное имя сегодня же. Подошел Там-Шо, взял меня за косу и задрал ее вверх.
– Ай-ай-ай, мой мальчик, какая роскошная коса, какая умащенная, какая ухоженная! Какое удовольствие отрезать ее!
Он принес откуда-то огромные ножницы, похожие на те, которыми наши слуги орудовали в саду.
– Эй, Тиш, – крикнул он, – подержи-ка за конец эту веревку.
Подошел Тиш, помощник, и схватил меня за косу так, что я подскочил. Высунув язык, Там-Шо принялся за работу. Ножницы были изрядно тупыми. Беззлобно ворча, он кое-как справился с моей косой. Но это было только начало. Помощник принес миску с такой горячей водой, что, когда он выплеснул ее мне на голову, я взвился от боли.
– Что-то не так? – спросил меня цирюльник. – Кажется, я тебя ошпарил?
– Да, – ответил я.
– Не обращай внимания, это поможет бритью! – заметил он, беря в руки треугольную бритву, какими в нашем доме скребли полы.
Прошла еще одна вечность, наполненная мучениями, и наконец на голове моей не осталось ни волоска.
– Пойдем, – сказал регент. Он отвел меня в какую-то комнату и достал большую книгу. – Теперь посмотрим, как мы отныне будем тебя звать… Ага, вот и твое имя: Йца-Миг-Дмар Лах-лу.
(Однако здесь, в этой книге, я и впредь буду пользоваться именем Тьюзди Лобсанг Рампа, более простым для читателя.)
Затем меня привели в класс. Я чувствовал себя как только что снесенное яйцо. Поскольку дома я получил хорошее образование, то мой уровень оценили выше среднего и определили меня в один класс со старшими учениками – семнадцатилетними юношами. Я почувствовал себя карликом среди великанов. Эти послушники не видели, какую трепку я задал Нгавангу, но они и не приставали ко мне, за исключением одного высокого и довольно глупого парня. Он подошел ко мне сзади и положил свои грязные ручищи на мою бритую голову. Мне ничего не оставалось, как и его проучить. Тремя пальцами я нанес ему резкий удар под мышку. Он заорал от боли. Да, Тзу оказался великолепным учителем. Вскоре мне стало известно, что все инструкторы по тибетской борьбе хорошо знают Тзу и считают его лучшим в Тибете мастером. После этого случая ребята оставили меня в покое. А учитель, стоявший в тот момент к нам спиной, но быстро сообразивший, в чем дело, хохотал так, что отпустил нас с урока раньше времени.
Была почти половина девятого вечера, оставалось 45 свободных минут до вечерней службы, начинавшейся в 9: 15. Но радоваться мне пришлось недолго. Когда мы выходили из лекционного зала, один лама знаком подозвал меня. Я приблизился к нему.
– Следуй за мной, – сказал он.
Я повиновался, недоумевая, что еще может меня ожидать. Мы вошли в класс музыки, где собрались двадцать мальчиков, таких же, как и я, новичков. Трое музыкантов начали играть: один на барабане, другой на рожке, третий на серебряной трубе.
– А вы будете петь, – сказал лама, – мне нужно подобрать голоса для хора.
Музыканты играли знакомую мелодию, которую все умели петь. Все выше поднимались голоса, все выше поднимались брови у преподавателя. Сначала на его лице можно было прочитать удивление, затем оно сменилось острой болью. Наконец он поднял руки в знак отчаяния.
– Прекратите! Прекратите! – закричал он. – Даже боги не смогут выдержать такой пытки. Давайте сначала, и будьте более внимательны.
Мы начали снова, но он опять остановил нас. На этот раз учитель подошел ко мне.
– Олух! – сказал он. – Ты, кажется, смеешь шутить со мной?! Сейчас музыканты снова начнут играть, а ты будешь петь один, если не хочешь петь со всеми вместе.
И снова заиграла музыка. Я запел. Петь пришлось недолго. Учитель музыки замахал передо мной трясущимися руками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Я шел за ним по широким коридорам, через молельни, внутренние храмы, классные комнаты. Винтовая лестница. Еще один зигзагообразный коридор, мимо Зала Богов и хранилища лекарственных трав. Еще одна лестница. Наконец мы очутились на огромной плоской крыше монастыря – именно здесь находился дом отца-настоятеля. Войдя в золоченую дверь, мы увидели Символ Медицины и золотую статую Будды; за ними располагалась личная комната отца-настоятеля.
– Кланяйся, мой мальчик, – сказал мне регент, – и делай все как я. Отец, этот мальчик – Тьюзди Лобсанг Рампа.
С этими словами регент сделал три поклона, после чего распростерся на полу ниц. С замиранием сердца то же сделал и я.
Отец-настоятель бесстрастно окинул нас взором и произнес:
– Садитесь.
Мы разместились на подушках, по-тибетски скрестив ноги.
Отец-настоятель долго молча изучал меня. Затем он сказал:
– Тьюзди Лобсанг Рампа, я знаю все, что касается тебя. Я знаю все, что предсказано тебе. Твое испытание на выносливость было суровым, но разумным. Ты поймешь это через несколько лет. Но сейчас знай, что среди тысяч монахов есть только один, избранный для свершений высшего порядка, только один, способный достичь полного развития. Удел других – выполнять обычный повседневный долг. Это ремесленники; это те, кто перебирает четки и не задумывается, зачем он это делает. В них у нас недостатка нет. Нам не хватает тех, кто будет хранить наши знания, когда чужеродная чума наводнит нашу родину. Ты получишь специальное образование, хорошее образование. Твои знания будут обширнее тех, какие приобретает обычный лама за всю жизнь. Твой Путь будет усеян терниями и иногда невыносимо труден. Ясновидение приходит через огромную боль, а астральные путешествия требуют чрезвычайного напряжения всех нервов и твердой, как скала, решимости.
Я слушал внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. Все это представлялось мне слишком трудным. Где мне взять столько сил! Тем временем отец-настоятель продолжал:
– У нас ты будешь изучать медицину и астрологию. Мы сделаем для тебя все от нас зависящее. Ты также будешь обучен эзотерическим искусствам. Твой путь предначертан, Тьюзди Лобсанг Рампа. И хотя тебе исполнилось только семь лет, я разговариваю с тобой как со взрослым, ибо ты образован и воспитан под стать взрослому.
Он слегка наклонил голову, и регент поднялся, отвешивая глубокий поклон. Я последовал его примеру. Мы вышли. Только в своей келье регент нарушил молчание:
– Мой мальчик, все твои занятия будут нелегкими, но мы тебе поможем во всем, что в наших силах. А сейчас следуй за мной, тебе необходимо побрить голову.
В Тибете при вступлении в монашеский орден мальчику бреют голову, оставляя лишь маленький клочок волос. После присвоения ему духовного имени и отказа от прежнего сбривается и этот клочок. Но я вернусь к этому позднее.
Регент повел меня по круговому коридору и привел в небольшую комнату, служившую цирюльней. Меня усадили на пол.
– Там-Шо, побрей мальчику голову. Именного клочка не оставляй, он получит духовное имя сегодня же. Подошел Там-Шо, взял меня за косу и задрал ее вверх.
– Ай-ай-ай, мой мальчик, какая роскошная коса, какая умащенная, какая ухоженная! Какое удовольствие отрезать ее!
Он принес откуда-то огромные ножницы, похожие на те, которыми наши слуги орудовали в саду.
– Эй, Тиш, – крикнул он, – подержи-ка за конец эту веревку.
Подошел Тиш, помощник, и схватил меня за косу так, что я подскочил. Высунув язык, Там-Шо принялся за работу. Ножницы были изрядно тупыми. Беззлобно ворча, он кое-как справился с моей косой. Но это было только начало. Помощник принес миску с такой горячей водой, что, когда он выплеснул ее мне на голову, я взвился от боли.
– Что-то не так? – спросил меня цирюльник. – Кажется, я тебя ошпарил?
– Да, – ответил я.
– Не обращай внимания, это поможет бритью! – заметил он, беря в руки треугольную бритву, какими в нашем доме скребли полы.
Прошла еще одна вечность, наполненная мучениями, и наконец на голове моей не осталось ни волоска.
– Пойдем, – сказал регент. Он отвел меня в какую-то комнату и достал большую книгу. – Теперь посмотрим, как мы отныне будем тебя звать… Ага, вот и твое имя: Йца-Миг-Дмар Лах-лу.
(Однако здесь, в этой книге, я и впредь буду пользоваться именем Тьюзди Лобсанг Рампа, более простым для читателя.)
Затем меня привели в класс. Я чувствовал себя как только что снесенное яйцо. Поскольку дома я получил хорошее образование, то мой уровень оценили выше среднего и определили меня в один класс со старшими учениками – семнадцатилетними юношами. Я почувствовал себя карликом среди великанов. Эти послушники не видели, какую трепку я задал Нгавангу, но они и не приставали ко мне, за исключением одного высокого и довольно глупого парня. Он подошел ко мне сзади и положил свои грязные ручищи на мою бритую голову. Мне ничего не оставалось, как и его проучить. Тремя пальцами я нанес ему резкий удар под мышку. Он заорал от боли. Да, Тзу оказался великолепным учителем. Вскоре мне стало известно, что все инструкторы по тибетской борьбе хорошо знают Тзу и считают его лучшим в Тибете мастером. После этого случая ребята оставили меня в покое. А учитель, стоявший в тот момент к нам спиной, но быстро сообразивший, в чем дело, хохотал так, что отпустил нас с урока раньше времени.
Была почти половина девятого вечера, оставалось 45 свободных минут до вечерней службы, начинавшейся в 9: 15. Но радоваться мне пришлось недолго. Когда мы выходили из лекционного зала, один лама знаком подозвал меня. Я приблизился к нему.
– Следуй за мной, – сказал он.
Я повиновался, недоумевая, что еще может меня ожидать. Мы вошли в класс музыки, где собрались двадцать мальчиков, таких же, как и я, новичков. Трое музыкантов начали играть: один на барабане, другой на рожке, третий на серебряной трубе.
– А вы будете петь, – сказал лама, – мне нужно подобрать голоса для хора.
Музыканты играли знакомую мелодию, которую все умели петь. Все выше поднимались голоса, все выше поднимались брови у преподавателя. Сначала на его лице можно было прочитать удивление, затем оно сменилось острой болью. Наконец он поднял руки в знак отчаяния.
– Прекратите! Прекратите! – закричал он. – Даже боги не смогут выдержать такой пытки. Давайте сначала, и будьте более внимательны.
Мы начали снова, но он опять остановил нас. На этот раз учитель подошел ко мне.
– Олух! – сказал он. – Ты, кажется, смеешь шутить со мной?! Сейчас музыканты снова начнут играть, а ты будешь петь один, если не хочешь петь со всеми вместе.
И снова заиграла музыка. Я запел. Петь пришлось недолго. Учитель музыки замахал передо мной трясущимися руками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64