И все же он подошел к дивану и взял ее за руку.
— Я что-то не то сделал? — спросил он спокойно, словно и впрямь хотел понять.
Она вытерла слезы и тихо сказала:
— Вам безразличен ребенок, вы ни разу не пришли за все это время. Разве она могла предположить, что вы окажетесь таким? Как ужасно, как это ужасно — ведь она так любила вас обоих! Она всегда повторяла, какой вы хороший! И когда падала, она протянула руки к ребенку. Ей было так больно, она так кричала, но даже в тот момент она думала о ребенке. А вы совсем не думаете о нем. — Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и продолжала чуть ли не истерически:
— Вы очень плохой человек, вы обманули ее, вы ужасный человек! — Она отдернула руку и вцепилась в коляску.
Моска отошел от дивана. Он спросил, заранее догадываясь об ответе:
— Скажите, что мне делать?
— Я знаю, чего бы ей хотелось. Чтобы вы забрали ребенка в Америку и обеспечили ему там счастливую, спокойную жизнь.
Моска сказал просто:
— Мы же не были женаты, так что ребенок — гражданин Германии. Оформление займет много времени.
— Я могу нянчить его, пока вы оформляете все бумаги. Вы сделаете это?
— Вряд ли мне это удастся, — ответил он.
И вдруг ему захотелось поскорее уйти. У него опять страшно разболелась голова.
Фрау Заундерс холодно сказала:
— Так вы хотите, чтобы я его усыновила?
Он посмотрел на спящего младенца. И ничто в его душе не шевельнулось. Он достал из кармана подписанные им чеки «Америкэн экспресс» и положил на стол.
— Я не знаю, что со мной произойдет завтра. — И с этими словами пошел к двери.
— Когда вы придете снова навестить своего сына? — злобно спросила фрау Заундерс. Ее лицо выражало полнейшее презрение. Моска обернулся.
Боль стальным обручем стиснула ему виски, он хотел было выйти из комнаты, но ее взгляд был для него невыносим.
— Почему вы не скажете мне правду, почему вы не скажете мне всего, что вы обо мне думаете? — Он словно не замечал, что кричит. — Вы считаете, что я во всем виноват, вы считаете, что она умерла потому, что я не смог спасти ей жизнь?
Скажите мне правду! Вот почему вы злитесь на меня, вы смотрите на меня, словно я дикий зверь.
Вы думаете: вот этот америкашка убил еще одного немца! И не притворяйтесь, будто вы сердитесь на меня из-за ребенка. Не притворяйтесь, не лгите.
Я же знаю, о чем вы думаете!
Впервые фрау Заундерс пристально и серьезно посмотрела ему прямо в глаза. Он выглядел больным — с пожелтевшей кожей, глаза как черные дыры, а искаженный яростью рот казался красной раной.
— Нет-нет, — ответила она. — Я никогда не думала о вас плохо. — Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что он хотя бы отчасти прав.
Но Моска уже взял себя в руки.
— Я докажу вам, что это не так. — Он повернулся и вышел из комнаты. Она услышала, как он торопливо сбегает вниз по лестнице.
На улице он закурил и взглянул на небо, затянутое облаками. Он почти докурил сигарету, когда очнулся от своих непонятных дум, и зашагал назад в общежитие на Метцерштрассе. Головная боль давила на глаза и отдавалась в шее. Он посмотрел на часы. Только три. До разборки с Йергеном надо было ждать еще очень долго.
Глава 25
Комнату заполнили предвечерние тени. Он принял аспирин и лег в постель. Странно, его охватила усталость. Он закрыл глаза, кажется, только на мгновение, но, когда услышал стук в дверь и встал, за окнами было уже совсем темно. Он включил лампу на тумбочке и посмотрел на часы. Еще только шесть. В дверь опять постучали, и вошел Эдди Кэссин. Он был в свежевыглаженном костюме, чисто выбрит и источал аромат душистого талька.
— Черт, что ты не запираешь дверь, когда спишь?! — воскликнул он. И добавил обычным тоном:
— Как самочувствие? Я тебя разбудил?
Моска стряхнул с глаз остатки сна и ответил:
— Все о'кей. — Головная боль прошла, но лицо горело, и губы пересохли.
Эдди бросил на стол несколько писем.
— Твоя почта. Может, дерябнем?
Моска пошел к шкафу и достал бутылку джина и два стакана.
— Сегодня большая гулянка внизу, — сказал Эдди. — Приходи.
Моска отрицательно покачал головой и дал ему стакан. Они выпили.
— На той неделе тебе придет предписание на выезд, — сказал Эдди. — Адъютант пытался замять это дело, даже признал свою вину, но полковник был непреклонен. — Он зашептал Моске на ухо:
— Если хочешь, я могу затерять какие-нибудь бумаги, и у тебя будет еще пара недель.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказал Моска. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ночь еще не наступила, и в густых сумерках он увидел толпу ребятишек с фонариками: они ждали наступления полной темноты. Он вспомнил, что в предыдущие вечера слышал, как они поют, — их песни не нарушали тонкой паутинки сна, опутавшей его мозг, не будили его, а только тихо звенели в ушах.
— А что будет с ребенком? — спросил Эдди.
— Он останется с фрау Заундерс, — ответил Моска. — Она позаботится о нем.
Эдди сказал едва слышно:
— Я буду ее навещать. Не беспокойся. — Он помолчал. — Да, тяжко, Уолтер. Такие, как мы с тобой, вечно попадают в переплет. Постарайся не раскисать.
Дети внизу образовали две колонны и, двинувшись по Метцерштрассе с незажженными фонариками, быстро скрылись из виду.
— Это письма от твоей матери, — продолжал Эдди. — Я послал ей телеграмму — решил, что тебе сейчас не захочется ей писать об этом.
— Ты настоящий друг, Эдди, — сказал Моска, отвернувшись от окна. — Ты можешь оказать мне последнюю услугу?
— Конечно, — ответил Эдди.
— Ты не сказал мне, что Йерген вернулся в Бремен. Я хочу его видеть. Ты можешь привести его сюда?
Эдди выпил еще стакан джина и смотрел, как Моска беспокойно мечется по комнате. «Что-то тут не то», — подумал он. Моска старался говорить сдержанно, но его глаза теперь стали похожи на два черных зеркала, а лицо то и дело искажала страшная гримаса ярости и ненависти.
— Я надеюсь, ты не замышляешь какой-нибудь глупости, Уолтер, — сказал Эдди. — Он просто ошибся. Он не виноват. Черт, ты же знаешь, Йерген ради Геллы готов был шею сломать.
Моска улыбнулся:
— Слушай, я просто хочу получить обратно свои сигареты и деньги, которые я заплатил ему за эти лекарства. Какого хрена я должен на этом терять?
Эдди издал возглас радостного удивления:
— Слава тебе, господи, наконец-то ты опять нормальный. Действительно, какого хрена ты должен на этом терять?
Про себя он подумал: «Ну вот, это в духе Моски — ни в коем случае не дать себя обдурить, помнить о своих кровных даже в минуту горя». Но радость его была неподдельной: хорошо, что Моска все-таки не раскис, не свихнулся, а опять такой же, как всегда.
Тут ему в голову пришла идея. Он схватил Моску за руку:
— Слушай, вот какое дело. Я уезжаю на недельку с фрау Майер в горы под Марбург. Поехали с нами. Я найду тебе девочку, миленькую симпатяшечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Я что-то не то сделал? — спросил он спокойно, словно и впрямь хотел понять.
Она вытерла слезы и тихо сказала:
— Вам безразличен ребенок, вы ни разу не пришли за все это время. Разве она могла предположить, что вы окажетесь таким? Как ужасно, как это ужасно — ведь она так любила вас обоих! Она всегда повторяла, какой вы хороший! И когда падала, она протянула руки к ребенку. Ей было так больно, она так кричала, но даже в тот момент она думала о ребенке. А вы совсем не думаете о нем. — Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и продолжала чуть ли не истерически:
— Вы очень плохой человек, вы обманули ее, вы ужасный человек! — Она отдернула руку и вцепилась в коляску.
Моска отошел от дивана. Он спросил, заранее догадываясь об ответе:
— Скажите, что мне делать?
— Я знаю, чего бы ей хотелось. Чтобы вы забрали ребенка в Америку и обеспечили ему там счастливую, спокойную жизнь.
Моска сказал просто:
— Мы же не были женаты, так что ребенок — гражданин Германии. Оформление займет много времени.
— Я могу нянчить его, пока вы оформляете все бумаги. Вы сделаете это?
— Вряд ли мне это удастся, — ответил он.
И вдруг ему захотелось поскорее уйти. У него опять страшно разболелась голова.
Фрау Заундерс холодно сказала:
— Так вы хотите, чтобы я его усыновила?
Он посмотрел на спящего младенца. И ничто в его душе не шевельнулось. Он достал из кармана подписанные им чеки «Америкэн экспресс» и положил на стол.
— Я не знаю, что со мной произойдет завтра. — И с этими словами пошел к двери.
— Когда вы придете снова навестить своего сына? — злобно спросила фрау Заундерс. Ее лицо выражало полнейшее презрение. Моска обернулся.
Боль стальным обручем стиснула ему виски, он хотел было выйти из комнаты, но ее взгляд был для него невыносим.
— Почему вы не скажете мне правду, почему вы не скажете мне всего, что вы обо мне думаете? — Он словно не замечал, что кричит. — Вы считаете, что я во всем виноват, вы считаете, что она умерла потому, что я не смог спасти ей жизнь?
Скажите мне правду! Вот почему вы злитесь на меня, вы смотрите на меня, словно я дикий зверь.
Вы думаете: вот этот америкашка убил еще одного немца! И не притворяйтесь, будто вы сердитесь на меня из-за ребенка. Не притворяйтесь, не лгите.
Я же знаю, о чем вы думаете!
Впервые фрау Заундерс пристально и серьезно посмотрела ему прямо в глаза. Он выглядел больным — с пожелтевшей кожей, глаза как черные дыры, а искаженный яростью рот казался красной раной.
— Нет-нет, — ответила она. — Я никогда не думала о вас плохо. — Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что он хотя бы отчасти прав.
Но Моска уже взял себя в руки.
— Я докажу вам, что это не так. — Он повернулся и вышел из комнаты. Она услышала, как он торопливо сбегает вниз по лестнице.
На улице он закурил и взглянул на небо, затянутое облаками. Он почти докурил сигарету, когда очнулся от своих непонятных дум, и зашагал назад в общежитие на Метцерштрассе. Головная боль давила на глаза и отдавалась в шее. Он посмотрел на часы. Только три. До разборки с Йергеном надо было ждать еще очень долго.
Глава 25
Комнату заполнили предвечерние тени. Он принял аспирин и лег в постель. Странно, его охватила усталость. Он закрыл глаза, кажется, только на мгновение, но, когда услышал стук в дверь и встал, за окнами было уже совсем темно. Он включил лампу на тумбочке и посмотрел на часы. Еще только шесть. В дверь опять постучали, и вошел Эдди Кэссин. Он был в свежевыглаженном костюме, чисто выбрит и источал аромат душистого талька.
— Черт, что ты не запираешь дверь, когда спишь?! — воскликнул он. И добавил обычным тоном:
— Как самочувствие? Я тебя разбудил?
Моска стряхнул с глаз остатки сна и ответил:
— Все о'кей. — Головная боль прошла, но лицо горело, и губы пересохли.
Эдди бросил на стол несколько писем.
— Твоя почта. Может, дерябнем?
Моска пошел к шкафу и достал бутылку джина и два стакана.
— Сегодня большая гулянка внизу, — сказал Эдди. — Приходи.
Моска отрицательно покачал головой и дал ему стакан. Они выпили.
— На той неделе тебе придет предписание на выезд, — сказал Эдди. — Адъютант пытался замять это дело, даже признал свою вину, но полковник был непреклонен. — Он зашептал Моске на ухо:
— Если хочешь, я могу затерять какие-нибудь бумаги, и у тебя будет еще пара недель.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказал Моска. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ночь еще не наступила, и в густых сумерках он увидел толпу ребятишек с фонариками: они ждали наступления полной темноты. Он вспомнил, что в предыдущие вечера слышал, как они поют, — их песни не нарушали тонкой паутинки сна, опутавшей его мозг, не будили его, а только тихо звенели в ушах.
— А что будет с ребенком? — спросил Эдди.
— Он останется с фрау Заундерс, — ответил Моска. — Она позаботится о нем.
Эдди сказал едва слышно:
— Я буду ее навещать. Не беспокойся. — Он помолчал. — Да, тяжко, Уолтер. Такие, как мы с тобой, вечно попадают в переплет. Постарайся не раскисать.
Дети внизу образовали две колонны и, двинувшись по Метцерштрассе с незажженными фонариками, быстро скрылись из виду.
— Это письма от твоей матери, — продолжал Эдди. — Я послал ей телеграмму — решил, что тебе сейчас не захочется ей писать об этом.
— Ты настоящий друг, Эдди, — сказал Моска, отвернувшись от окна. — Ты можешь оказать мне последнюю услугу?
— Конечно, — ответил Эдди.
— Ты не сказал мне, что Йерген вернулся в Бремен. Я хочу его видеть. Ты можешь привести его сюда?
Эдди выпил еще стакан джина и смотрел, как Моска беспокойно мечется по комнате. «Что-то тут не то», — подумал он. Моска старался говорить сдержанно, но его глаза теперь стали похожи на два черных зеркала, а лицо то и дело искажала страшная гримаса ярости и ненависти.
— Я надеюсь, ты не замышляешь какой-нибудь глупости, Уолтер, — сказал Эдди. — Он просто ошибся. Он не виноват. Черт, ты же знаешь, Йерген ради Геллы готов был шею сломать.
Моска улыбнулся:
— Слушай, я просто хочу получить обратно свои сигареты и деньги, которые я заплатил ему за эти лекарства. Какого хрена я должен на этом терять?
Эдди издал возглас радостного удивления:
— Слава тебе, господи, наконец-то ты опять нормальный. Действительно, какого хрена ты должен на этом терять?
Про себя он подумал: «Ну вот, это в духе Моски — ни в коем случае не дать себя обдурить, помнить о своих кровных даже в минуту горя». Но радость его была неподдельной: хорошо, что Моска все-таки не раскис, не свихнулся, а опять такой же, как всегда.
Тут ему в голову пришла идея. Он схватил Моску за руку:
— Слушай, вот какое дело. Я уезжаю на недельку с фрау Майер в горы под Марбург. Поехали с нами. Я найду тебе девочку, миленькую симпатяшечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74