они давно и везде крупно задолжали, потому
что командировочных, все из-за той же вьюги, не получали уже пятнадцать
дней.
Пурга...
Кочегар дядя Гоша, хозяин квартиры и баньки, снятой Веселовым и
Сказкиным, как правило, возвращался поздно и навеселе. Будучи холостяком,
дядя Гоша все свое свободное время проводил среди таких же, как он сам,
ребят, по его точному выражению - "за ломберным столиком".
Возвращаясь, дядя Гоша приносил банку консервированной сайры. Он
долго возился над банкой, но все же вскрывал и ставил перед псом, жившим у
него под кличкой Индус. Сказкину и Веселову дядя Гоша говорил так: "Псам,
как и шпионам, фосфор необходим. И заметьте, я хоть и беру консервы на
комбинате, но именно беру, а не похищаю! Другой бы попер с комбината
красную рыбу, а я сайру беру, одну баночку, для Индуса, бланшированную, но
нестандартную, ту, что все равно в брак идет!"
И Сказкин, и Веселов, оба они хотели нестандартной сайры, даже той,
что все равно идет в брак, но дядя Гоша, будучи навеселе, терзаний их не
замечал: в наше время, да чтоб голодали!.. Он терпеливо ждал, когда пес
оближет банку, и сразу гасил свечу: "Зачем потолок коптить! Потолок не
рыба!"
Все ложились.
Сказкин пару раз проверял: не осталось ли чего в баночке у Индуса?
Нет, пес справлялся. А на робкие намеки, что псу фосфора не хватает, надо
бы для него прихватывать две баночки, дядя Гоша гордо пояснял: "Одна
баночка - это одна, а две баночки - это уже много! Разницу надо знать!
Опять же и совесть чистая!"
Он думал и добавлял: "Как мой дом!"
Дом у него, правда, был чист и гол.
Как его совесть.
Сказкин и Веселов, существа, как известно, белковые, слабели на
глазах. Индус стал относиться к ним без уважения. У Веселова он отнял и
унес в пургу рукавицы; пришлось рукавицы Сказкина пришить к рукавам - в
холода без них не поработаешь!
В горисполком Веселов и Сказкин не заглядывали: они уже выбрали под
расписку все, что им могли дать; знакомых в городе не было; пурга не
стихала - назревала истинная и великая катастрофа!
Но в тот день, когда Сказкин твердо решил побороть свою гордость и
попросить у дяди Гоши взаймы, в сенках дома раздался слабый вскрик.
Держась руками за стену, Сказкин бросился на помощь товарищу.
В сенках, на дощатой, плохо проконопаченной стене, под старой,
обдутой ветром мужской рубашкой висел на гвозде самый настоящий окорок
пуда на полтора. С одной стороны он был срезной, плоский, с другой -
розовый, выпуклый, и походил на большую мандолину.
Окорок вкусно пах.
Позвав Индуса, как свидетеля, Сказкин и Веселов долго смотрели на
окорок.
Потом был принесен нож, каждый получил по большому куску окорока.
Индус тоже. "Хватит тебе фосфор жрать, - заметил Сказкин. - Ты не шпион, а
собака и наш друг!" - а оробевшему интеллигенту Веселову Сказкин бросил:
"Получим полевые, Гошке заплатим за все! За окорок тоже!"
А пурга набирала силу. Город занесло под третий этаж. Очень скоро
Сказкин, Веселов и Индус привыкли к окороку. А поскольку дядя Гоша, тоже
набирая силу, появлялся дома все позже и позже, Сказкин рискнул перейти на
бульоны. "Горячее, - деловито пояснял он, двигая белесыми бровками, -
горячее, оно всегда очень полезно!"
Оба повеселели, вернули вес - и Веселов, и Сказкин. И Индус с ними
подружился.
Однако всему приходит конец.
Как ни привыкли Сказкин и смирившийся с содеянным Веселов к окороку,
толщина его (это наблюдалось даже визуально) неуклонно уменьшалась, и
теперь окорок и впрямь напоминал мандолину - был так же пуст и звучен!
И был день. И пурга кончилась.
Выкатилось из-за сопки ледяное ржавое солнце, празднично осветило
оцепеневший мир. Дядя Гоша явился домой не ночью, как всегда, а засветло.
Он улыбался: "У меня окорок есть. Я вас сегодня угощу окороком!"
Слова дяди Гоши повергли праздничный мир в смятение. Даже Индус
привстал и отвел в сторону виноватый взгляд.
Первым в сенки двинулся хозяин, но на пороге, чуть не сбив его с ног,
его обошли Индус и Сказкин.
Зная инфернальный характер пса, Серп Иванович, как бы не выдержав
тяжести, обронил на пол пустой зазвеневший окорок, а Индус (все они были
крепко повязаны) подхватил окорок и бросился с ним в бесконечные
заснеженные огороды, залитые кровавым солнцем.
Взвешенный дядя Гоша выскочил на крылечко с ружьем в руках. "Убью! -
кричал он Индусу. - Отдам корейцам!.."
Дядя Гоша и впрямь передернул затвор, но ружье из его рук вырвал
Сказкин.
"Молодец! - отметил про себя Веселов. - И пса пугнет, и честь наша не
будет попрана!"
Но к крайнему изумлению Веселова Сказкин прицелился прямо в
несущегося по сугробам Индуса.
- Что ты делаешь?! - завопил Веселов, толкая друга под локоть.
Только тогда, голосом полным раскаяния и испуга, Сказкин шепнул: "А
вдруг пес расколется?.."
...К утру Луна исчезла.
Она не спряталась за гребень кальдеры, ее не закрыли облачка или
туман; просто - была, и вот нет ее! Растворилась, как цинк в кислоте.
Зато над вершинами острых скал, над таинственными пропастями угрюмо и
тускло засветились курильские огни. Как елочные шарики поблескивали они в
наэлектризованном воздухе, гасли и вновь вспыхивали.
"Прощелыга!.. - тосковал я по Сказкину. - Фал на гречку сменял, а я
загорай в пещере!.."
Чем-то недоступным казался мне теперь крошечный домик сироты Агафона
Мальцева. На печке, сооруженной из разрубленной железной бочки, пекутся
лепешки, пахнет свежим чаем; на столике, как маяк-бипер, икает "Селга"...
А тут?
Шорох текучих шлаков. Шорох ссыпающихся песков. Шорох грунтовых вод,
сочащихся по ожелезненным обнажениям...
Слова старинной морской песни прекрасно вписались в эти таинственные
нескончаемые шорохи.
"Эту курву мы поймаем, - отчетливо прозвучало в ушах, - ей желудок
прокачаем, пасть зубастую на нас раскрыть не смей!.."
Песня все ближе:
"Ничего мы знать не знаем, но прекрасно понимаем: ты над морем -
будто знамя..."
Что же там дальше? Ну, конечно:
"Змей!"
Это не было галлюцинацией.
С "тозовкой" в руке, с рюкзачишком за плечами, в вечном своем
выцветшем тельнике, не разбирая дороги и голося во всю глотку старинную
морскую песню, по камням пылил сам Серп Иванович Сказкин - бывший боцман,
бывший матрос, бывший кладовщик и так далее, и так далее. Он был трезв, но
явно перевозбужден приступом храбрости. Тельник пузырился от ветра,
белесые глаза хищно обшаривали обрывы.
- Начальник! - время от времени кричал он. - Почты нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
что командировочных, все из-за той же вьюги, не получали уже пятнадцать
дней.
Пурга...
Кочегар дядя Гоша, хозяин квартиры и баньки, снятой Веселовым и
Сказкиным, как правило, возвращался поздно и навеселе. Будучи холостяком,
дядя Гоша все свое свободное время проводил среди таких же, как он сам,
ребят, по его точному выражению - "за ломберным столиком".
Возвращаясь, дядя Гоша приносил банку консервированной сайры. Он
долго возился над банкой, но все же вскрывал и ставил перед псом, жившим у
него под кличкой Индус. Сказкину и Веселову дядя Гоша говорил так: "Псам,
как и шпионам, фосфор необходим. И заметьте, я хоть и беру консервы на
комбинате, но именно беру, а не похищаю! Другой бы попер с комбината
красную рыбу, а я сайру беру, одну баночку, для Индуса, бланшированную, но
нестандартную, ту, что все равно в брак идет!"
И Сказкин, и Веселов, оба они хотели нестандартной сайры, даже той,
что все равно идет в брак, но дядя Гоша, будучи навеселе, терзаний их не
замечал: в наше время, да чтоб голодали!.. Он терпеливо ждал, когда пес
оближет банку, и сразу гасил свечу: "Зачем потолок коптить! Потолок не
рыба!"
Все ложились.
Сказкин пару раз проверял: не осталось ли чего в баночке у Индуса?
Нет, пес справлялся. А на робкие намеки, что псу фосфора не хватает, надо
бы для него прихватывать две баночки, дядя Гоша гордо пояснял: "Одна
баночка - это одна, а две баночки - это уже много! Разницу надо знать!
Опять же и совесть чистая!"
Он думал и добавлял: "Как мой дом!"
Дом у него, правда, был чист и гол.
Как его совесть.
Сказкин и Веселов, существа, как известно, белковые, слабели на
глазах. Индус стал относиться к ним без уважения. У Веселова он отнял и
унес в пургу рукавицы; пришлось рукавицы Сказкина пришить к рукавам - в
холода без них не поработаешь!
В горисполком Веселов и Сказкин не заглядывали: они уже выбрали под
расписку все, что им могли дать; знакомых в городе не было; пурга не
стихала - назревала истинная и великая катастрофа!
Но в тот день, когда Сказкин твердо решил побороть свою гордость и
попросить у дяди Гоши взаймы, в сенках дома раздался слабый вскрик.
Держась руками за стену, Сказкин бросился на помощь товарищу.
В сенках, на дощатой, плохо проконопаченной стене, под старой,
обдутой ветром мужской рубашкой висел на гвозде самый настоящий окорок
пуда на полтора. С одной стороны он был срезной, плоский, с другой -
розовый, выпуклый, и походил на большую мандолину.
Окорок вкусно пах.
Позвав Индуса, как свидетеля, Сказкин и Веселов долго смотрели на
окорок.
Потом был принесен нож, каждый получил по большому куску окорока.
Индус тоже. "Хватит тебе фосфор жрать, - заметил Сказкин. - Ты не шпион, а
собака и наш друг!" - а оробевшему интеллигенту Веселову Сказкин бросил:
"Получим полевые, Гошке заплатим за все! За окорок тоже!"
А пурга набирала силу. Город занесло под третий этаж. Очень скоро
Сказкин, Веселов и Индус привыкли к окороку. А поскольку дядя Гоша, тоже
набирая силу, появлялся дома все позже и позже, Сказкин рискнул перейти на
бульоны. "Горячее, - деловито пояснял он, двигая белесыми бровками, -
горячее, оно всегда очень полезно!"
Оба повеселели, вернули вес - и Веселов, и Сказкин. И Индус с ними
подружился.
Однако всему приходит конец.
Как ни привыкли Сказкин и смирившийся с содеянным Веселов к окороку,
толщина его (это наблюдалось даже визуально) неуклонно уменьшалась, и
теперь окорок и впрямь напоминал мандолину - был так же пуст и звучен!
И был день. И пурга кончилась.
Выкатилось из-за сопки ледяное ржавое солнце, празднично осветило
оцепеневший мир. Дядя Гоша явился домой не ночью, как всегда, а засветло.
Он улыбался: "У меня окорок есть. Я вас сегодня угощу окороком!"
Слова дяди Гоши повергли праздничный мир в смятение. Даже Индус
привстал и отвел в сторону виноватый взгляд.
Первым в сенки двинулся хозяин, но на пороге, чуть не сбив его с ног,
его обошли Индус и Сказкин.
Зная инфернальный характер пса, Серп Иванович, как бы не выдержав
тяжести, обронил на пол пустой зазвеневший окорок, а Индус (все они были
крепко повязаны) подхватил окорок и бросился с ним в бесконечные
заснеженные огороды, залитые кровавым солнцем.
Взвешенный дядя Гоша выскочил на крылечко с ружьем в руках. "Убью! -
кричал он Индусу. - Отдам корейцам!.."
Дядя Гоша и впрямь передернул затвор, но ружье из его рук вырвал
Сказкин.
"Молодец! - отметил про себя Веселов. - И пса пугнет, и честь наша не
будет попрана!"
Но к крайнему изумлению Веселова Сказкин прицелился прямо в
несущегося по сугробам Индуса.
- Что ты делаешь?! - завопил Веселов, толкая друга под локоть.
Только тогда, голосом полным раскаяния и испуга, Сказкин шепнул: "А
вдруг пес расколется?.."
...К утру Луна исчезла.
Она не спряталась за гребень кальдеры, ее не закрыли облачка или
туман; просто - была, и вот нет ее! Растворилась, как цинк в кислоте.
Зато над вершинами острых скал, над таинственными пропастями угрюмо и
тускло засветились курильские огни. Как елочные шарики поблескивали они в
наэлектризованном воздухе, гасли и вновь вспыхивали.
"Прощелыга!.. - тосковал я по Сказкину. - Фал на гречку сменял, а я
загорай в пещере!.."
Чем-то недоступным казался мне теперь крошечный домик сироты Агафона
Мальцева. На печке, сооруженной из разрубленной железной бочки, пекутся
лепешки, пахнет свежим чаем; на столике, как маяк-бипер, икает "Селга"...
А тут?
Шорох текучих шлаков. Шорох ссыпающихся песков. Шорох грунтовых вод,
сочащихся по ожелезненным обнажениям...
Слова старинной морской песни прекрасно вписались в эти таинственные
нескончаемые шорохи.
"Эту курву мы поймаем, - отчетливо прозвучало в ушах, - ей желудок
прокачаем, пасть зубастую на нас раскрыть не смей!.."
Песня все ближе:
"Ничего мы знать не знаем, но прекрасно понимаем: ты над морем -
будто знамя..."
Что же там дальше? Ну, конечно:
"Змей!"
Это не было галлюцинацией.
С "тозовкой" в руке, с рюкзачишком за плечами, в вечном своем
выцветшем тельнике, не разбирая дороги и голося во всю глотку старинную
морскую песню, по камням пылил сам Серп Иванович Сказкин - бывший боцман,
бывший матрос, бывший кладовщик и так далее, и так далее. Он был трезв, но
явно перевозбужден приступом храбрости. Тельник пузырился от ветра,
белесые глаза хищно обшаривали обрывы.
- Начальник! - время от времени кричал он. - Почты нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17