Итак, и в музыке, и во врачеванье, и во всех других делах, и человеческих и
божественных, нужно, насколько это возможно, принимать во внимание обоих
Эротов, ибо и тот и другой там присутствуют. Даже свойства времен года
зависят от них обоих. Когда началами, о которых я говорил, теплом и холодом,
сухостью и влажностью овладевает любовь умеренная и они сливаются друг с
другом рассудительно и гармонично, год бывает изобильный, он приносит людям,
животным и растениям здоровье, не причиняя им никакого вреда. Но когда
времена года попадают под власть разнузданного Эрота, Эрота-насильника, он
многое губит и портит. Ведь из-за этого обычно возникают заразные и другие
болезни, поражающие животных и растения. Ибо и иней, и град, и медвяная роса
происходят от таких преувеличенных, неумеренных любовных вожделений, знание
которых, когда дело касается движения звезд и времен года, именуется
астрономией.
Но и жертвоприношения, и все, что относится к искусству гадания и в чем
состоит общение богов и людей, тоже связано не с чем иным, как с охраной
любви, с одной стороны, и врачеванием ее - с другой. Ведь всякое нечестие
возникает обычно тогда, когда не чтут умеренного Эрота, не угождают ему, не
отводят ему во всем первого места, а оказывают все эти почести другому Эроту,
идет ли речь о родителях - живых ли, умерших ли - или о богах. На то и
существует искусство гадания, чтобы следить за любящими и врачевать их; вот и
получается, что гадание - это творец дружбы между богами и людьми, потому что
оно знает, какие любовные вожделения людей благочестивы и освящены обычаем.
Вот сколь большим и многообразным, вернее сказать неограниченным, могуществом
обладает всякий вообще Эрот, но Эрот, который у нас и у богов ведет ко благу,
к рассудительности и справедливости, - этот Эрот обладает могуществом
поистине величайшим и приносит нам всяческое блаженство, позволяя нам
дружески общаться между собой и даже с богами, которые совершеннее нас.
Возможно, что и я в своем похвальном слове Эроту многого не сказал, хотя так
получилось не по моей воле. Но если я что-либо упустил, твое дело, Аристофан,
дополнить мою речь. Впрочем, может быть, ты собираешься восхвалять этого бога
как-либо иначе - ну, что ж, изволь, кстати и твоя икота прошла.
И Аристофан ответил:
- Да, прошла, но только после того, как я расчихался, и я даже удивляюсь, что
пристойное поведение тела достигается таким шумным и щекотным способом: ведь
икота сразу прошла, стоило мне несколько раз чихнуть.
- Ну что ты делаешь, дорогой, - возразил Аристофану Эриксимах, - ты
острословишь перед началом речи, и мне придется во время твоей речи следить,
чтобы ты не зубоскалил, а ведь ты мог бы говорить без помех.
- Ты прав, Эриксимах, - отвечал со смехом Аристофан, - беру то, что сказал,
обратно. Но следить за мной тебе не придется, ибо не того боюсь я, что скажу
что-нибудь смешное, - это было бы мне на руку и вполне в духе моей Музы, - а
того, что стану посмешищем.
- Так легко тебе от меня не отделаться, Аристофан, - сказал Эриксимах. - Нет,
будь начеку и говори так, словно тебе предстоит держать ответ за свои слова.
А впрочем, я тебе, может быть, еще и дам поблажку.
Речь Аристофана: Эрот как стремление человека к изначальной целостности
- Конечно, Эриксимах, - начал Аристофан, - я намерен говорить не так, как ты
и Павсаний. Мне кажется, что люди совершенно не сознают истинной мощи любви,
ибо, если бы они сознавали ее, они бы воздвигали ей величайшие храмы и алтари
и приносили величайшие жертвы, а меж тем ничего подобного не делается, хотя
все это следует делать в первую очередь. Ведь Эрот - самый человеколюбивый
бог, он помогает людям и врачует недуги, исцеление от которых было бы для
рода человеческого величайшим счастьем. Итак, я попытаюсь объяснить вам его
мощь, а уж вы будете учителями другим.
Раньше, однако, мы должны кое-что узнать о человеческой природе и о том, что
она претерпела. Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем
другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, - мужского и
женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки
этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным,
- андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование
обоих полов - мужского и женского. Кроме того, тело у всех было округлое,
спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и
у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух
этих лиц, глядевшие в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две
пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже
сказано. Передвигался такой человек либо прямо, во весь рост, - так же как мы
теперь, но любой из двух сторон вперед, либо, если торопился, шел колесом,
занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему
быстро бежать вперед. А было этих полов три, и таковы они были потому, что
мужской искони происходит от Солнца, женский - от Земли, а совмещавший оба
этих - от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала. Что же касается
шаровидности этих существ и их кругового передвижения, то и тут сказывалось
сходство с их прародителями. Страшные своей силой и мощью, они питали великие
замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит об Эфиальте
и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы
напасть на богов.
И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали,
как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, -
тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким
бесчинством тоже нельзя было. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:
- Кажется, я нашел способ сохранить людей, и положить конец их буйству,
уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых,
станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их увеличится.
И ходить они будут прямо, на двух ногах. А если они и после этого не
угомонятся и начнут буйствовать, я, сказал он, рассеку их пополам снова, и
они запрыгают у меня на одной ножке.
Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой
ягоды рябины или как режут яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал,
Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и
половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек становился скромней, а все
остальное велено было залечить. И Аполлон поворачивал лица и, стянув отовсюду
кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом,
завязывал получавшееся посреди живота отверстие - оно и носит ныне название
пупка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18