— Ничего, ничего! Ты ступай домой, я сама все выясню.
Старушка тяжело вздохнула и, опираясь на зонт, поднялась с места.
— Ты скажи ему, что их жены очень беспокоятся.
— Хорошо, хорошо... Иди к невесткам.
Виргиния пошла проводить мать до лестницы, поправила на ней шаль, подождала пока та спустилась. Вернувшись в комнату, она снова начала думать о братьях. Что они могли сделать? Правда, раньше они были против большевиков, да и теперь не любят их... Виргинии хорошо известно настроение братьев, но оно не могло служить причиной ареста... Может быть, у них нашли оружие или они поддерживали связь с кем-то из эмигрировавших за границу? Нет, нет, это — просто недоразумение!
Мучительно думает Виргиния... Как бы то ни было,— наконец решает она,— в чем бы они ни провинились, Осеп не оставит их, не позволит расправиться с ними... Они ведь школьные товарищи... Кроме того, Осеп так сильно любит ее, что... Даже если братья и совершили какое-нибудь преступление,— хотя она сомневается в их вине,— Осеп не поступит с ними так, как поступил бы с другими... Правда, он строг, упрям, неуступчив, но все же... Осеп, должно быть, не знает ни о чем. Видимо, это было сделано без его ведома. Если бы он знал, то непременно сказал бы ей...
Долго раздумывала Виргиния над случившимся, взвесила все «за» и «против», представила себе все возможные последствия... Хотелось поскорее узнать все у мужа, но в последний момент опять решила не будить его.
— Подожду, когда проснется...
В то время как Виргиния всячески старалась не нарушить покой мужа, Осеп, или, как теперь его называли, «товарищ Осеп», давно уже проснулся.
Выпростав из-под одеяла худощавую волосатую руку, Осеп протирал сонные глаза. Он проснулся, услышав в соседней комнате необычный в этот час громкий разговор. Узнал взволнованный голос тещи и, конечно, все понял. Еще вчера утром ему было известно, что братьев жены арестуют, но он ничего не сказал об этом дома. Он вообще не имел обыкновения говорить с женой о партийных делах. Да и Виргиния не спрашивала мужа о том, что он сам не считал нужным ей сообщить. Виргиния интересовалась делами мужа, поскольку они могли иметь отношение к его спокойствию и безопасности... Как отразится такое-то событие на Осепе, не случится ли с ним беды, не пострадает ли он от этого? Постоянная тревога Виргинии была вызвана тем, что Осеп много раз подвергался опасности. И какой опасности!
С первого же дня женитьбы, еще до войны и потом в дни войны, сколько раз у них были обыски, сколько раз Осеп сидел в тюрьмах, а в 1920 году грузинские меньшевики чуть было не расстреляли его. С большим трудом удалось ему пробраться на Северный Кавказ. Во время майского восстания в Александрополе его расстреляли бы, если бы он не бежал в Лори... Много пережила Виргиния, потому и боялась всегда за жизнь мужа.
— Если ты так тревожишься,— говорили подруги и соседки,— то удержи мужа от партийной работы, и тогда ему никакая опасность не будет угрожать.
Удержать? Об этом с ним не стоило даже говорить! Осеп не послушался бы ее, да и, кроме того, она гордилась тем, что муж ее работает во имя справедливости. Осеп в свою очередь был доволен, что Виргиния не вмешивается, подобно другим женам, в партийные дела.
«Сегодня она спросит,— промелькнуло в голове Осе- па, и он подумал, что отныне их отношения могут измениться.— Появится холодок, а может быть, и отчужденность, фальшь, если не худшее... Ведь арестованы ее братья. И Виргиния не сможет остаться беспристрастной, как прежде... Она обещала матери все разузнать... Что же сказать ей?..»
Осеп повернулся лицом к стене — тигр с ковра смотрел на него своими желтыми глазами. Осеп снова устало сомкнул веки. На дворе бушевала вьюга... Из соседней комнаты доносились шаги Виргинии... Она, по-видимому, убирала комнату: что-то стряхивала, что-то взбивала. Несколько раз подходила к дверям. «Беспокоится, но будить не хочет!» — подумал Осеп. Однако через несколько минут дверь осторожно открылась.
— Спит! — прошептала Виргиния и в нерешительности остановилась у порога.
— Я не сплю,— отозвался Осеп, не поворачиваясь.
Он знал, что она должна была сказать ему. Рано или
поздно она спросит. И чем раньше, тем лучше.
Виргиния подошла и стала у кровати мужа.
— Почему арестовали Сурена и Рубена? — начала она дрожащим голосом.
— Твоих братьев?
— Да. Тебе известно об этом?
— Да,— ответил Осеп, не поворачивая лица от стены, от тигра на ковре.— Известно...
— Но за что?!
— За что? Наверное, есть за что,— ответил Осеп почти равнодушным тоном.
Этот ответ не удовлетворил Виргинию.
— Я не думаю, чтоб они совершили какое-нибудь преступление. Правда, они вас не любят, больше того, ненавидят, об этом ты лучше меня знаешь, но вряд ли они могли сделать что-нибудь такое, что...
Осеп молчит. Виргинии его молчание показалось страшным; ей не хватило воздуха, и она глубоко вздохнула.
— В самом деле, есть что-либо серьезное?
— Выясним, узнаем...
— Значит, они арестованы просто по подозрению?
Осеп медлит с ответом.
— Почти что... Да, отчасти...
Озадаченная Виргиния с недоумением смотрит на мужа:
— Осеп, я тебя не понимаю. Ты уклоняешься от прямого ответа. По-видимому, что-то есть, но ты хочешь скрыть от меня. Да... Почему ты не смотришь на меня?
Осеп поворачивается к ней лицом.
— Скрывать нечего. Ведь я же сказал тебе — следствие все выяснит.
— Но в чем же их подозревают? Нельзя узнать? Я думаю, они невинны и вряд ли...
— А ты можешь поклясться, что они невинны? — спросил Осеп, приподнимаясь, и тотчас же пожалел, что задал этот вопрос (какая была необходимость в этом?).
Виргиния растерялась.
— Я?.. Поклясться?.. Но кто знает... Во всяком случае, я думаю, что они не сделали ничего такого, чтобы... А ты? Неужели ты думаешь, что они сделали что-нибудь дурное?
— Я же сказал — следствие выяснит,— ответил Осеп на этот раз очень мягко, чтобы не взволновать жену, и стал одеваться.
Но Виргинию не успокоил его тон.
— Тем не менее, я все же не понимаю... Это — партийная тайна? Да?
— Пока что — да!
Замолчали. Осеп продолжал одеваться, а Виргиния отдернула занавески, присела на край кровати и, сложив руки, смотрела на мужа. Смотрела широко раскрыв глаза, чужим взглядом, словно впервые видела его. Смотрела, затаив дыхание. Ее полная грудь судорожно вздымалась и опускалась, а лицо было красно, как мак. Осеп продолжал сосредоточенно одеваться.
— Послушай, Осеп,— у Виргинии неожиданно изменился голос.— Я хочу спросить тебя.
Голос у нее прерывается и дрожит.
— Да, слушаю.
Виргиния колеблется...
— Когда-нибудь в своей жизни, теперь или раньше, на Северном Кавказе или еще где-нибудь, по долгу службы.
1 2 3 4 5 6 7