Дикий тигренок сделал попытку скрыться, его удержали.
— Постойте, куда же вы бежите? — остановил юношу кузен Пьер и взял его под руку.— Садитесь. Мы так давно не видались. Поговоримте. Что это вы хмуритесь? Ну, что, на кладбище, вашего воспитателя все по-прежнему появляются привидения похороненных мудрецов? Тень Трегубова по-старому ли восстает из своего могильного склепа и приходит во время шабаша осматривать мавзолеи кряжовского погоста? Л мавзолеев все прибавляется или ими заставлены уже все углы? Находите ли вы теперь приятным свое пребывание в жилище мертвых? Иногда, я думаю, становится немного скучно?
— По крайней мере тихо, если не весело; заниматься можно,— ответил Панютин и поспешил прибавить: — Но я большую часть времени провожу в университете.
— А, да, в университете,— серьезно проговорил кузен Пьер.— Конечно, там скучать нельзя. Молодые профессора, новые, живые идеи приводят, животрепещущие вопросы поднимают; кружки молодежи составляются; товарищество крепко стоит-за своих членов; споры, шум, сходки, заботы об участи бедных собрать-, ев, все кипит, волнуется юною жизнью, жизнью дня... Чудное это существование.
— Нет... да...— начал в замешательстве Панютин. Ему очень хотелось выругать кузена Пьера, очень хорошо знавшего, что в университете уже не было никаких кружков, никаких сходок, никаких новых идей.
Трое повес захохотали дружным смехом. Юноша снова с злобою закусил губы и, оборвав лист плюща, скомкал его в руке; казалось, он хотел бы в эту минуту точно так же скомкать, отбросить и растоптать ногами свою собственную жизнь,
— Что вы ему сказки-то рассказываете? — проговорил Левчинов.— У вас, я думаю, нет ни одного товарища? Вы едва ли знаете кого-нибудь из. студентов даже по имени,— обратился он к Панютину.
— Да, теперь студенты мало сходятся между собою,— отвечал неохотно Панютин.
— Жаль, жаль,— с сожалением произнес кузен. Пьер, продолжая свое, начатое без всякой цели, шутовство.— Ну, да это не беда, поскучаете дома и в университете, так здесь отдохнуть можно, в добром родственном кружке...
— Что это вы, Петр Петрович, с умыслом или...— начал Панютин глухим голосом и не мог сразу поды екать слово,— или по вдохновению дразните меня? —п окончил он.
Ему хотелось сказать не по вдохновению, а по глупости, но язык не повернулся на это.
— Дразню? Я и не думал дразнить вас,— изумился кузен Пьер и снова выставил свои блестящие зубы.
— Так что же вы расспрашиваете меня о моем житье-бытье? Ну, скверно оно, вы это сами знаете. Да вам-то что до этого?
Панютин сердито встал. Кузен Пьер ласково удержал его...
— Мне, право, жаль вас,— благодушно сказал он.— Вот вы все хмуритесь, скучаете, раздражаетесь, а между тем уходит то лучшее время, когда человеку нужно жить полною жизнью.
Панютин пожал плечами и выказал снова намерение уйти.
— Право, вам надо поближе с обществом познакомиться, там найдутся и друзья, и развлечения.
— На улицу, что ли выйти да прохожих в друзья скликать? — спросил Панютин.
—Зачем такая эксцентричность? Просто вот заходите ко мне, я вас и познакомлю с молодежью,— сказал кузен Пьер.
Панютин сухо поблагодарил его и ушел.
— Ха-ха-ха! — захохотали Левчинов и граф Ро-дянка.— Для чего вы это такую комедию с этим диким зверем разыграли?
— Субъект интересный! — ответил кузен Пьер и выставил свои зубы.
Собеседники пожали плечами, как будто выражая этим то мнение, что не стоило начинать комедии из пустяков. Граф Родянка даже зевнул, выражая этим томившую его скуку. А кузен Пьер очень многозначительно взглянул на них и стал объяснять дело.
— Этот зверек очень сердит на свое положение и очень скучает,— начал он.— Сверх того, он очень неопытен. Из этого ясно следует, что его легко приманить какою-нибудь забавой к себе.
— Очень нужно нам всяких дураков приманивать,— презрительно промолвил граф Родянка и опять зевнул, точно зевота была задачею его жизни.
— Я не знаю, дурак он или умный, но мне он нужен,— сказал кузен Пьер.— Он, во-первых, мне передаст, любит ли его нареченная сестра своего мужа или не любит, счастлива ли она или нет, а, во-вторых, ОН передаст своей нареченной сестре, что я интересуюсь ею и жалею ее.
— Так он и станет ей это передавать, если он сам без ума от нее,— лениво заметил граф Родянка, пожимая плечами.
— Вы упустили из виду его неопытность. Он разгорячится и все выскажет сестре.
— Какое ужасное коварство! — с комическим ужасом произнес Левчинов и захохотал.
— Это будет целый роман,— тем же скучающим и носовым тоном промолвил граф Родянка.
Кузен Пьер оскалил свои белые зубы.
— А знаете, ведь действительно было бы интересно увидать первые шаги этого зверька в пашем обществе. Смеху доставило бы много.
— А черт его знает, еще скандал какой-нибудь учинит. Это, кажется, грубая натура,— снова зевнул граф.— Пошло все это и нисколько не весело,—доба-нил он и помолчал.
— Вы сегодня куда? — спросил он у собеседников через минуту.
— Не худо бы к мисс Шрам,— ответил Левчинов.
— Идет,— ответили остальные и, распрощавшись с обществом Обносковых, понеслись к мисс Шрам, одной из самых отчаянных наездниц цирка.
У нее уже собралась целая ватага разгульной молодежи. Трое новых посетителей были встречены с восторгом.
— Погодите, погодите, я вам скоро новичка привезу! — говорил кузен Пьер.— Дикаря с островов Тихого океана.
Левчинов и граф Родянка опять пожали плечами, как будто удивляясь странной настойчивости кузена
Пьера, и скоро среди шумной оргии у мисс Шрам забыли обо всей пошлой сцене и пошлых разговорах, происходивших между ними в скучном доме Обнос-ковых.
Но у кузена Пьера не выходили из головы два-мо-лодые лица: лицо Павла и лицо Груии. Это были два новых актера, которых он мог заставить разыграть какую-нибудь комедию, еще не известного ему содержания, но во всяком случае потешную для него. Как всякий специалист, кузен Пьер принимался за новы'е, относящиеся к его любимому предмету опыты, не зная, что из них выйдет, но наслаждаясь вперед самым процессом этих опытов и возможностью не сидеть без дела. Сверх того, кузену Пьеру давно приелись азбука и зады его специальности; он заметно старел, не по летам, но по усиленной жизни этих лет, и начинал чувствовать, что и дружба с тридцатипятнлетни-ми женщинами, и кутежи с наездницами и актрисами,' и возня с пресытившимися друзьями становятся крайне Однообразными, что в этой музыке он наизусть знает каждую нотку. Ему нужно было что-нибудь новое, выходящее из ряда этого, по-видимому, бурного и разнообразного, но, в сущности, такого же скучного и однообразного существования, как и существования какого-нибудь канцеляриста с вечной перепиской похожих до крайности одна на другую бумаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Постойте, куда же вы бежите? — остановил юношу кузен Пьер и взял его под руку.— Садитесь. Мы так давно не видались. Поговоримте. Что это вы хмуритесь? Ну, что, на кладбище, вашего воспитателя все по-прежнему появляются привидения похороненных мудрецов? Тень Трегубова по-старому ли восстает из своего могильного склепа и приходит во время шабаша осматривать мавзолеи кряжовского погоста? Л мавзолеев все прибавляется или ими заставлены уже все углы? Находите ли вы теперь приятным свое пребывание в жилище мертвых? Иногда, я думаю, становится немного скучно?
— По крайней мере тихо, если не весело; заниматься можно,— ответил Панютин и поспешил прибавить: — Но я большую часть времени провожу в университете.
— А, да, в университете,— серьезно проговорил кузен Пьер.— Конечно, там скучать нельзя. Молодые профессора, новые, живые идеи приводят, животрепещущие вопросы поднимают; кружки молодежи составляются; товарищество крепко стоит-за своих членов; споры, шум, сходки, заботы об участи бедных собрать-, ев, все кипит, волнуется юною жизнью, жизнью дня... Чудное это существование.
— Нет... да...— начал в замешательстве Панютин. Ему очень хотелось выругать кузена Пьера, очень хорошо знавшего, что в университете уже не было никаких кружков, никаких сходок, никаких новых идей.
Трое повес захохотали дружным смехом. Юноша снова с злобою закусил губы и, оборвав лист плюща, скомкал его в руке; казалось, он хотел бы в эту минуту точно так же скомкать, отбросить и растоптать ногами свою собственную жизнь,
— Что вы ему сказки-то рассказываете? — проговорил Левчинов.— У вас, я думаю, нет ни одного товарища? Вы едва ли знаете кого-нибудь из. студентов даже по имени,— обратился он к Панютину.
— Да, теперь студенты мало сходятся между собою,— отвечал неохотно Панютин.
— Жаль, жаль,— с сожалением произнес кузен. Пьер, продолжая свое, начатое без всякой цели, шутовство.— Ну, да это не беда, поскучаете дома и в университете, так здесь отдохнуть можно, в добром родственном кружке...
— Что это вы, Петр Петрович, с умыслом или...— начал Панютин глухим голосом и не мог сразу поды екать слово,— или по вдохновению дразните меня? —п окончил он.
Ему хотелось сказать не по вдохновению, а по глупости, но язык не повернулся на это.
— Дразню? Я и не думал дразнить вас,— изумился кузен Пьер и снова выставил свои блестящие зубы.
— Так что же вы расспрашиваете меня о моем житье-бытье? Ну, скверно оно, вы это сами знаете. Да вам-то что до этого?
Панютин сердито встал. Кузен Пьер ласково удержал его...
— Мне, право, жаль вас,— благодушно сказал он.— Вот вы все хмуритесь, скучаете, раздражаетесь, а между тем уходит то лучшее время, когда человеку нужно жить полною жизнью.
Панютин пожал плечами и выказал снова намерение уйти.
— Право, вам надо поближе с обществом познакомиться, там найдутся и друзья, и развлечения.
— На улицу, что ли выйти да прохожих в друзья скликать? — спросил Панютин.
—Зачем такая эксцентричность? Просто вот заходите ко мне, я вас и познакомлю с молодежью,— сказал кузен Пьер.
Панютин сухо поблагодарил его и ушел.
— Ха-ха-ха! — захохотали Левчинов и граф Ро-дянка.— Для чего вы это такую комедию с этим диким зверем разыграли?
— Субъект интересный! — ответил кузен Пьер и выставил свои зубы.
Собеседники пожали плечами, как будто выражая этим то мнение, что не стоило начинать комедии из пустяков. Граф Родянка даже зевнул, выражая этим томившую его скуку. А кузен Пьер очень многозначительно взглянул на них и стал объяснять дело.
— Этот зверек очень сердит на свое положение и очень скучает,— начал он.— Сверх того, он очень неопытен. Из этого ясно следует, что его легко приманить какою-нибудь забавой к себе.
— Очень нужно нам всяких дураков приманивать,— презрительно промолвил граф Родянка и опять зевнул, точно зевота была задачею его жизни.
— Я не знаю, дурак он или умный, но мне он нужен,— сказал кузен Пьер.— Он, во-первых, мне передаст, любит ли его нареченная сестра своего мужа или не любит, счастлива ли она или нет, а, во-вторых, ОН передаст своей нареченной сестре, что я интересуюсь ею и жалею ее.
— Так он и станет ей это передавать, если он сам без ума от нее,— лениво заметил граф Родянка, пожимая плечами.
— Вы упустили из виду его неопытность. Он разгорячится и все выскажет сестре.
— Какое ужасное коварство! — с комическим ужасом произнес Левчинов и захохотал.
— Это будет целый роман,— тем же скучающим и носовым тоном промолвил граф Родянка.
Кузен Пьер оскалил свои белые зубы.
— А знаете, ведь действительно было бы интересно увидать первые шаги этого зверька в пашем обществе. Смеху доставило бы много.
— А черт его знает, еще скандал какой-нибудь учинит. Это, кажется, грубая натура,— снова зевнул граф.— Пошло все это и нисколько не весело,—доба-нил он и помолчал.
— Вы сегодня куда? — спросил он у собеседников через минуту.
— Не худо бы к мисс Шрам,— ответил Левчинов.
— Идет,— ответили остальные и, распрощавшись с обществом Обносковых, понеслись к мисс Шрам, одной из самых отчаянных наездниц цирка.
У нее уже собралась целая ватага разгульной молодежи. Трое новых посетителей были встречены с восторгом.
— Погодите, погодите, я вам скоро новичка привезу! — говорил кузен Пьер.— Дикаря с островов Тихого океана.
Левчинов и граф Родянка опять пожали плечами, как будто удивляясь странной настойчивости кузена
Пьера, и скоро среди шумной оргии у мисс Шрам забыли обо всей пошлой сцене и пошлых разговорах, происходивших между ними в скучном доме Обнос-ковых.
Но у кузена Пьера не выходили из головы два-мо-лодые лица: лицо Павла и лицо Груии. Это были два новых актера, которых он мог заставить разыграть какую-нибудь комедию, еще не известного ему содержания, но во всяком случае потешную для него. Как всякий специалист, кузен Пьер принимался за новы'е, относящиеся к его любимому предмету опыты, не зная, что из них выйдет, но наслаждаясь вперед самым процессом этих опытов и возможностью не сидеть без дела. Сверх того, кузену Пьеру давно приелись азбука и зады его специальности; он заметно старел, не по летам, но по усиленной жизни этих лет, и начинал чувствовать, что и дружба с тридцатипятнлетни-ми женщинами, и кутежи с наездницами и актрисами,' и возня с пресытившимися друзьями становятся крайне Однообразными, что в этой музыке он наизусть знает каждую нотку. Ему нужно было что-нибудь новое, выходящее из ряда этого, по-видимому, бурного и разнообразного, но, в сущности, такого же скучного и однообразного существования, как и существования какого-нибудь канцеляриста с вечной перепиской похожих до крайности одна на другую бумаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75