ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

А.К.ШЕЛЛЕР-МИХАЙЛОВ "ГОСПОДА ОБНОСКОВЫ " (роман)

Из вагонов только что прибывшего из-за границы поезда Варшавской железной дороги выходили пассажиры. Это было в конце апреля 186* года. Среди оживленной, разнохарактерной и разноплеменной толпы приехавших в Петербург людей один пассажир, ИЗ русских, обращал на себя особенное внимание своими неторопливыми движениями и официально бесстрастной физиономией, с которой ни долгое скитание эа границей, ни встречи с неусидчивыми деятелями не могли изгладить следов чиновничества, золотушно-сти и какого-то оторопелого отупения. Это был суту-ловатый,, худощавый, некрасивый человек лет двадцати семи или восьми, с чахоточным лицом сероватого, геморроидального цвета и с узенькими тусклыми глазками, подслеповато выглядывавшими из-под очков, Наружные углы глаз, приподнятые кверху, при-давали лицу путешественника калмыцкое выражение не то мелочной хитрости, не то злобной и холодной насмешливости. На этом господине была надета мягкая дорожная шляпа, порядочно потасканная во время ее долголетней службы, и какое-то немецкое пальто с стоячим воротником допотопного покроя. Такие пальто встречаются в Германии только на тех старых профессорах, которые обрюзгли, заржавели, обнеря-шились и забыли все на свете, кроме пива, сигар, нюхательного табаку и десятка сухих, излюбленных ими книжонок. Казалось, в этом пальто молодой приезжий с незапамятных времен спал, ходил на лекции, лежал во время частых припадков болезни и предавался кропотливым занятиям в своем кабинете. Даже самая пыль, приставшая к этому пальто, придавала ему вид древности и напоминала о пыли тех выцветших фолиантов, над которыми отощал, сгорбился, засох и утратил блеск и обаятельную свежесть молодости обладатель этого полухалата.


 

— Может, у дяди долги есть...
— Какие у братца долги? На чистоту жил, голубчик... другим еще давал... Ой, ой, ой, не стало его у нас, родимого.
— Да м:ало ли что может случиться... Наследников будут вызывать...
— Все налицо, вес налицо! Сироты горемычные! — зарыдали тетки.
— Эх, вы совсем потерялись,— махнул рукой Алексей Алексеевич.
— Да что ты с ними говоришь, батюшка? Распоряжайся, вот и конец весь,— проговорила мать Обно-скова.— Ведь надо же имение привести в ясность, чтобы после споров не вышло.
— Конечно! Об этом же и я думал,— сказал Алексей Алексеевич и послал за полицией.
Труп между тем стащили иа простыне на пол, и началось омывалис...
— Постойте, постойте, колечко надо снять с руки братца... Еще обокрадут тебя, родимого... Ох, голубчик, голубчик, ты наш! — рыдала Ольга Александровна, снимая с застывшей руки брата кольцо с брильянтом, . .
Только вступив в свое жилище, почувствовала Стефании Высоцкая вполне, как велика ее потеря. Весь вечер пролежала она па диване, то плача, то сожалея о том, что другие дети не успеют приехать к его похоронам. На следующий день сын обратился к матери с озабоченным! лицом.
— Матушка, ты поедешь туда? — спросил он нерешительно.
— Разумеется,— ответила она.
Сын поцеловал мать, как будто благодаря ее за что-то. И он, и она понимали, что им может встретиться еще много мелких огорчений в том доме, где лежал дорогой для них труп.
В квартире покойного уже шла панихида, когда в пей появились Высоцкие. В комнате начался едва заметный шепот.
— Какова смелость! Вот бесстыдство-то! — волновались девственницы-сестры покойника и мать молодого Обпоскова.
— Бедный братец, как его позорят. И после смерти не дают покою, на глаза людям выставляют его грех!
Стефания Высоцкая, стоя на коленях, не замечала ничего и тихо молилась. Но сын, стоя около нее на страже как отважный защитник, все видел, все слышал. В нем кипела кровь, лицо горело ярким румян-нем негодования. Святое чувство скорби о смерти отца было нарушено, вытеснено па время грубыми людьми из его сердца.
— Не могу, не могу не высказать! — воскликнула Ольга Александровна, вечное запевало в семейном хоре, и подошла сзади к юноше, дернув его за рукав.
Он обернулся. Панихида уже кончилась.
— Идите сюда,— позвала его Ольга Александровна.
Он пошел за нею.
— Я очень хорошо знаю... Я очень хорошо знаю, что вы лишились всего, что братец кормил, поил и одевал вас,— заговорила она скороговоркою.— Но вы
должны сказать своей матери, что ей неприлично здесь быть и плакать при народе. Наша семья всегда, всегда была честною, и если братец сделал ошибку, то он за нее отстрадал, видит бог, отстрадал, и стыдно позорить его перед людьми, стыдно показывать всем, что он ошибался в жизни...
— Я вас не понимаю,— пожал плечами юноша.— Что вы хотите сказать?
— А то, что ваша мать не должна появляться в нашем доме.
— Моя мать и не будет появляться в нем, когда отсюда вынесут тело моего отца,— серьезно ответил юноша.
— Фью! Нет-с! Ее и теперь не велят впускать сюда. К нам ездят такие люди, к брату ездят графы Струговы, княгиня Валунова, которые не привыкли стоять на одной доске с подобными женщинами.
Юноша вспыхнул.
— Не смейте бранить мою мать! — почти крикнул он, дрожа от гнева, и почувствовал, что чья-то рука кротко прикоснулась к его плечу.
—Друг мой, полно,— произнес тихий голос над его ухом.— Запретить посещать покойника никто не решится, у христиан принято впускать всех в дом, где лежит покойник, и если сюда мюгут войти нищие, то можем войти и мы.
В этих словах Высоцкой звучало выражение такого холодного пренебрежения к хозяйкам дома, что не понять его могли только они одни. Их взбесило еще более то обстоятельство, что Высоцкая, не обращая внимания на них, готовилась уйти с сыном.
— Нищие, нищие! Так они не позорят покойника, а вы его позорите! — крикнула Ольга Александровна, обращаясь к Стефании Высоцкой.
— Какое у вас черствое сердце! — произнесла'.та невозмутимым тоном.
Высоцкая смотрела на родственниц покойника скорее с чувством сострадания и сожаления, чем с негодованием; казалось, что она стояла настолько выше этих женщин, что ни один комок грязи, брошенный им», не мог долететь до нее.
— Тетушка, оставьте их,— проговорил Алексей Алексеевич Обносков, подходя к группе родственников.
— Не могу, голубчик, не могу! Позора братца не могу видеть!..
— Что сделано, того не воротить,—кончил племянник наставительным тоном.— Я вполне понимаю, что вам тяжело,— обратился он исключительно к Стефании Высоцкой.— Вы потеряли в дяде все. Я не могу вас содержать на свой счет...
— Ах, батюшка, да они этого и требовать не могут,— перебила его Ольга Александровна, но племянник не обратил на нее внимания и продолжал свою речь:
— Теперь вам придется жить одним честным трудом,— сказал он, подчеркнув слово «честный».— Бог поможет вам идти по этой дороге... Если у вас не станет средств воспитывать детей, то я готов за них платить в училища, сколько могу, разумеется...
— Ангел, ангел! — воскликнула Вера Александровна, склонная к восторженности, но племянник не обратил внимания и на нее.
— По закону вы не имеете никаких прав на какую-нибудь часть из имения дяди,— говорил он, по-прежнему обращаясь к Стефании и стараясь не глядеть на ее сына.— Но я считаю своим долгом помогать его детям, насколько буду в силах.
— Благодарю вас. Но я от вас ничего не требую,—сказала Высоцкая, удивленная настойчивым желанием Обноекова покровительствовать ей.— Как бы тяжело ни было, мюе положение, я его перенесу, и вы можете быть покойны, что моя нога не будет в этом доме после похорон вашего дяди. Но теперь не прем я толковать о наших личных делах...
Обносков пожал плечами.
— Толковать о делах всегда время,— заметил он тихо.— И вы совершенно напрасно даете обещание не посещать нас. Вы еще не .шлете, что такое нужда и труд, и пренебрегать моим предложением не следует. Я не желаю, чтобы дети моего дяди выросли неучами.
— Не заботьтесь о них, не заботьтесь обо мне и Оставьте нас в покое,—твердо произнесла Высоцкая.-— Я не прошу ни ваших черствых наставлений, ни нашего холодного покровительства.
— Согласитесь сами, что у меня нет никакой причины нежничать,— усмехнулся Обносков, сощурив насмешливо глаза.
— О, я у вас даже и этого не прошу!—с презрением вымолвила Высоцкая; на Обноскова она смотрела совершенно не так, как на его теток. Он не казался ей жалким, а был просто гадок.
— Но мне будет очень жаль, если вы станете пренебрегать воспитанием детей моего дяди,— повторил' Обносков, снова делая ударение на словах, как будто желая внушить Высоцкой, что он хлопочет не о ее детях, но именно о детях своего дяди.— Конечно, я тут посторонний человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75