Вадик был фантастически здоровым человеком. Он всегда был полон энергии. Просто чем дальше, тем меньше ее оставалось. Год он прожил в Веселом Поселке в чудовищном наркоманском притоне. Там его окружали реально причудливые типы. Все они постоянно употребляли героин. Мы пытались его оттуда выдернуть, вернуть в группу. Да только музыка Вадика больше не интересовала.
К середине десятилетия Вадик был уже совсем плох. Он жил в подвале и общался с полными подонками. В студии он почти не появлялся. Во время записи мы оставляли места, где он потом должен был напеть текст. Дальше так продолжаться не могло.
Мы встретились, чтобы всерьез поговорить. Вадик заявил, что от музыки его тошнит, ушел и целиком сосредоточился на героине. Как группа мы и так давно уже не существовали. У каждого были собственные интересы. А после этого стало и вовсе непонятно, как быть дальше.
* * *
Зачем мне жить с другими людьми, если одному жить куда проще? Для чего вообще люди живут вместе? Постирать одежду может машина. Приходящая домработница вымоет посуду и вытрет пыль. Ну и зачем тогда мне нужны другие люди?
И все равно меня тянуло к другим людям. После развода отношения с девушками я никогда больше не оформлял. Но самих девушек было довольно много. На протяжении года моей подружкой была директор крупнейшей городской танцевальной радиостанции. Это была страсть на грани безумия. Мы просто не могли друг от друга оторваться. А потом пришел момент, когда утром я открыл глаза и ощутил, что страсть ушла. Просто кончилась. С девушкой мы расстались в тот же день.
Лично я давно не верю, что отношения бывают долгими. Может, когда-то в детстве я и мечтал прожить с другим человеком всю жизнь, да только потом жизнь наглядно мне показала: так не бывает. Моей последней более или менее постоянной девушкой была немка. Вместе с ней мы открыли «Бар-Дачу». Она хотела, чтобы мы жили вместе как семья, и я согласился. Первое время я все ждал: когда же это кончится? Но ничего не кончалось. Мы прожили вместе три года. И я начал думать: вот оно! Может быть, с ней все на самом деле получится? Может быть, именно с ней я смогу встретить старость? И ровно в тот момент, когда я в это поверил, девушка сбежала к другому парню.
Все это бессмысленно. В этой жизни ничто бывает надолго. Можешь стремиться к этому, можешь с этим бороться — результат будет один и тот же. Ты все равно останешься один.
Совсем один.
Абсолютно один.
Та девушка ушла, и мне опять было больно. Я не мог прийти в себя почти полгода. Нашлись девушки, которые сумели меня утешить, да только все это я уже проходил. Не один и даже не десять раз. Обидно, что, заглядывая вперед, ты уже очень давно не видишь там ничего новенького.
У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Не с девушками, а вообще… Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.
Когда все это началось со мной, я сперва испугался, а потом понял, что это нормально. Другое дело, что останется с тобой, когда эта волна схлынет? Кто-то уходит в религию с головой, но лично я не ушел. Вместо того чтобы наконец повзрослеть, я предпочел веселиться и дальше.
* * *
Несколько лет назад американцы купили у нас альбом, записанный еще в 1994 году. Нужно было отыскать Вадика, чтобы заплатить ему причитающиеся деньги. Уже несколько лет подряд Вадика никто не видел. Чем он занимался, известно тоже не было. Вернее, чем он занимается, все как раз понимали. Но из членов группы с ним никто не общался.
Мы отыскали его, встретились, поговорили. Вадик сказал, что соскучился и хотел бы опять играть на гитаре. В ближайшем магазине мы купили ему инструмент. Он вернулся в группу и стал опять ходить на репетиции. Жить ему оставалось всего два года.
Начиналось совсем другое время. Мы повзрослели, да и страна была уже не та, что раньше. Все это чувствовали и пытались приспособиться к новому времени. А Вадик так и не смог выбраться из начала 1990-х. Все шли дальше, и он тоже пытался идти. Но предыдущая жизнь увела его совсем в другую сторону. Менять ее было поздно.
Осенью мы поехали в большой тур по Европе: Германия, Голландия, куча концертов. Бoльшую часть времени Вадик пил водку. Мы все пьем очень много, но за ним угнаться было невозможно. Последний концерт тура у нас был в Москве. В этом городе у Вадика была девушка. После концерта она решила оставить его там и немного подлечить.
Он лег в больницу и за месяц сдал так, что впал в кому. Всей группой мы поехали его навестить. Вадик лежал обмотанный трубками. Самостоятельно дышать он уже не мог. Ему искусственно вентилировали легкие. Мы поболтали, посидели у него в палате и вернулись в Петербург, а Вадик на следующий день умер.
* * *
Помню, накануне того, как лечь в больницу, Вадик опять пил и выглядел очень веселым, много смеялся. Потом он умер, и дальше все мы будем веселиться уже без него. Сколько-то времени я еще точно смогу продолжать в том же духе.
Мне тридцать семь лет. В этом году моя дочка пошла в институт. У нее уже грудь, макияж, она курит и считает меня старым пердуном. Общаться с ней тяжело. Рассчитывать, будто она поддержит меня в старости, — смешно. Зачем я стану что-то самому себе придумывать? Никакой другой человек не станет меня поддерживать. Дольше всего с другим человеком я прожил три года, так что в старости мне придется поддерживать себя самому. Но к этому я готов.
Клуб «Грибоедов», находящийся в коллективной собственности группы «2ва Самолета», существует уже десять лет. И до сих пор приносит кое-какие деньги. Некоторый доход лично мне приносит «Бар-Дача». С девушкой-совладелицей я давно расстался, но пятьдесят процентов прибыли мне по-прежнему причитается. Девушка переводит деньги мне на счет, и я надеюсь, ее честности еще на какое-то время хватит. А когда она начнет меня обманывать (а она обязательно начнет), я придумаю что-нибудь еще. Несколько проектов у меня есть.
Мне хочется вести все ту же жизнь, к которой я привык двадцать лет назад. Мне хочется употреблять наркотики и чтобы вокруг были толпы девушек. Я не хочу ничего в своей жизни менять. Сколько-то времени я совершенно точно смогу продолжать в том же духе.
ГЛАВА 9
Марк де’Мони (р. 1971) — британский аристократ, постоянно живущий в Петербурге
В начале 1990-х я приятельствовал с Патриком фон Риббентропом. Патрик учился в Петербургском университете и снимал квартиру на площади Восстания. Его дед в 1939 году заключил с Молотовым тот самый пакт, и, чтобы не возникало лишних вопросов, в России Патрик пользовался другой фамилией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
К середине десятилетия Вадик был уже совсем плох. Он жил в подвале и общался с полными подонками. В студии он почти не появлялся. Во время записи мы оставляли места, где он потом должен был напеть текст. Дальше так продолжаться не могло.
Мы встретились, чтобы всерьез поговорить. Вадик заявил, что от музыки его тошнит, ушел и целиком сосредоточился на героине. Как группа мы и так давно уже не существовали. У каждого были собственные интересы. А после этого стало и вовсе непонятно, как быть дальше.
* * *
Зачем мне жить с другими людьми, если одному жить куда проще? Для чего вообще люди живут вместе? Постирать одежду может машина. Приходящая домработница вымоет посуду и вытрет пыль. Ну и зачем тогда мне нужны другие люди?
И все равно меня тянуло к другим людям. После развода отношения с девушками я никогда больше не оформлял. Но самих девушек было довольно много. На протяжении года моей подружкой была директор крупнейшей городской танцевальной радиостанции. Это была страсть на грани безумия. Мы просто не могли друг от друга оторваться. А потом пришел момент, когда утром я открыл глаза и ощутил, что страсть ушла. Просто кончилась. С девушкой мы расстались в тот же день.
Лично я давно не верю, что отношения бывают долгими. Может, когда-то в детстве я и мечтал прожить с другим человеком всю жизнь, да только потом жизнь наглядно мне показала: так не бывает. Моей последней более или менее постоянной девушкой была немка. Вместе с ней мы открыли «Бар-Дачу». Она хотела, чтобы мы жили вместе как семья, и я согласился. Первое время я все ждал: когда же это кончится? Но ничего не кончалось. Мы прожили вместе три года. И я начал думать: вот оно! Может быть, с ней все на самом деле получится? Может быть, именно с ней я смогу встретить старость? И ровно в тот момент, когда я в это поверил, девушка сбежала к другому парню.
Все это бессмысленно. В этой жизни ничто бывает надолго. Можешь стремиться к этому, можешь с этим бороться — результат будет один и тот же. Ты все равно останешься один.
Совсем один.
Абсолютно один.
Та девушка ушла, и мне опять было больно. Я не мог прийти в себя почти полгода. Нашлись девушки, которые сумели меня утешить, да только все это я уже проходил. Не один и даже не десять раз. Обидно, что, заглядывая вперед, ты уже очень давно не видишь там ничего новенького.
У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Не с девушками, а вообще… Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.
Когда все это началось со мной, я сперва испугался, а потом понял, что это нормально. Другое дело, что останется с тобой, когда эта волна схлынет? Кто-то уходит в религию с головой, но лично я не ушел. Вместо того чтобы наконец повзрослеть, я предпочел веселиться и дальше.
* * *
Несколько лет назад американцы купили у нас альбом, записанный еще в 1994 году. Нужно было отыскать Вадика, чтобы заплатить ему причитающиеся деньги. Уже несколько лет подряд Вадика никто не видел. Чем он занимался, известно тоже не было. Вернее, чем он занимается, все как раз понимали. Но из членов группы с ним никто не общался.
Мы отыскали его, встретились, поговорили. Вадик сказал, что соскучился и хотел бы опять играть на гитаре. В ближайшем магазине мы купили ему инструмент. Он вернулся в группу и стал опять ходить на репетиции. Жить ему оставалось всего два года.
Начиналось совсем другое время. Мы повзрослели, да и страна была уже не та, что раньше. Все это чувствовали и пытались приспособиться к новому времени. А Вадик так и не смог выбраться из начала 1990-х. Все шли дальше, и он тоже пытался идти. Но предыдущая жизнь увела его совсем в другую сторону. Менять ее было поздно.
Осенью мы поехали в большой тур по Европе: Германия, Голландия, куча концертов. Бoльшую часть времени Вадик пил водку. Мы все пьем очень много, но за ним угнаться было невозможно. Последний концерт тура у нас был в Москве. В этом городе у Вадика была девушка. После концерта она решила оставить его там и немного подлечить.
Он лег в больницу и за месяц сдал так, что впал в кому. Всей группой мы поехали его навестить. Вадик лежал обмотанный трубками. Самостоятельно дышать он уже не мог. Ему искусственно вентилировали легкие. Мы поболтали, посидели у него в палате и вернулись в Петербург, а Вадик на следующий день умер.
* * *
Помню, накануне того, как лечь в больницу, Вадик опять пил и выглядел очень веселым, много смеялся. Потом он умер, и дальше все мы будем веселиться уже без него. Сколько-то времени я еще точно смогу продолжать в том же духе.
Мне тридцать семь лет. В этом году моя дочка пошла в институт. У нее уже грудь, макияж, она курит и считает меня старым пердуном. Общаться с ней тяжело. Рассчитывать, будто она поддержит меня в старости, — смешно. Зачем я стану что-то самому себе придумывать? Никакой другой человек не станет меня поддерживать. Дольше всего с другим человеком я прожил три года, так что в старости мне придется поддерживать себя самому. Но к этому я готов.
Клуб «Грибоедов», находящийся в коллективной собственности группы «2ва Самолета», существует уже десять лет. И до сих пор приносит кое-какие деньги. Некоторый доход лично мне приносит «Бар-Дача». С девушкой-совладелицей я давно расстался, но пятьдесят процентов прибыли мне по-прежнему причитается. Девушка переводит деньги мне на счет, и я надеюсь, ее честности еще на какое-то время хватит. А когда она начнет меня обманывать (а она обязательно начнет), я придумаю что-нибудь еще. Несколько проектов у меня есть.
Мне хочется вести все ту же жизнь, к которой я привык двадцать лет назад. Мне хочется употреблять наркотики и чтобы вокруг были толпы девушек. Я не хочу ничего в своей жизни менять. Сколько-то времени я совершенно точно смогу продолжать в том же духе.
ГЛАВА 9
Марк де’Мони (р. 1971) — британский аристократ, постоянно живущий в Петербурге
В начале 1990-х я приятельствовал с Патриком фон Риббентропом. Патрик учился в Петербургском университете и снимал квартиру на площади Восстания. Его дед в 1939 году заключил с Молотовым тот самый пакт, и, чтобы не возникало лишних вопросов, в России Патрик пользовался другой фамилией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48