пуля угодила в бензобак. В ослепительной вспышке пламени брызнули в стороны раскаленные куски железа; тело Сермяги, разорванное надвое, подбросило вверх и швырнуло, объятое пламенем, на асфальт. Мотоцикл завалился на правый бок, проскрежетал по инерции коляской по асфальту и остановился напротив калитки дома номер 35 на другой стороне улицы, продолжая гореть. Ручейки пылающего масла, словно щупальца, потянулись к деревянному забору.
- С семнадцати лет ружья в руках не держал, - качнул головой Лыткарев. Он переломил двустволку, сунул руку в карман и вогнал в стволы два новых патрона. Мера была своевременной, ибо вдали уже слышался стук копыт.
- Раз пули их не берут, бейте по лошадям, - посоветовал Сергей.
-Пешком им велосипед не догнать. Да, но как же вы? - сообразил он.
- Обо мне не беспокойтесь, - мрачно произнес Лыткарев классическую фразу и повернулся к мальчишке: - Петя, а ты беги отсюда сейчас же. Ты же видишь, это уже не игрушки.
- Вот еще, - фыркнул Петька. - Я вам нужен. Если что, вы скажете, что взяли меня в заложники.
Сергей сомневался, что это поможет, однако перекинул ногу через раму. В этот момент он, однако, понял, что стук копыт приближается не из центра, а, наоборот, с окраины. Петька и Николай Кондратьевич тоже это поняли и развернулись в ту сторону. В багровых отсветах пламени фигура всадника казалась воистину апокалипсическим зрелищем. Всадник крикнул: «Сдавайся, контра!», а затем выстрелил, и пуля прошла над головой Лыткарева. «Может быть, они специально не бьют прицельно? - подумал Сергей. - Потому что им нужны живые доноры.» Лыткарев выстрелил, и лошадь с коротким предсмертным ржанием кувырнулась через голову, вмазывая седока в асфальт.
Однако тот выбрался из-под лошадиной туши. Его череп был раскроен, и из трещины вытекала бурая жижа, но он встал и поднял пистолет.
Сергей, презирая себя, дрожащей рукой перекрестил монстра.
- Дурак, - сказал тот. - Бога нет.
Лыткарев выстрелил опять, и оружие врага отлетело в траву вместе с двумя пальцами. Мертвец нагнулся, чтобы подобрать пистолет другой рукой. Лыткарев быстро перезарядил ружье и выстрелил снова, сразу их двух стволов. Отстреленная по локоть левая рука мертвяка повисла на сухожилиях, но он, наклонив голову, побежал вперед. Лыткарев снова выпалил дуплетом. Нога мертвяка подломилась, и он упал на асфальт, но продолжал двигаться ползком. Тогда Лыткарев вогнал еще две пули в уже разбитый череп, и тот разлетелся на куски. Безголовое тело конвульсивно дергалось, словно по нему пропускали ток, но уже не пыталось ползти.
Лыткарев отер пот со лба, а потом полез в карман за новыми патронами. Тут Сергей заметил краем глаза какое-то движение, повернулся и вскрикнул.
Сержант, напарник Сермяги, охваченный пламенем, поднимался на ноги. Огонь яростно пожирал его проспиртованную плоть, и Сергей отчетливо видел черную бугристую корку на месте лица и волос, однако это не помешало мертвяку навести револьвер - похоже, это был «наган», служивший своему хозяину еще с тридцатых - на Николая Кондратьевича, который уже никак не успевал зарядить ружье.
- Не стрелять! - звонко крикнул Петька, бросаясь между учителем и мертвым стражем игнатьевского порядка. - Я - Петр Дробышев!
- Да хоть Егор, - глухо ответил мертвяк. - Надо будет - оживят, - и нажал на спуск.
Глаза его уже вывалились из глазниц спекшимися шариками, так что стрелял он на слух - однако попал. Мальчик упал на спину, отброшенный пулей; из пробитого горла фонтаном хлестала кровь.
Однако это было последнее, что успел сделать гибнущий мертвяк. Его ноги, прогоревшие уже почти до кости, подогнулись, и он вновь повалился на горящие обломки мотоцикла. Раздалось еще несколько выстрелов - это взрывались гильзы в охваченном пламенем револьвере - и одна пуля даже порвала Сергею штанину, но, кажется, больше никто не пострадал.
Николай Кондратьевич присел на корточки возле Петьки. Тот был еще жив; по щекам его катились слезы боли и страха. Мальчик попытался что-то сказать, но изо рта его лишь выплеснулась кровь. Не только Лыткарев, но и профессиональный врач уже не сумел бы ему помочь; все, что мог сделать учитель - это гладить своего ученика по голове, пока тот умирал.
- Николай Кондратьич! - окликнул его Сергей.
Тот поднял голову. Мотоцикл догорал, зато подожженный им забор разгорелся вовсю. И в этом багрово-алом пляшущем свете хорошо было видно, как, и сверху, и снизу по улице, выходят из своих калиток те, кто решил исход дела накануне - соседи Лыткаревых. В руках они сжимали все тот же сельскохозяйственный инвентарь; огнестрельного оружия у них, законопослушных игнатьевцев, не было.
- Назад, холуи! - крикнул Лыткарев, выпрямляясь в полный рост и снова загоняя патроны в стволы. - Я перестреляю больше, чем они согласятся оживить!
Какой-то бородатый мужик с топором бросился на него - и тут же получил пулю в грудь.
- Сзади! - крикнул Сергей.
Лыткарев повернулся и застрелил женщину с вилами, подошедшую опасно близко. Клац-клац - новые патроны встали на место.
- Ну, кто еще?!
Кажется, больше желающих не находилось. Правда, расходиться по домам они тоже не спешили.
- Папа, - сказал вдруг негромкий голос.
Николай Кондратьевич и Сергей обернулись. В нескольких шагах от них, возле открытой калитки, стояла Лида. Ее изрезанная ночная рубашка висела клочьями; в прорехах были видны глубокие, неестественно-бескровные раны от осколков. В руках она держала пистолет обезглавленного всадника и целилась в Лыткарева.
- Положи ружье, папа, - сказала она. - Пожалуйста.
- Ты что же, собираешься в меня стрелять? - невесело усмехнулся Лыткарев.
- Я люблю тебя, папа! - воскликнула она прерывающимся голосом; если бы она могла, она бы заплакала. - Но ты не знаешь, каково это - умирать. Я не хочу умирать снова ! Они убьют меня, пожалуйста, не заставляй меня стрелять!
- Даже если б я тебя послушал - думаешь, на этот раз они бы мне простили? Ты хочешь, чтобы из меня сделали донора?
- Нет, папочка, нет, они не сделают, я упрошу их, я буду умолять, они должны понять, что это моя заслуга, они не могут не учитывать, и им нужен учитель, только, пожалуйста, ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!
- Лида, Лида, - вздохнул Лыткарев. - Что они с тобой сделали. И с нами со всеми.
Она опустила пистолет, вздрагивая от своего беззвучного, бесслезного плача.
- Прости меня, папа, - сказала она. - Ты прав. Они не станут меня слушать. Не хочу, чтоб ты мучался! - она вскинула пистолет и выстрелила почти в упор.
Тяжелый удар в грудь отбросил Николая Кондратьевича назад. Но, уже падая, он успел в последний раз нажать на спусковой крючок. Два ствола жахнули одновременно, снося Лиде верхнюю половину черепа.
От ее лица остались только губы и подбородок. Что-то скользкое и дурно пахнущее шмякнулось на щеку Сергею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- С семнадцати лет ружья в руках не держал, - качнул головой Лыткарев. Он переломил двустволку, сунул руку в карман и вогнал в стволы два новых патрона. Мера была своевременной, ибо вдали уже слышался стук копыт.
- Раз пули их не берут, бейте по лошадям, - посоветовал Сергей.
-Пешком им велосипед не догнать. Да, но как же вы? - сообразил он.
- Обо мне не беспокойтесь, - мрачно произнес Лыткарев классическую фразу и повернулся к мальчишке: - Петя, а ты беги отсюда сейчас же. Ты же видишь, это уже не игрушки.
- Вот еще, - фыркнул Петька. - Я вам нужен. Если что, вы скажете, что взяли меня в заложники.
Сергей сомневался, что это поможет, однако перекинул ногу через раму. В этот момент он, однако, понял, что стук копыт приближается не из центра, а, наоборот, с окраины. Петька и Николай Кондратьевич тоже это поняли и развернулись в ту сторону. В багровых отсветах пламени фигура всадника казалась воистину апокалипсическим зрелищем. Всадник крикнул: «Сдавайся, контра!», а затем выстрелил, и пуля прошла над головой Лыткарева. «Может быть, они специально не бьют прицельно? - подумал Сергей. - Потому что им нужны живые доноры.» Лыткарев выстрелил, и лошадь с коротким предсмертным ржанием кувырнулась через голову, вмазывая седока в асфальт.
Однако тот выбрался из-под лошадиной туши. Его череп был раскроен, и из трещины вытекала бурая жижа, но он встал и поднял пистолет.
Сергей, презирая себя, дрожащей рукой перекрестил монстра.
- Дурак, - сказал тот. - Бога нет.
Лыткарев выстрелил опять, и оружие врага отлетело в траву вместе с двумя пальцами. Мертвец нагнулся, чтобы подобрать пистолет другой рукой. Лыткарев быстро перезарядил ружье и выстрелил снова, сразу их двух стволов. Отстреленная по локоть левая рука мертвяка повисла на сухожилиях, но он, наклонив голову, побежал вперед. Лыткарев снова выпалил дуплетом. Нога мертвяка подломилась, и он упал на асфальт, но продолжал двигаться ползком. Тогда Лыткарев вогнал еще две пули в уже разбитый череп, и тот разлетелся на куски. Безголовое тело конвульсивно дергалось, словно по нему пропускали ток, но уже не пыталось ползти.
Лыткарев отер пот со лба, а потом полез в карман за новыми патронами. Тут Сергей заметил краем глаза какое-то движение, повернулся и вскрикнул.
Сержант, напарник Сермяги, охваченный пламенем, поднимался на ноги. Огонь яростно пожирал его проспиртованную плоть, и Сергей отчетливо видел черную бугристую корку на месте лица и волос, однако это не помешало мертвяку навести револьвер - похоже, это был «наган», служивший своему хозяину еще с тридцатых - на Николая Кондратьевича, который уже никак не успевал зарядить ружье.
- Не стрелять! - звонко крикнул Петька, бросаясь между учителем и мертвым стражем игнатьевского порядка. - Я - Петр Дробышев!
- Да хоть Егор, - глухо ответил мертвяк. - Надо будет - оживят, - и нажал на спуск.
Глаза его уже вывалились из глазниц спекшимися шариками, так что стрелял он на слух - однако попал. Мальчик упал на спину, отброшенный пулей; из пробитого горла фонтаном хлестала кровь.
Однако это было последнее, что успел сделать гибнущий мертвяк. Его ноги, прогоревшие уже почти до кости, подогнулись, и он вновь повалился на горящие обломки мотоцикла. Раздалось еще несколько выстрелов - это взрывались гильзы в охваченном пламенем револьвере - и одна пуля даже порвала Сергею штанину, но, кажется, больше никто не пострадал.
Николай Кондратьевич присел на корточки возле Петьки. Тот был еще жив; по щекам его катились слезы боли и страха. Мальчик попытался что-то сказать, но изо рта его лишь выплеснулась кровь. Не только Лыткарев, но и профессиональный врач уже не сумел бы ему помочь; все, что мог сделать учитель - это гладить своего ученика по голове, пока тот умирал.
- Николай Кондратьич! - окликнул его Сергей.
Тот поднял голову. Мотоцикл догорал, зато подожженный им забор разгорелся вовсю. И в этом багрово-алом пляшущем свете хорошо было видно, как, и сверху, и снизу по улице, выходят из своих калиток те, кто решил исход дела накануне - соседи Лыткаревых. В руках они сжимали все тот же сельскохозяйственный инвентарь; огнестрельного оружия у них, законопослушных игнатьевцев, не было.
- Назад, холуи! - крикнул Лыткарев, выпрямляясь в полный рост и снова загоняя патроны в стволы. - Я перестреляю больше, чем они согласятся оживить!
Какой-то бородатый мужик с топором бросился на него - и тут же получил пулю в грудь.
- Сзади! - крикнул Сергей.
Лыткарев повернулся и застрелил женщину с вилами, подошедшую опасно близко. Клац-клац - новые патроны встали на место.
- Ну, кто еще?!
Кажется, больше желающих не находилось. Правда, расходиться по домам они тоже не спешили.
- Папа, - сказал вдруг негромкий голос.
Николай Кондратьевич и Сергей обернулись. В нескольких шагах от них, возле открытой калитки, стояла Лида. Ее изрезанная ночная рубашка висела клочьями; в прорехах были видны глубокие, неестественно-бескровные раны от осколков. В руках она держала пистолет обезглавленного всадника и целилась в Лыткарева.
- Положи ружье, папа, - сказала она. - Пожалуйста.
- Ты что же, собираешься в меня стрелять? - невесело усмехнулся Лыткарев.
- Я люблю тебя, папа! - воскликнула она прерывающимся голосом; если бы она могла, она бы заплакала. - Но ты не знаешь, каково это - умирать. Я не хочу умирать снова ! Они убьют меня, пожалуйста, не заставляй меня стрелять!
- Даже если б я тебя послушал - думаешь, на этот раз они бы мне простили? Ты хочешь, чтобы из меня сделали донора?
- Нет, папочка, нет, они не сделают, я упрошу их, я буду умолять, они должны понять, что это моя заслуга, они не могут не учитывать, и им нужен учитель, только, пожалуйста, ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!
- Лида, Лида, - вздохнул Лыткарев. - Что они с тобой сделали. И с нами со всеми.
Она опустила пистолет, вздрагивая от своего беззвучного, бесслезного плача.
- Прости меня, папа, - сказала она. - Ты прав. Они не станут меня слушать. Не хочу, чтоб ты мучался! - она вскинула пистолет и выстрелила почти в упор.
Тяжелый удар в грудь отбросил Николая Кондратьевича назад. Но, уже падая, он успел в последний раз нажать на спусковой крючок. Два ствола жахнули одновременно, снося Лиде верхнюю половину черепа.
От ее лица остались только губы и подбородок. Что-то скользкое и дурно пахнущее шмякнулось на щеку Сергею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56