Гарри нахмурился.
– Женщина член Совета?
– Она живет поблизости от парка Боудери.
Я позвонил члену Совета Норме Филипс и представился. Она была обеспокоена и вежлива и, извинившись, отправилась взглянуть в свою телефонную книжку с номерами жителей района. Она сказала, что человека, который мне нужен, зовут Картер Селлерс, и добавила, чтобы я перезвонил, если она может еще чем-нибудь нам помочь. Я мысленно пообещал проголосовать за нее.
– Квартира Селлерса, – сказал голос в трубке. На дальнем плане был слышен звук работающего телевизора.
Я представился, после чего перешел к делу.
– Насколько я понимаю, мистер Селлерс, вы являетесь членом местной группы, которая занимается бегом регулярно.
Он усмехнулся.
– Мы называем себя ночными рейнджерами. Днем ни у кого нет времени, поэтому мы собираемся пару раз в неделю, чтобы немножко растрясти лишние килограммы.
– У вас постоянный маршрут?
– Мы отмеряли для себя пять километров или около того.
– Он проходит через парк Боудери?
– Было бы глупо, прокладывая маршрут, обойти парк. Конечно, проходит.
– Пробегали бы вы там вечером в четверг, если бы не убийство?
– В десять сорок пять или, черт возьми, очень близко к этому времени.
– Вы очень точны, мистер Селлерс.
– Один старик, который постоянно сидит на своем крыльце, называет нас поездом Муссолини: мы всегда пробегаем мимо него в одно и то же время.
– Каждый четверг?
– По вторникам, четвергам и воскресеньям, независимо от погоды.
Я сделал еще один звонок человеку, которого мне не хотелось беспокоить, затем обернулся к Гарри.
– Черил Ноттс, невеста Дэшампса, утверждает, что термостат был выкручен на десять градусов. Объяснить этого она не может, так как температура в доме всегда была предметом споров: она любила прохладу, а он был очень теплокровным.
Гарри закивал, начиная подхватывать мысль.
– Убийца не мог контролировать температуру в парке, но знал, что в десять сорок пять там протопают ночные рейнджеры.
– В яблочко! – отметил я. – Он лишь чуть-чуть осветил свой товар, чтобы тот не сразу бросился в глаза…
– Но при этом хотел, чтобы он попал в более прохладное место как можно быстрее. Не хотел, чтобы товар испортился.
– Кто увидит найденное тело? – Мне нужно было, чтобы это прозвучало вслух.
Гарри принялся называть всех участников, загибая пальцы.
– Появятся копы. Появится медэкспертиза. Появятся криминалисты. Спецы по отпечаткам. Техники. Детективы. Водители «скорых». Прохожие.
– Тело попадает в морг…
– Сопровождающие. Патологоанатомы. Доктор П. Еще ребята из судебной экспертизы. Копы. Затем уже народ, занимающийся погребением. Похоронное бюро.
– Возможно, убийца передает послание кому-то в этой цепочке, Гарри. Я думаю, мы можем вычеркнуть отсюда прохожих, дежурную смену пожарных и персонал «скорой помощи». Все они – публика случайная. Как и погребальная команда.
– Остается морг и криминалисты. И еще мы с тобой Я сложил ладонь лодочкой и поднес к уху.
– Ты слышишь, Гарри?
Он щелкнул по стеклу бокала.
Дзинь.
Глава 20
– Я начала пить, когда умер мой брат. Два года назад. Я имею в виду, пить серьезно. Мне всегда это нравилось, с самого первого раза, когда я в шестнадцать попробовала пиво. Я чувствовала себя от этого… ну, не знаю… умной, что ли. Я получала степени и все делала правильно, но всегда чувствовала себя тупой. Как будто я всех обманывала.
Мы с Эйвой медленно брели по берегу. Полночь, вокруг никого, только мы вдвоем, да еще волны и легчайшее дуновение ветерка. Сухой песок шелестел под ногами.
– Твой брат… – сказал я. – Ты как-то упоминала о нем. Лонни?
– Лейн. Он был на четыре года старше меня. Я звала его Дымок. Это было ласкательное имя, специально для него, потому что он передвигался очень мягко и бесшумно. Я сижу на крыльце, читаю книжку, а он подплывает, показывает на облако и начинает описывать то, что видит в его формах…
Она начала говорить сразу же, как только я вошел, – поток разрозненных мыслей, которые объединяло лишь то, что она хотела выпустить их наружу. Я чувствовал, что она хочет поговорить о своем пристрастии к выпивке, отделить эту проблему от себя и рассмотреть со стороны. Ей хотелось понять, как заземлить себя, когда в голове шипит и обжигает черная молния, как безопасно направить ток в землю.
– Мы могли просидеть с ним полдня, рассматривая облака. Или я могла смотреть, как он рисует…
Мы направились назад, к моему дому, по волнам дюн.
– Сколько себя помню, он всегда был художником – не ребенком, который занимается искусством, а именно художником. Он поражал людей глубиной видения и мастерством. У меня дома шесть его картин.
Я вспомнил прекрасно выполненные абстрактные полотна на стенах ее дома – контролируемые вспышки цвета и радости.
– Я видел их. Нет, не так: меня тянуло к ним.
– Ты о той, возле кушетки? Красное с золотым и с зеленым? Она называется «Вороны». Большинство видят в них просто грязных черных птиц, а Лейн видел глубже, видел их красоту. Это касалось и меня, и я чувствовала это, когда он был рядом. Он часто звонил мне или даже приходил, когда я была в школе. Благодаря ему я жила… Я чувствовала себя полной жизни.
– Как он умер?
Эйва остановилась. Позади нее, где-то далеко на пляже, я видел летающие звезды. Подростки жгут бенгальские огни, скоро четвертое июля.
– Он покончил с собой, – сказала она. – Оказалось, что он долгие годы ходил к психиатру. Депрессия. Это разорвало мою семью на куски.
Я следил за искрящимися огоньками и молчал.
– Я вспоминала время, когда он казался таким счастливым, таким живым… Но это уже было в нем – этот ментальный рак, чудовище со щупальцами, которое продолжало расти, пока не оторвало его от меня, от нашей семьи, от всего на свете. Это был первый раз, когда я почувствовала себя страшно одинокой. Моя злость обернулась пьянством Я взяла в школе отпуск и целый семестр пила. Больная, низкая пьяница… В школе знали о Дымке, о Лейне. Они думали, что я просто беру передышку, чтобы справиться с горем.
Я положил ей руку на плечо.
– Ты это и делала. Только неправильно.
– Когда я начала работать здесь… не было Дымка, чтобы позвонить мне ночью, не было никого, кто сказал бы, что у меня все будет хорошо. У меня был плохой день с доктором Пелтье, я должна была поехать домой и выпить… Как вдруг наступило утро, я оказалась на диване, а на кухне стояла пустая бутылка. Я боролась с этим до выходных, а потом опять почувствовала одиночество. Потом мне было очень стыдно, что я… – Она опустила голову. – Черт возьми, Карсон, у меня ведь степень доктора медицины, а я не могу хотя бы как-то объяснить себе собственную склонность к алкоголю! Пить для алкоголика – в высшей степени иррациональное действие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87