Кроме того, Боэций был теологом, поэтом, переводчиком, оратором, государственным деятелем. Вот перечень наук, где был приложен его высокий интеллект: математика, логика, музыка, грамматика, риторика, механика, философия, теология, астрономия.
Боэций родился около 480 года в Риме; его предки входили со времен республики в число наиболее знатных римских семей. Среди Анициев были и консулы, и императоры, и даже папа. Рано лишившись отца (а Флавий Манлий был консулом при Одоакре), Боэций воспитывался в знаменитой семье Квинта Аврелия Мемлия Симмаха — консула, потом главы сената и префекта города Рима. Симмах был одним из образованнейших людей того времени, а вся линия Римских Симмахов многократно упоминается на страницах истории Вечного города. В 493 году Италию завоевали остготы Теодориха, и началась эпоха странного совместного существования «последних римлян» и «варваров».
Боэций получил самое совершенное образование, которое только можно представить в конце V века. К его услугам были и лучшие латинские школы, и лучшие наемные греческие учителя, преподававшие в приватном порядке за достаточно высокую плату. Учителей подбирал опекун — Симмах-сенатор. Но главное — это необыкновенный энциклопедический мозг самого Боэция.
В 510 году Боэций стал консулом и вошел в большую политику с ее интригами, страстями, идеологическими спорами (в религиозной, конечно, оболочке). Вершиной государственной карьеры оказался 52 год, когда король Теодорих назначил его на пост «магистра всех служб» — по существу, премьер-министром, два его сына были назначены консулами.
Боэций боролся с беззаконием за права и честь сената и отдельных граждан с прямотой и достоинством истинного римлянина. Это его и погубило. Не прошло и двух лет, как первый министр (и одновременно принцепс сената) Аниций Боэций был заподозрен в изменнических сношениях с византийским Двором, обвинен в причастности к заговору, посажен в заключение в городе Павли, а еще через год казнен вместе с Симмахом.
В тюрьме Боэций сумел написать свою знаменитую книгy — «Утешение философией» — глубокое размышление, состоящее из пяти частей (книг), перемежающихся прозой и стихами. По форме это как бы мысленный диалог автора с прекрасной дамой, олицетворяющей возвышенную науку философию:
Песни, что раньше слагал в пору цветенья и силы,
Вынужден ныне теперь петь я на горестный лад…
В «Утешении…» затронуто множество философских проблем, актуальных и для V–VI веков, и для последующих эпох. Три — главнейшие из них — темы Судьбы, Фатума, Фортуны. Как понимать «везение» в жизни, как понимать несчастье? Почему добрые и честные не вознаграждаются судьбой, а мерзавцы благоденствуют, и Бог не наказывает их за злодейство?
Откуда берутся хорошие и плохие люди. Особенно, почему много злых, недобрых людей?
Наконец, свобода воли человека и божественное предопределение. Как они совмещаются? Вопросы — актуальные для всех времен. Ответы госпожи Философии и самого Автора понять не всегда просто. Изложение подчас изобилует многочисленными метафорами, аналогиями, философскими и нравственными отступлениями. Но в целом перед читателем открывается синтез мудрости античной и мудрости первых веков христианства — эпохи отцов церкви.
И главное: несмотря на общий пессимистический тон всего «Слова перед казнью», финал «Утешения» все-таки звучит как возвышенный призыв творить добро, вопреки всем невзгодам, не думать о воздаянии. Оно будет, не может не быть под оком всевидящего Судьи.
Через пятнадцать веков к нам обращен призыв Боэция, вложенный в уста Философии:
— Теперь мне понятна другая, или, точнее сказать, главная причина твоей болезни. Ты забыл, что есть сам. Так как я полнее выяснила причину твоей болезни, то придумаю, как найти средство, чтобы возвратить тебе здоровье. Ведь тебя сбило с пути забвение, поэтому ты печалишься о том, что сослан и лишен всего имущества. А поскольку ты, действительно, не знаешь, какова конечная цель всего сущего, то и считаешь негодяев и злодеев могучими и счастливыми, ибо предал забвению, посредством каких установлений управляется мир. Ты полагаешь, что перемены фортуны совершаются без вмешательства управителя. В этом и кроются причины, ведущие не только к болезни, но и к гибели. Но, благодарение создателю, твоя природа еще не совсем повреждена. У меня есть средства, которые исцелят тебя, — это прежде всего твое правильное суждение об управлении мира, которое, как ты считаешь, подчинено не слепой случайности, но божественному разуму. Не бойся ничего. Из этой маленькой искры возгорится пламя жизни. Но так как время для более сильных лекарств еще не наступило, и уж такова природа [человеческой] души, что она отступает от истины, увлекаясь ложными суждениями, а порожденный ими туман страстей препятствует ясному видению вещей, то я попытаюсь немного развеять его легкими целительными и успокоительными средствами, чтобы, когда рассеется мрак переменчивых страстей, ты мог увидеть сияние истинного света.
Философия исцеляла во все времена. Любого и каждого. Исцеляет она и теперь всякого, кто к ней обратится. И так будет всегда, пока жив будет трепетный, мятущийся и жаждущий познания человеческий дух.
19. МАКИАВЕЛЛИ
«ГОСУДАРЬ»
Вот уже более четырех веков небольшой трактат флорентийского мыслителя, как магнит, притягивает властителей и политиков всех мастей и калибров. Книга одинаково интересна сторонникам монархии и республики, жестокосердным деспотам и мягкотелым либералам, профессионалам и дилетантам, демократам, патриотам, космополитам и вообще — всем кому угодно. Нетрудно предсказать и будущее удивительной книги: ее будут читать всегда, пока люди не устанут заниматься увлекательной и опасной игрой под названием «политика». А так как человек — «животное политическое» (Аристотель), ничего подобного никогда не случится.
И современным «Государь» останется в любую эпоху, ибо он посвящен самому вожделенному — хотя и не для всех досягаемому и благополучно решаемому — вопросу о власти. Причем — о самых сокровенных ее пружинах, тех, что прячутся в самых отдаленных тайниках человеческой души. Простые, всем и любому понятные истины (из тех, что именуются прописными) Макиавелли преподносит бесстрастно и бесхитростно, с первой же страницы подкупая читателя открытостью и откровенностью:
Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета. Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Боэций родился около 480 года в Риме; его предки входили со времен республики в число наиболее знатных римских семей. Среди Анициев были и консулы, и императоры, и даже папа. Рано лишившись отца (а Флавий Манлий был консулом при Одоакре), Боэций воспитывался в знаменитой семье Квинта Аврелия Мемлия Симмаха — консула, потом главы сената и префекта города Рима. Симмах был одним из образованнейших людей того времени, а вся линия Римских Симмахов многократно упоминается на страницах истории Вечного города. В 493 году Италию завоевали остготы Теодориха, и началась эпоха странного совместного существования «последних римлян» и «варваров».
Боэций получил самое совершенное образование, которое только можно представить в конце V века. К его услугам были и лучшие латинские школы, и лучшие наемные греческие учителя, преподававшие в приватном порядке за достаточно высокую плату. Учителей подбирал опекун — Симмах-сенатор. Но главное — это необыкновенный энциклопедический мозг самого Боэция.
В 510 году Боэций стал консулом и вошел в большую политику с ее интригами, страстями, идеологическими спорами (в религиозной, конечно, оболочке). Вершиной государственной карьеры оказался 52 год, когда король Теодорих назначил его на пост «магистра всех служб» — по существу, премьер-министром, два его сына были назначены консулами.
Боэций боролся с беззаконием за права и честь сената и отдельных граждан с прямотой и достоинством истинного римлянина. Это его и погубило. Не прошло и двух лет, как первый министр (и одновременно принцепс сената) Аниций Боэций был заподозрен в изменнических сношениях с византийским Двором, обвинен в причастности к заговору, посажен в заключение в городе Павли, а еще через год казнен вместе с Симмахом.
В тюрьме Боэций сумел написать свою знаменитую книгy — «Утешение философией» — глубокое размышление, состоящее из пяти частей (книг), перемежающихся прозой и стихами. По форме это как бы мысленный диалог автора с прекрасной дамой, олицетворяющей возвышенную науку философию:
Песни, что раньше слагал в пору цветенья и силы,
Вынужден ныне теперь петь я на горестный лад…
В «Утешении…» затронуто множество философских проблем, актуальных и для V–VI веков, и для последующих эпох. Три — главнейшие из них — темы Судьбы, Фатума, Фортуны. Как понимать «везение» в жизни, как понимать несчастье? Почему добрые и честные не вознаграждаются судьбой, а мерзавцы благоденствуют, и Бог не наказывает их за злодейство?
Откуда берутся хорошие и плохие люди. Особенно, почему много злых, недобрых людей?
Наконец, свобода воли человека и божественное предопределение. Как они совмещаются? Вопросы — актуальные для всех времен. Ответы госпожи Философии и самого Автора понять не всегда просто. Изложение подчас изобилует многочисленными метафорами, аналогиями, философскими и нравственными отступлениями. Но в целом перед читателем открывается синтез мудрости античной и мудрости первых веков христианства — эпохи отцов церкви.
И главное: несмотря на общий пессимистический тон всего «Слова перед казнью», финал «Утешения» все-таки звучит как возвышенный призыв творить добро, вопреки всем невзгодам, не думать о воздаянии. Оно будет, не может не быть под оком всевидящего Судьи.
Через пятнадцать веков к нам обращен призыв Боэция, вложенный в уста Философии:
— Теперь мне понятна другая, или, точнее сказать, главная причина твоей болезни. Ты забыл, что есть сам. Так как я полнее выяснила причину твоей болезни, то придумаю, как найти средство, чтобы возвратить тебе здоровье. Ведь тебя сбило с пути забвение, поэтому ты печалишься о том, что сослан и лишен всего имущества. А поскольку ты, действительно, не знаешь, какова конечная цель всего сущего, то и считаешь негодяев и злодеев могучими и счастливыми, ибо предал забвению, посредством каких установлений управляется мир. Ты полагаешь, что перемены фортуны совершаются без вмешательства управителя. В этом и кроются причины, ведущие не только к болезни, но и к гибели. Но, благодарение создателю, твоя природа еще не совсем повреждена. У меня есть средства, которые исцелят тебя, — это прежде всего твое правильное суждение об управлении мира, которое, как ты считаешь, подчинено не слепой случайности, но божественному разуму. Не бойся ничего. Из этой маленькой искры возгорится пламя жизни. Но так как время для более сильных лекарств еще не наступило, и уж такова природа [человеческой] души, что она отступает от истины, увлекаясь ложными суждениями, а порожденный ими туман страстей препятствует ясному видению вещей, то я попытаюсь немного развеять его легкими целительными и успокоительными средствами, чтобы, когда рассеется мрак переменчивых страстей, ты мог увидеть сияние истинного света.
Философия исцеляла во все времена. Любого и каждого. Исцеляет она и теперь всякого, кто к ней обратится. И так будет всегда, пока жив будет трепетный, мятущийся и жаждущий познания человеческий дух.
19. МАКИАВЕЛЛИ
«ГОСУДАРЬ»
Вот уже более четырех веков небольшой трактат флорентийского мыслителя, как магнит, притягивает властителей и политиков всех мастей и калибров. Книга одинаково интересна сторонникам монархии и республики, жестокосердным деспотам и мягкотелым либералам, профессионалам и дилетантам, демократам, патриотам, космополитам и вообще — всем кому угодно. Нетрудно предсказать и будущее удивительной книги: ее будут читать всегда, пока люди не устанут заниматься увлекательной и опасной игрой под названием «политика». А так как человек — «животное политическое» (Аристотель), ничего подобного никогда не случится.
И современным «Государь» останется в любую эпоху, ибо он посвящен самому вожделенному — хотя и не для всех досягаемому и благополучно решаемому — вопросу о власти. Причем — о самых сокровенных ее пружинах, тех, что прячутся в самых отдаленных тайниках человеческой души. Простые, всем и любому понятные истины (из тех, что именуются прописными) Макиавелли преподносит бесстрастно и бесхитростно, с первой же страницы подкупая читателя открытостью и откровенностью:
Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов, ни о каких внешних украшениях и затеях, которыми многие любят расцвечивать и уснащать свои сочинения, ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета. Я желал бы также, чтобы не сочли дерзостью то, что человек низкого и ничтожного звания берется обсуждать и направлять действия государей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108