– спрашивает ее известный телеведущий.
– Это забавно. Это бодрит, – отвечает она. – Мне это нравится. Интересно, когда это надоест людям.
– Предсказываю: никогда. И через пятьдесят лет люди все еще будут вам хлопать, и некоторые даже не будут помнить, почему. Они просто будут знать: это особа, которой хлопают. Но вот какой вопрос я хочу задать: «А вам это когда-нибудь надоест?»
– Предсказываю: нет, пока я жива.
Через два дня Генриетта все еще в постели. Она лежит на боку, молча и неподвижно. Я обхожу вокруг кровати, чтобы заглянуть ей в глаза. Они открыты, взгляд немигающий. Она совсем как мертвая.
– Генриетта? – говорю я.
Ее зрачки движутся в сторону моего лица.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашиваю я.
– Да, – стонет она.
– Я подумал, не прогуляться ли нам.
– Нет.
– Проехаться?
– Нет.
– Вам бы не хотелось писать?
– Нет. – Она закрывает глаза.
– Я думаю, вам бы стало гораздо лучше, если бы вы начали писать.
Она не отвечает.
– Я даже буду вам позировать, если хотите.
Она вздыхает.
– Я даже буду вам позировать обнаженным, если хотите.
Она фыркает, и я не знаю, рыдание это или смех.
– У меня остались какие-то рисовальные принадлежности с тех времен, когда я был ребенком, – вы могли бы ими воспользоваться. Я могу их сюда принести.
Генриетта не отвечает, но это все же лучше, чем отказ. Мы с матерью приносим все краски, кисти и холсты в комнату Генриетты. Усаживаем ее за стол, перед холстом. Я прошу свою мать выйти, поскольку мне не хочется позировать при ней обнаженным. Я снимаю одежду и, помня о правиле Сары, ложусь на кровать в самой удобной для себя позе.
Я беседую с леди Генриеттой на разные отвлеченные темы: какая чудесная погода, как прият-"но прогуляться по улице, как мила моя мать. Чтобы развлечь ее, я рассказываю об агенте, которого настиг в супермаркете. Я вижу, как она делает несколько мазков на холсте. Хорошо. Она кратко и печально отвечает на мои замечания. Но она работает как-то иначе, необычно. Движения руки размашисты и небрежны. И вдруг она останавливается. И больше не делает никаких движений. Только сидит и пристально смотрит на меня.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Простите, Джереми, но я не могу вас писать. Я уже написала вас когда-то. Мне просто неинтересно делать это снова.
Я встаю и смотрю на холст. На нем нечто похожее на детский рисунок: моя фигура, составленная из палочек, на кровати из палочек.
– О да, – говорю я. – Я вижу, что вы не вдохновились.
Она возвращается к своей постели и шлепается на нее.
– Я знаю, как решить проблему, – продолжаю я. – Я подыщу вам очень вдохновляющего натурщика.
– Не утруждайтесь, Джереми.
– Я хочу утруждаться. Мне только нужно знать одну вещь: вам нужен красивый мужчина или Мужчина с Оптической Иллюзией?
– Я не знаю, и мне все равно.
– Пожалуйста, Генриетта. Я уверен, что вы почувствуете себя гораздо лучше, если займетесь вашей живописью – хотя бы один час.
– М.О.И., – слышу я ее бормотание.
Мы с матерью отправляемся в книжный магазин. В отделе психологии мы видим мужчину, который просматривает все книги. Мы ждем, чтобы увидеть, что он будет делать дальше. Возможно, он окажется хорошим М.О.И. – в зависимости от того, что он будет делать, как двигаться.
Я решил взять с собой маму, потому что в случае, если я буду подходить к людям, ее присутствие придаст мне храбрости, и я буду чувствовать себя увереннее. К тому же двое людей выглядят солиднее и вызывают большее доверие, нежели один.
В конце концов мужчина снимает с полки книгу с названием «Как избавиться от зависимости от какого-то человека».
Моя мать подталкивает меня локтем, глаза у нее широко открыты, а рот округлился в форме «О», словно она хочет произнести: «О! Взгляните-ка, что он читает!» Но не как «О» в «М.О.И.», поскольку я не сказал ей об этом – о том, какого типа мужчину мы ищем.
Я мгновенно решаю, что это очень хороший Мужчина с Оптической Иллюзией. Для такого типа мужчины маловероятно впасть в зависимость от кого-то. Какого же типа тот, к кому он пристрастился? И известно ли об этом ему?
Ему около сорока. Похоже, что он работает в офисе. Наверно, зашел в книжный магазин после работы, чтобы посмотреть, не может ли он подыскать литературу, которая помогла бы преодолеть одержимость той женщиной или, быть может, мужчиной.
– Извините меня, – говорю я.
Мужчина оборачивается. По-видимому, он смущен тем, что держит в руках такую книгу – судя по тому, как он подчеркнуто старается на нее не смотреть. Впрочем, возможно, я приписываю ему те чувства, которые испытывал бы, окажись на его месте.
– Мы тут думали: не хотите ли вы позировать художнику?
Человек в смущении облизывает губы. Он собирается что-то сказать, но, по-видимому, не знает, что именно.
– Простите? – говорит он в конце концов.
– Нам нужен натурщик, чтобы позировать одному художнику, и мы подумали: не хотите ли вы позировать? Это займет всего час-два, сегодня или завтра. И вам заплатят пятьдесят долларов в час.
Он задает вопросы, на которые мы отвечаем. Потом он говорит:
– Нет, извините.
Он хотел получить как можно больше информации, доказывающей нашу странность, хотя с самого начала знал, что откажется. Ему хотелось услышать все сочные детали, чтобы рассказать потом чудесную историю своей обожаемой особе. Быть может, она или он снова вернут ему свое расположение, когда он так остроумно изложит это удивительное приключение и расскажет, как смотрел сверху вниз на этого чудаковатого типа, который пристал к нему, застав за покупкой книги «Как избавиться от зависимости от какого-то человека».
Мне бы никогда не хватило смелости взять в руки такую книгу на публике. Да и в любом случае, у меня, слава богу, нет зависимости ни от кого. Это было в прошлом, но в данный момент я свободен. Не так уж трудно найти М.О.И., насколько я понимаю. Почти любой – это М.О.И. Разве каждый не является почти чем-то, но не совсем?
Мы идем в магазин скобяных изделий. Большие мужчины со светлыми усами дают нам отрицательный ответ. Иногда они даже не говорят, а просто наполовину опускают веки и медленно качают головой. Порой отвечают: «Нет, черт побери!»
В булочных мужчины гнусаво тянут «Не-ет», покупая себе сдобу.
В обувных магазинах мужчины стараются быть любезными. Они более образованные и вежливые. Они элегантны. Сидят на скамеечках, примеряя обувь. Они – главы семейств, эти мужчины, дома у них жены и маленькие дети – в домах с трубой, из которой в редких случаях идет дым. Носки у них пахнут, как цветы, и отказав нам, мужчины обращаются к продавцу: «Ой, туфли немножко жмут».
В зоомагазинах мужчины почему-то удивляются еще больше, чем в других местах. И они выражают свое удивление в словесной форме – здесь уже не ограничиваются тем, чтобы приподнять брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Это забавно. Это бодрит, – отвечает она. – Мне это нравится. Интересно, когда это надоест людям.
– Предсказываю: никогда. И через пятьдесят лет люди все еще будут вам хлопать, и некоторые даже не будут помнить, почему. Они просто будут знать: это особа, которой хлопают. Но вот какой вопрос я хочу задать: «А вам это когда-нибудь надоест?»
– Предсказываю: нет, пока я жива.
Через два дня Генриетта все еще в постели. Она лежит на боку, молча и неподвижно. Я обхожу вокруг кровати, чтобы заглянуть ей в глаза. Они открыты, взгляд немигающий. Она совсем как мертвая.
– Генриетта? – говорю я.
Ее зрачки движутся в сторону моего лица.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашиваю я.
– Да, – стонет она.
– Я подумал, не прогуляться ли нам.
– Нет.
– Проехаться?
– Нет.
– Вам бы не хотелось писать?
– Нет. – Она закрывает глаза.
– Я думаю, вам бы стало гораздо лучше, если бы вы начали писать.
Она не отвечает.
– Я даже буду вам позировать, если хотите.
Она вздыхает.
– Я даже буду вам позировать обнаженным, если хотите.
Она фыркает, и я не знаю, рыдание это или смех.
– У меня остались какие-то рисовальные принадлежности с тех времен, когда я был ребенком, – вы могли бы ими воспользоваться. Я могу их сюда принести.
Генриетта не отвечает, но это все же лучше, чем отказ. Мы с матерью приносим все краски, кисти и холсты в комнату Генриетты. Усаживаем ее за стол, перед холстом. Я прошу свою мать выйти, поскольку мне не хочется позировать при ней обнаженным. Я снимаю одежду и, помня о правиле Сары, ложусь на кровать в самой удобной для себя позе.
Я беседую с леди Генриеттой на разные отвлеченные темы: какая чудесная погода, как прият-"но прогуляться по улице, как мила моя мать. Чтобы развлечь ее, я рассказываю об агенте, которого настиг в супермаркете. Я вижу, как она делает несколько мазков на холсте. Хорошо. Она кратко и печально отвечает на мои замечания. Но она работает как-то иначе, необычно. Движения руки размашисты и небрежны. И вдруг она останавливается. И больше не делает никаких движений. Только сидит и пристально смотрит на меня.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Простите, Джереми, но я не могу вас писать. Я уже написала вас когда-то. Мне просто неинтересно делать это снова.
Я встаю и смотрю на холст. На нем нечто похожее на детский рисунок: моя фигура, составленная из палочек, на кровати из палочек.
– О да, – говорю я. – Я вижу, что вы не вдохновились.
Она возвращается к своей постели и шлепается на нее.
– Я знаю, как решить проблему, – продолжаю я. – Я подыщу вам очень вдохновляющего натурщика.
– Не утруждайтесь, Джереми.
– Я хочу утруждаться. Мне только нужно знать одну вещь: вам нужен красивый мужчина или Мужчина с Оптической Иллюзией?
– Я не знаю, и мне все равно.
– Пожалуйста, Генриетта. Я уверен, что вы почувствуете себя гораздо лучше, если займетесь вашей живописью – хотя бы один час.
– М.О.И., – слышу я ее бормотание.
Мы с матерью отправляемся в книжный магазин. В отделе психологии мы видим мужчину, который просматривает все книги. Мы ждем, чтобы увидеть, что он будет делать дальше. Возможно, он окажется хорошим М.О.И. – в зависимости от того, что он будет делать, как двигаться.
Я решил взять с собой маму, потому что в случае, если я буду подходить к людям, ее присутствие придаст мне храбрости, и я буду чувствовать себя увереннее. К тому же двое людей выглядят солиднее и вызывают большее доверие, нежели один.
В конце концов мужчина снимает с полки книгу с названием «Как избавиться от зависимости от какого-то человека».
Моя мать подталкивает меня локтем, глаза у нее широко открыты, а рот округлился в форме «О», словно она хочет произнести: «О! Взгляните-ка, что он читает!» Но не как «О» в «М.О.И.», поскольку я не сказал ей об этом – о том, какого типа мужчину мы ищем.
Я мгновенно решаю, что это очень хороший Мужчина с Оптической Иллюзией. Для такого типа мужчины маловероятно впасть в зависимость от кого-то. Какого же типа тот, к кому он пристрастился? И известно ли об этом ему?
Ему около сорока. Похоже, что он работает в офисе. Наверно, зашел в книжный магазин после работы, чтобы посмотреть, не может ли он подыскать литературу, которая помогла бы преодолеть одержимость той женщиной или, быть может, мужчиной.
– Извините меня, – говорю я.
Мужчина оборачивается. По-видимому, он смущен тем, что держит в руках такую книгу – судя по тому, как он подчеркнуто старается на нее не смотреть. Впрочем, возможно, я приписываю ему те чувства, которые испытывал бы, окажись на его месте.
– Мы тут думали: не хотите ли вы позировать художнику?
Человек в смущении облизывает губы. Он собирается что-то сказать, но, по-видимому, не знает, что именно.
– Простите? – говорит он в конце концов.
– Нам нужен натурщик, чтобы позировать одному художнику, и мы подумали: не хотите ли вы позировать? Это займет всего час-два, сегодня или завтра. И вам заплатят пятьдесят долларов в час.
Он задает вопросы, на которые мы отвечаем. Потом он говорит:
– Нет, извините.
Он хотел получить как можно больше информации, доказывающей нашу странность, хотя с самого начала знал, что откажется. Ему хотелось услышать все сочные детали, чтобы рассказать потом чудесную историю своей обожаемой особе. Быть может, она или он снова вернут ему свое расположение, когда он так остроумно изложит это удивительное приключение и расскажет, как смотрел сверху вниз на этого чудаковатого типа, который пристал к нему, застав за покупкой книги «Как избавиться от зависимости от какого-то человека».
Мне бы никогда не хватило смелости взять в руки такую книгу на публике. Да и в любом случае, у меня, слава богу, нет зависимости ни от кого. Это было в прошлом, но в данный момент я свободен. Не так уж трудно найти М.О.И., насколько я понимаю. Почти любой – это М.О.И. Разве каждый не является почти чем-то, но не совсем?
Мы идем в магазин скобяных изделий. Большие мужчины со светлыми усами дают нам отрицательный ответ. Иногда они даже не говорят, а просто наполовину опускают веки и медленно качают головой. Порой отвечают: «Нет, черт побери!»
В булочных мужчины гнусаво тянут «Не-ет», покупая себе сдобу.
В обувных магазинах мужчины стараются быть любезными. Они более образованные и вежливые. Они элегантны. Сидят на скамеечках, примеряя обувь. Они – главы семейств, эти мужчины, дома у них жены и маленькие дети – в домах с трубой, из которой в редких случаях идет дым. Носки у них пахнут, как цветы, и отказав нам, мужчины обращаются к продавцу: «Ой, туфли немножко жмут».
В зоомагазинах мужчины почему-то удивляются еще больше, чем в других местах. И они выражают свое удивление в словесной форме – здесь уже не ограничиваются тем, чтобы приподнять брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66