Нужно сказать, что он не приложил никаких усилий, чтобы я посмотрел на него со стороны физиономии. Свой адрес я диктовал ему в затылок. А теперь он вдруг заговорил со мной, теперь он невозмутимо прервал ход моих медицинских размышлений, мне не оставалось ничего другого, как сконцентрировать свое распыленное сознание на том, кто вез меня домой. Я рассказываю это так подробно, чтобы объяснить, почему мы так зависим от услуг, которые нам предоставляют. Из-за того, что он вез меня, пришлось ему ответить, по крайней мере вопросительно на него посмотреть, несмотря на все трудности, которые я испытал, чтобы изобразить интерес в своем потухшем взгляде. Он раздражал мне своим вопросом, он раздражал потому, что я чувствовал, что с него станет задавать мне новые вопросы. Люди, которым скучно, – настоящие палачи. Меня загнали в ловушку как крысу. Он говорил со мной, и его слова могли помешать мне вернуться домой. Я умирал оттого, что был наделен слухом. И поскольку я не отвечал, он воспользовался хорошо рассчитанным красным сигналом светофора (он явно притормозил, когда загорелся зеленый), чтобы повернуться вполоборота и таким образом предоставить мне возможность полюбоваться своим профилем. У мерзавца была бородка. Я опустил голову, зная, что носители бородок готовы теоретизировать до полного изнеможения.
Он повторил:
– Хм… Вы что, гуляли всю ночь напролет?
– Эээ, да. Надо полагать.
– Просто я спрашиваю вас об этом, потому что уже много лет, когда работаю по ночам, задаю пассажирам один и тот же вопрос: почему, если ночью не спишь, говорят, что не спал всю ночь напролет? Разве ночь пролетает?
– А!
– Вы понимаете почему?
– Я много размышлял этой ночью… я уже и так в полном отрубе.
– Неважно. Так даже лучше, когда нужно ответить на вопрос. Мне надавали столько ответов, могу вам доложить, а для некоторых, кого я отвозил в больницу, это были практически последние слова в жизни… перед смертью все становятся мудаками… а почему перед смертью все становятся мудаками, а? Я вас спрашиваю.
– Не знаю.
– Обязательно становятся мудаками. Потому что стараются выглядеть умными… вот почему! Вот вы в полном отрубе, а мне это нравится…
– Хорошо. Я подумаю…
– Да-да. Не торопитесь, я сделаю кружок.
– А-а.
– Я мог бы написать об этом книгу, столько ответов мне надавали… невероятно, сколько разных теорий я выудил из людей. Большинство, 74 процента на сегодняшний день, думает, что это день пролетает, а ночь тянется долго… а знаете, что я им говорю, чтобы еще больше их запутать? Знаете? (Он уже кричал.)
– Нет.
– Почему же, если долго спишь днем, не говорят – он спал день напролет? А? Почему?
– Э… не знаю…
– Видите, и они вот тоже не знают. Это меня бесит, все говорят о том, чего не знают, это как прогноз погоды. Сегодня уже вообще нет времен года!
– Эээ, не вижу связи…
Он резко затормозил и повернулся благодаря удивительной эластичности своей шеи; глаза красные (сливаются с его красной как помидор рожей):
– Что значит, не видите связи?!
– Это анархия! Сегодня ни к чему нет уважения! Люди бесконечно треплются почем зря, модно высказывать свое мнение… а мне осточертели те, кто высказывает свое мнение, они меня достали! Стоит включить радио, и тебе тут же сообщают мнение какой-нибудь домохозяйки. Это анархия! Все занимают чужие места! И вы такой же, строите из себя невесть что, а внутри пшик… Что вы шляетесь в это время по улицам! Ночь для того, чтобы спать. А ну-ка вылезай из машины, придурок! Ненавижу сволочей, которые гуляют всю ночь напролет!
Поскольку шофер перешел на такой тон, я вышел. Он тут же сорвался с места, и я чуть было не задохнулся от выхлопа его керосинки. Он завез меня черт знает куда, обратный путь превратился для меня в поиски Грааля. Тогда, естественно, я заплакал. Никто не преуспел в поисках Грааля, мои метафоры меня когда-нибудь доконают. Скамейка, оказавшаяся в моем распоряжении, выступила в роли дружеского плеча, сначала я отдыхал на ней сидя, а потом вытянулся во весь рост. Машина «скорой помощи», объезжавшая район, остановилась возле меня. Я объяснил им, что поступаю так по вине шофера такси, и был ужасно доволен, потому что прозвучало это довольно жалостно. В конце концов, я сам не мог до конца разобраться, в чем заключалась истина этой ночи. Они вели себя очень любезно, до того момента, пока, доставив меня домой, не обнаружили чудовищную буржуазность среды, в которой я жил.
– Ты зажравшийся подонок!
В тот момент, когда я вошел в дом, утро наконец наступило. Я счел, что теперь уже со всеми перипетиями покончено. Однако, следуя логическому импульсу, решил пойти и мысленно поцеловать мою лапочку. И вот тут-то начался хаос. Мне пришлось ущипнуть себя за все места, описаться, умереть и воскреснуть. Пустота, открывшаяся моему взору, полностью завладела мной, ну как бы это выразиться: Конрада в постели не было, и я тоже сразу перестал существовать. Я рухнул на простыни, они были холодны, как смерть из морозильника. Конрад не погружал свое тело в кровать. Он дезертировал. Я должен был действовать во что бы то ни стало; почему все жизненные драмы происходят в тот день, когда ты наконец решаешь снова напиться? Словно для того, чтобы забыть то, что произойдет потом, опередить будущее, накопить забвение. Я переживал один из тех кошмаров, когда нужно действовать мгновенно, но ничего не получается, ты не можешь двинуться вперед, словно прирос к месту, безуспешно пытаясь жестикулировать. Я стоял, передо мной зияла пустота, оставленная Конрадом, – это была самая ужасная из драм, а я не мог уловить даже проблеска мысли, чтобы представить себе гипотетическое начало какого-либо действия. Вплоть до того момента, когда мной овладела энергия отчаяния, инстинкт выживания, спасительный жест, львица, защищающая своих детенышей, Бэмби из округа Венсенн! Я поднялся, натянутый как струна, выпростав вверх левую руку. Свобода! Я начал обнюхивать гостиную в поисках улик. Я крупно облажался!
Ах вон оно что!
И как это раньше не пришло мне в голову? В памяти всплыла история с накладными усами. С моей подачи Конрад разоблачил – этот маскарад. Должно быть, он заплатил жизнью за свою отвагу. Нет, это не останется безнаказанным! Приходилось только надеяться на то, что серийный убийца Мартинес не сбежал; я помчался вниз по лестнице, ровно один этаж отделял меня от этого безумца, завтра нужно будет отчитать толстого агента по продаже недвижимости за неразборчивость. Я забарабанил в дверь, наплевав на требования соблюдать тишину. Не страшно, даже если соседи проснутся, речь ведь идет о жизни и смерти; это входит в правила проживания. Раз в год каждый жилец имеет право выбора: либо устроить сумасшедшие пляски умба-юмба, либо решать вопрос жизни и смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Он повторил:
– Хм… Вы что, гуляли всю ночь напролет?
– Эээ, да. Надо полагать.
– Просто я спрашиваю вас об этом, потому что уже много лет, когда работаю по ночам, задаю пассажирам один и тот же вопрос: почему, если ночью не спишь, говорят, что не спал всю ночь напролет? Разве ночь пролетает?
– А!
– Вы понимаете почему?
– Я много размышлял этой ночью… я уже и так в полном отрубе.
– Неважно. Так даже лучше, когда нужно ответить на вопрос. Мне надавали столько ответов, могу вам доложить, а для некоторых, кого я отвозил в больницу, это были практически последние слова в жизни… перед смертью все становятся мудаками… а почему перед смертью все становятся мудаками, а? Я вас спрашиваю.
– Не знаю.
– Обязательно становятся мудаками. Потому что стараются выглядеть умными… вот почему! Вот вы в полном отрубе, а мне это нравится…
– Хорошо. Я подумаю…
– Да-да. Не торопитесь, я сделаю кружок.
– А-а.
– Я мог бы написать об этом книгу, столько ответов мне надавали… невероятно, сколько разных теорий я выудил из людей. Большинство, 74 процента на сегодняшний день, думает, что это день пролетает, а ночь тянется долго… а знаете, что я им говорю, чтобы еще больше их запутать? Знаете? (Он уже кричал.)
– Нет.
– Почему же, если долго спишь днем, не говорят – он спал день напролет? А? Почему?
– Э… не знаю…
– Видите, и они вот тоже не знают. Это меня бесит, все говорят о том, чего не знают, это как прогноз погоды. Сегодня уже вообще нет времен года!
– Эээ, не вижу связи…
Он резко затормозил и повернулся благодаря удивительной эластичности своей шеи; глаза красные (сливаются с его красной как помидор рожей):
– Что значит, не видите связи?!
– Это анархия! Сегодня ни к чему нет уважения! Люди бесконечно треплются почем зря, модно высказывать свое мнение… а мне осточертели те, кто высказывает свое мнение, они меня достали! Стоит включить радио, и тебе тут же сообщают мнение какой-нибудь домохозяйки. Это анархия! Все занимают чужие места! И вы такой же, строите из себя невесть что, а внутри пшик… Что вы шляетесь в это время по улицам! Ночь для того, чтобы спать. А ну-ка вылезай из машины, придурок! Ненавижу сволочей, которые гуляют всю ночь напролет!
Поскольку шофер перешел на такой тон, я вышел. Он тут же сорвался с места, и я чуть было не задохнулся от выхлопа его керосинки. Он завез меня черт знает куда, обратный путь превратился для меня в поиски Грааля. Тогда, естественно, я заплакал. Никто не преуспел в поисках Грааля, мои метафоры меня когда-нибудь доконают. Скамейка, оказавшаяся в моем распоряжении, выступила в роли дружеского плеча, сначала я отдыхал на ней сидя, а потом вытянулся во весь рост. Машина «скорой помощи», объезжавшая район, остановилась возле меня. Я объяснил им, что поступаю так по вине шофера такси, и был ужасно доволен, потому что прозвучало это довольно жалостно. В конце концов, я сам не мог до конца разобраться, в чем заключалась истина этой ночи. Они вели себя очень любезно, до того момента, пока, доставив меня домой, не обнаружили чудовищную буржуазность среды, в которой я жил.
– Ты зажравшийся подонок!
В тот момент, когда я вошел в дом, утро наконец наступило. Я счел, что теперь уже со всеми перипетиями покончено. Однако, следуя логическому импульсу, решил пойти и мысленно поцеловать мою лапочку. И вот тут-то начался хаос. Мне пришлось ущипнуть себя за все места, описаться, умереть и воскреснуть. Пустота, открывшаяся моему взору, полностью завладела мной, ну как бы это выразиться: Конрада в постели не было, и я тоже сразу перестал существовать. Я рухнул на простыни, они были холодны, как смерть из морозильника. Конрад не погружал свое тело в кровать. Он дезертировал. Я должен был действовать во что бы то ни стало; почему все жизненные драмы происходят в тот день, когда ты наконец решаешь снова напиться? Словно для того, чтобы забыть то, что произойдет потом, опередить будущее, накопить забвение. Я переживал один из тех кошмаров, когда нужно действовать мгновенно, но ничего не получается, ты не можешь двинуться вперед, словно прирос к месту, безуспешно пытаясь жестикулировать. Я стоял, передо мной зияла пустота, оставленная Конрадом, – это была самая ужасная из драм, а я не мог уловить даже проблеска мысли, чтобы представить себе гипотетическое начало какого-либо действия. Вплоть до того момента, когда мной овладела энергия отчаяния, инстинкт выживания, спасительный жест, львица, защищающая своих детенышей, Бэмби из округа Венсенн! Я поднялся, натянутый как струна, выпростав вверх левую руку. Свобода! Я начал обнюхивать гостиную в поисках улик. Я крупно облажался!
Ах вон оно что!
И как это раньше не пришло мне в голову? В памяти всплыла история с накладными усами. С моей подачи Конрад разоблачил – этот маскарад. Должно быть, он заплатил жизнью за свою отвагу. Нет, это не останется безнаказанным! Приходилось только надеяться на то, что серийный убийца Мартинес не сбежал; я помчался вниз по лестнице, ровно один этаж отделял меня от этого безумца, завтра нужно будет отчитать толстого агента по продаже недвижимости за неразборчивость. Я забарабанил в дверь, наплевав на требования соблюдать тишину. Не страшно, даже если соседи проснутся, речь ведь идет о жизни и смерти; это входит в правила проживания. Раз в год каждый жилец имеет право выбора: либо устроить сумасшедшие пляски умба-юмба, либо решать вопрос жизни и смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49