– Брось камень, – приказал Лешка.
– Не брошу.
– Брось, кому говорят!
Лешка двинулся на Алика. Он не думал, что маменькин сынок бросит в него огромный камень. Где там бросить, когда мальчишка еле держал его обеими руками. Лешка только был очень удивлен. Он медленно приблизился к Алику и медленно, давая возможность мальчишке опомниться и положить камень на место, размахнулся:
– Сейчас дам!..
Но дать не успел. Алик обрушил камень ему на ногу, а сам отскочил в сторону. Лешка подпрыгнул и весь скорчился от боли:
– Ах ты, гад.
Прихрамывая, он кинулся за мальчишкой, но Алик увернулся и спрятался за стволом дерева. Лешка подобрал альбом, потер ушибленную ногу. Какая-то сердобольная женщина остановилась, потрогала камень ногой, посочувствовала Лешке:
– Больно он вас, молодой человек?
– Ничего.
– Вот ведь какой маленький, а уже хулиган. Вы его поймайте и в милицию. Хотите, я вам помогу?
– Его самого надо в милицию! – крикнул из-за дерева Алик.
Лешка сделал хитрый выпад, чтобы схватить мальчишку за курточку, но Алик увернулся и побежал сломя голову к другому дереву.
– Его самого надо в милицию! – крикнул он оттуда. – За цветы!
– Ну, ладно, придешь за альбомом, – сказал Лешка и зашагал прочь.
19. Маринка
«Ну и пусть пропадает альбом, – решил Алик, – там всего три рисунка. Подумаешь, новые, что ли, нельзя нарисовать. Карандаш, вот он, остался».
Лягушка в своем сквере сидела мокрая и блестящая, потому что фонтан работал и серебристые струйки воды, взвивающиеся к небу, скрещивались вверху, как раз над лягушкой.
На арке Маринкиного дома мелом много было сделано всяких надписей. В одном месте кто-то неторопливыми ровными буквами вывел. «Маринка задавака». В другом месте кто-то корявыми, стремящимися разбежаться в разные стороны буквами написал: «Маринка + Кимка = любовь».
Алик оглянулся, поднял сырой осколочек красного кирпича и старательно замазал Кимку. А когда проходил арку, то увидел еще одну надпись на стене, самую большую: «Кимка дурак». Алик улыбнулся ехидно и не стал ничего замазывать.
Маринка была во дворе. Она играла в классики под большим фонарем. Сейчас фонарь не горел, потому что было светло. Но классики были нарисованы именно в этом месте потому, что девчонки играли в две смены, и днем и вечером.
Алик вошел во двор и остановился – так, чтобы его хорошо было видно. И Маринка его сразу заметила, но сделала вид, что он для нее пустое место. Она прыгала из классика в классик и глядела себе под ноги или только в сторону. Диез посмотрел на хозяйку, удивленно шевельнул ушами и побежал к Алику. Он позволил мальчику погладить себя и побежал снова к Маринке. От возбуждения Диез забыл, что ему строго-настрого запрещалось переступать линию классиков. Он влетел в запретную зону и помешал Маринке. Она наступила на черту.
– На место! – закричала Маринка и затопала ногами на Диеза.
Тот поджал хвост и обиженно отошел в сторону.
Алик вздохнул, опустив голову, посмотрел грустно на носки своих ботинок и поплелся к выходу. А он-то думал, что когда не надо будет ходить к Лешке, он будет ходить к Красной шапочке. А она и правда Задавака. Алик уже проходил арку, когда услышал позади быстрые шаги. Оглянулся и увидел запыхавшуюся Маринку.
– Ты чего пришел? – остановилась она.
– Просто так, – сказал Алик и попробовал подковырнуть носком ботинка кусочек асфальта.
– А куда уходишь? – Маринка тоже попыталась подковырнуть носком своей сандалии кусок кирпича.
– На улицу.
– Зачем?
Из-за угла выглянула маленькая девчонка с обручем хулахуп, который она крутила, когда Алик вошел во двор.
– Жених и невеста! – крикнула девчонка.
Алик и Маринка, не сговариваясь, побежали со двора. На улице было много народу, и мальчик и девочка быстро затерялись в толпе.
– И папа говорил, и мама говорила, почему ты не приходишь к нам в гости. А я сказала, что ты плохой мальчишка.
Маринка засмеялась. Теперь она была совершенно уверена, что Алик хороший мальчишка.
Они свернули на другую улицу, где народу было меньше и где во всю улицу тянулась высокая чугунная ограда городского сада.
– А я ему как дам камнем! – рассказывал Алик.
– И ты не побоялся?
– Нет.
– А я побоялась бы.
Прутья были холодные, и когда Маринка к ним приложила ухо, она услышала, как ограда гудит.
– Послушай! – сказала Маринка.
Алик тоже приложил ухо…
– Знаешь, что это гудит? – спросила Красная шапочка.
– Что?
– Это цирк едет.
Сквозь ограду была хорошо видна огромная брезентовая палатка шапито. Сейчас она пустовала, но по городу уже расклеивали афиши, на которых разевали пасти львы, прыгали вниз головой гимнасты, смеялись клоуны.
– Ты любишь цирк? – спросила Маринка.
– Люблю.
– А ты что любишь? Клоунов или гимнастов?
– Клоунов.
– Мой папа тоже любит клоунов. А я люблю гимнастов, потому что они в цирке самые смелые. А ты бы мог на такой высоте висеть вниз головой?
– Я? – спросил Алик, оттягивая время.
– Смог бы?
– Нет, – сознался Алик и опустил глаза.
Но Маринка его успокоила. Она решительно закивала головой.
– Ты смог бы. Я знаю: ты тоже смелый. Некоторые люди не знают, что они смелые, а потом оказывается, что они смелые.
Маринка и Алик шли и смотрели на ограду, и когда они начинали идти быстрее или бежали, в глазах так начинало рябить, что хотелось зажмуриться. Маринка первая зажмурилась и засмеялась.
– Давай посчитаем, сколько оградин? – предложила она.
– Давай.
Они вернулись к воротам и начали считать. В одну сторону оказалось две тысячи три штуки, а наоборот две тысячи пять штук. Алик и Маринка считали до вечера. Потом вернулись к Маринкиному дому и назавтра договорились идти за фиалками в Дубовую рощу.
20. За фиалками
Над столом, разделенным белым экраном на два столика, продолжались опыты. С каждым днем Сергей Сергеич все больше усложнял задание. В тот день, когда Алик и Маринка пошли в Дубовую рощу за цветами, ученый предложил расширить границы эксперимента, оставить Вовку здесь, а самому уйти в другую комнату или даже в другой дом.
Виноградов сверил часы свои с настольными, которые поставил перед Вовкой, написал ему на бумаге минуты, когда он должен будет принимать телепатические сигналы, посылаемые из другого дома, и ушел. Вовка Жигалкин и Петька Серебряков остались одни в комнате. Через каждые две минуты на Вовкиных бумажках появлялись разные неожиданные рисунки. То зебра, то барабан, то просто две линии.
Петька сидел не шелохнувшись. Когда все назначенные Виноградовым минуты кончились, он спросил:
– Откуда ты знаешь, что нужно рисовать?
Вовка пожал плечами
– Не знаю.
– Ты слышишь, что тебе Сергей Сергеич говорит, да?
– Нет. Я не слышу, а как будто рука сама слышит.
Виноградов прибежал, жадно схватил листочки с Вовкиными рисунками и раз пять повторил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18