Капитан приказал команде снова утопить проклятого, но суеверные моряки увидели в том дурное предзнаменование и отказались подчиняться. Дошло чуть ли не до мятежа. Капитан отступил, и утопленник, пойманный в кильватер, следовал за ними еще с полдня, равномерно, словно кувалдой, ударяя головой в борт, пока не затерялся где-то в полной ужаса ночи.
Я спросил Ди, что он знает о Тамерлане. Тот устремил взгляд в пустоту:
– Если бы Келли был здесь, он погадал бы нам на кристаллах. Наверняка бы выяснил, кто твой враг.
Я покачал головой:
– Я больше доверяю твоей мудрости. Ты слышал все, что я знаю. Что думаешь об этом?
– Говоришь, этот человек пытается писать в твоем стиле? Стиль записки – твой, ты говоришь?
– Именно что пытается. Стиль хуже моего, но ритм тот же, что в моих пьесах.
Ди усмехнулся:
– Ты самодоволен даже in extremis.
Он положил руки на стол и поднял голову. Его взгляд стал рассеян, губы плотно сомкнулись. Пламя свечей дрогнуло. Глубокие тени пролегли на лице мага, под кожей, белой, как смертная маска, обозначились контуры черепа. Мгновение мы сидели в тишине, затем он заговорил своим мягким голосом. Валлийский акцент звучал явственнее. То и дело он запинался, подбирая слова:
– Человек, возведший поклеп на тебя, восхищается тобой, даже раскручивая колеса, которые тебя раздавят… Прячась под покровом твоего создания, он приблизился вплотную к тому, чтобы стать тобой… Он бы хотел быть Марло, но, пока жив сам Марло, он будет прикрываться самым безжалостным из твоих героев. Или, возможно, тем, кто ему кажется более похожим на тебя… Здесь смешались ревность и любовь. Твой враг Тамерлан – тот, кто хочет быть тобой и хочет убить тебя… и тем призывает собственную смерть.
– Назови его имя! – потребовал я.
Ди очнулся от транса, бодрый и отдохнувший.
– Откуда мне знать? – резко сказал он. – Только ты можешь знать, кто Тамерлан.
И вдруг я понял, что действительно могу.
* * *
У Слепого Ворчуна было темно и тихо, как в склепе. Входя, я окликнул его, ожидая услышать вместо эха рык Гектора, но никто не отозвался, кроме колокольчиков, что негромко позвякивали под потолком. Стараясь не наступить на ловушки, я прошелся вдоль книжных полок, мимо пустого кресла старика. Я обнажил против темноты и тишины меч, хотя проколотая рука саднила. Недолго поколебавшись у двери в комнату Ворчуна, я широко отворил ее. Старик из Тайного совета был прав. Смерть бывает разной, кто бы ее ни принес. Пес распластался на полу с перерезанным горлом, но ему повезло больше, чем хозяину. Старик был утоплен в собственной крови – она залила всю кровать, ту самую, где сидели мы с Блейзом всего пару дней назад. Убийца играл с Ворчуном. Следы острого лезвия спускались по щекам от глаз старика, как кровавые слезы. Рот был разорван и напоминал улыбку арлекина, а скулы покрыты сетью царапин наподобие нарумяненных щек лицедея. Я вздрогнул при мысли, что в этой пытке Ворчун нашел свою несправедливую судьбу, погибнув за слухи о золоте. Взбешенный, я взмахнул здоровой рукой и опрокинул один из книжных шкафов.
Мутные глаза книготорговца были широко открыты. Однажды он сказал мне, что отличает свет от тени. Теперь все было во тьме. Слабо надеясь, что он умер до того, как его начали расчленять, я присел рядом, чтобы опустить ему веки. Мне пришлось видеть множество мертвецов, но большинство их умерли, зная, на что идут. Я поклялся, что, если найду убийцу Ворчуна, его смерть будет долгой и мучительной. Закатившиеся темные глаза Гектора тоже были открыты. Я не стал закрывать их, но зачем-то провел пальцами по жестким волосам на его носу – прикосновение, которого он никогда не позволил бы мне при жизни.
Лишь нагнувшись, чтобы оказать эти последние почести, я заметил его. Конверт лежал на теле моего старого знакомца, весь пропитанный кровью. Даже если бы на нем не было моего имени, написанного той же рукой, что и на предыдущих посланиях, я бы все равно знал, что он для меня. Я сорвал печать, заранее зная, что ждет меня внутри, – кусок ткани, черный, как будущее Ворчуна. Но, если первые два были бессловесными, на этом стояла надпись мелом: «СКОРО». Я помедлил. Ужасное подозрение, пустившее робкие корни в моей голове, начинало расцветать буйным цветом. Но тут мои мысли прервал звук из лавки.
Мой припадок ярости или молчание Гектора встревожило других книгопродавцев – не знаю. Но три негромких голоса приближались. Я представил себе, как выгляжу сейчас – отчаянный, перепачканный кровью, с обнаженным мечом над мертвым телом. В комнатке не было окон, и всю ее до потолка заполняли книги. Единственной мебелью был простой соломенный тюфяк, на котором лежал старик. Спрятаться негде. Я крепче сжал рукоять меча, глубоко вздохнул и укрылся за дверью.
Я мог подглядывать сквозь дверную щель. На долгое мгновение мужчины окаменели от ужасного зрелища двух трупов. Они смолкли, глядя на загримированное кровью лицо моего друга. Затем, словно по волшебству, все пришли в движение. Один кинулся поднимать тревогу, двое других опустились на колени, ища признаков жизни, хотя знали, что старик мертв. Они бормотали молитвы и бессмыслицу, переглядываясь, словно заложники в царстве сна. Я знал, что оцепенение скоро пройдет, шок обернется гневом и, когда меня неизбежно обнаружат, мне несдобровать. Единственный выход – бегство.
Я выскользнул из-за двери и обрушил тяжелый сапог на их зады. Потеряв равновесие, оба упали на окровавленные тела Ворчуна и Гектора. Я не хотел долее осквернять их, ни человека, ни его пса, но присоединяться к ним – еще меньше. Приглушенные крики сбитых с ног торговцев преследовали меня, но я не оглядывался. Я бежал, перескакивая стопки книг с заложенными в них ловушками, обрывая струны колокольцев, запутавшиеся в волосах, молясь, чтобы никто не вошел мне навстречу. Благодарение судьбе, лавка Ворчуна была в самом безлюдном уголке церковного двора; я вылетел к часовне и спрятался в высокой траве, обрамлявшей могилы. Там я стянул окровавленный камзол, надеясь, что белая рубашка осталась незапятнанной.
* * *
Ди был тверд, настаивая, что я один могу разыскать Тамерлана.
– Так я отдаю вам свою жизнь, а вы мне – ничего? – сказал я тогда.
– Ты можешь скрыться от остальных своих врагов, а Рэли предлагает тебе немало – жизнь твоих трудов. Сколько великих творений умерло вместе с автором? Из твоих пьес только «Тамерлан» отпечатан краской.
– Это может сделать и мой покровитель.
Ди смотрел в сторону.
– Ну?
Когда он ответил, в голосе его слышалось сомнение.
– Твой покровитель – слабый человек. Он любит тебя, но Рэли и Совет для него убедительнее. Он стоит между ними и не делает ничего.
– Так ему известно об этом?
– Уолсингему известно многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Я спросил Ди, что он знает о Тамерлане. Тот устремил взгляд в пустоту:
– Если бы Келли был здесь, он погадал бы нам на кристаллах. Наверняка бы выяснил, кто твой враг.
Я покачал головой:
– Я больше доверяю твоей мудрости. Ты слышал все, что я знаю. Что думаешь об этом?
– Говоришь, этот человек пытается писать в твоем стиле? Стиль записки – твой, ты говоришь?
– Именно что пытается. Стиль хуже моего, но ритм тот же, что в моих пьесах.
Ди усмехнулся:
– Ты самодоволен даже in extremis.
Он положил руки на стол и поднял голову. Его взгляд стал рассеян, губы плотно сомкнулись. Пламя свечей дрогнуло. Глубокие тени пролегли на лице мага, под кожей, белой, как смертная маска, обозначились контуры черепа. Мгновение мы сидели в тишине, затем он заговорил своим мягким голосом. Валлийский акцент звучал явственнее. То и дело он запинался, подбирая слова:
– Человек, возведший поклеп на тебя, восхищается тобой, даже раскручивая колеса, которые тебя раздавят… Прячась под покровом твоего создания, он приблизился вплотную к тому, чтобы стать тобой… Он бы хотел быть Марло, но, пока жив сам Марло, он будет прикрываться самым безжалостным из твоих героев. Или, возможно, тем, кто ему кажется более похожим на тебя… Здесь смешались ревность и любовь. Твой враг Тамерлан – тот, кто хочет быть тобой и хочет убить тебя… и тем призывает собственную смерть.
– Назови его имя! – потребовал я.
Ди очнулся от транса, бодрый и отдохнувший.
– Откуда мне знать? – резко сказал он. – Только ты можешь знать, кто Тамерлан.
И вдруг я понял, что действительно могу.
* * *
У Слепого Ворчуна было темно и тихо, как в склепе. Входя, я окликнул его, ожидая услышать вместо эха рык Гектора, но никто не отозвался, кроме колокольчиков, что негромко позвякивали под потолком. Стараясь не наступить на ловушки, я прошелся вдоль книжных полок, мимо пустого кресла старика. Я обнажил против темноты и тишины меч, хотя проколотая рука саднила. Недолго поколебавшись у двери в комнату Ворчуна, я широко отворил ее. Старик из Тайного совета был прав. Смерть бывает разной, кто бы ее ни принес. Пес распластался на полу с перерезанным горлом, но ему повезло больше, чем хозяину. Старик был утоплен в собственной крови – она залила всю кровать, ту самую, где сидели мы с Блейзом всего пару дней назад. Убийца играл с Ворчуном. Следы острого лезвия спускались по щекам от глаз старика, как кровавые слезы. Рот был разорван и напоминал улыбку арлекина, а скулы покрыты сетью царапин наподобие нарумяненных щек лицедея. Я вздрогнул при мысли, что в этой пытке Ворчун нашел свою несправедливую судьбу, погибнув за слухи о золоте. Взбешенный, я взмахнул здоровой рукой и опрокинул один из книжных шкафов.
Мутные глаза книготорговца были широко открыты. Однажды он сказал мне, что отличает свет от тени. Теперь все было во тьме. Слабо надеясь, что он умер до того, как его начали расчленять, я присел рядом, чтобы опустить ему веки. Мне пришлось видеть множество мертвецов, но большинство их умерли, зная, на что идут. Я поклялся, что, если найду убийцу Ворчуна, его смерть будет долгой и мучительной. Закатившиеся темные глаза Гектора тоже были открыты. Я не стал закрывать их, но зачем-то провел пальцами по жестким волосам на его носу – прикосновение, которого он никогда не позволил бы мне при жизни.
Лишь нагнувшись, чтобы оказать эти последние почести, я заметил его. Конверт лежал на теле моего старого знакомца, весь пропитанный кровью. Даже если бы на нем не было моего имени, написанного той же рукой, что и на предыдущих посланиях, я бы все равно знал, что он для меня. Я сорвал печать, заранее зная, что ждет меня внутри, – кусок ткани, черный, как будущее Ворчуна. Но, если первые два были бессловесными, на этом стояла надпись мелом: «СКОРО». Я помедлил. Ужасное подозрение, пустившее робкие корни в моей голове, начинало расцветать буйным цветом. Но тут мои мысли прервал звук из лавки.
Мой припадок ярости или молчание Гектора встревожило других книгопродавцев – не знаю. Но три негромких голоса приближались. Я представил себе, как выгляжу сейчас – отчаянный, перепачканный кровью, с обнаженным мечом над мертвым телом. В комнатке не было окон, и всю ее до потолка заполняли книги. Единственной мебелью был простой соломенный тюфяк, на котором лежал старик. Спрятаться негде. Я крепче сжал рукоять меча, глубоко вздохнул и укрылся за дверью.
Я мог подглядывать сквозь дверную щель. На долгое мгновение мужчины окаменели от ужасного зрелища двух трупов. Они смолкли, глядя на загримированное кровью лицо моего друга. Затем, словно по волшебству, все пришли в движение. Один кинулся поднимать тревогу, двое других опустились на колени, ища признаков жизни, хотя знали, что старик мертв. Они бормотали молитвы и бессмыслицу, переглядываясь, словно заложники в царстве сна. Я знал, что оцепенение скоро пройдет, шок обернется гневом и, когда меня неизбежно обнаружат, мне несдобровать. Единственный выход – бегство.
Я выскользнул из-за двери и обрушил тяжелый сапог на их зады. Потеряв равновесие, оба упали на окровавленные тела Ворчуна и Гектора. Я не хотел долее осквернять их, ни человека, ни его пса, но присоединяться к ним – еще меньше. Приглушенные крики сбитых с ног торговцев преследовали меня, но я не оглядывался. Я бежал, перескакивая стопки книг с заложенными в них ловушками, обрывая струны колокольцев, запутавшиеся в волосах, молясь, чтобы никто не вошел мне навстречу. Благодарение судьбе, лавка Ворчуна была в самом безлюдном уголке церковного двора; я вылетел к часовне и спрятался в высокой траве, обрамлявшей могилы. Там я стянул окровавленный камзол, надеясь, что белая рубашка осталась незапятнанной.
* * *
Ди был тверд, настаивая, что я один могу разыскать Тамерлана.
– Так я отдаю вам свою жизнь, а вы мне – ничего? – сказал я тогда.
– Ты можешь скрыться от остальных своих врагов, а Рэли предлагает тебе немало – жизнь твоих трудов. Сколько великих творений умерло вместе с автором? Из твоих пьес только «Тамерлан» отпечатан краской.
– Это может сделать и мой покровитель.
Ди смотрел в сторону.
– Ну?
Когда он ответил, в голосе его слышалось сомнение.
– Твой покровитель – слабый человек. Он любит тебя, но Рэли и Совет для него убедительнее. Он стоит между ними и не делает ничего.
– Так ему известно об этом?
– Уолсингему известно многое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20