За спиной гостя Рам Дасс увлеченно размахивал бритвой, сияющей, как его улыбка.
— Сахиб, можно, я побрею джентльмена?
Передо мной стоял приятный на вид молодой человек лет тридцати с золотистыми вьющимися волосами, изящным подбородком и мягко очерченным ртом. Было в его чертах что-то такое, отчего он выглядел старше, но я не обнаружил в них ни одного признака слабоволия, характерного для бродяг. Из глаз незнакомца исчезла тоска, уступив место мрачноватой рассеянности. Разгадку столь быстрой смены настроения дал Рам Дасс, который многозначительно засопел, подняв трубку с длинным мундштуком, украшенную резным узором.
Вот оно что! Мой гость — курильщик опия! Он во власти пагубной привычки к наркотику, прозванному Проклятием Востока. Этим и объясняется знакомый фатализм, который мы считаем главной чертой Азии, фатализм, лишающий человека аппетита, желания трудиться, а также развлекаться в часы досуга.
Стараясь ничем не выдать жалости, овладевшей мной при мысли о печальной судьбе гостя, я сказал:
— Друг мой, надеюсь, вы не будете возражать против ленча?
— Как вам угодно, — безучастно ответил он.
— Мне показалось, вы голодны.
— Голоден? Ничуть.
— Ну, как бы то ни было, пусть нам чего-нибудь принесут. Рам Дасс, не откажи в любезности, распорядись насчет холодных закусок, что ли… И передай мистеру Ольмейеру, что мой гость, возможно, останется у меня ночевать. Нужно застелить вторую кровать, ну, и все такое.
Рам Дасс удалился. Не дожидаясь приглашения, незнакомец подошел к буфету, налил себе большую порцию виски, немного помедлил и плеснул в стакан содовой. Казалось, он забыл, в каких пропорциях надо смешивать эти напитки.
— Где вы собирались высадиться, если бы вас не прогнали с корабля? — спросил я. — Вряд ли вас интересовал Роу.
Потягивая виски, он повернулся к окну, выходящему на гавань.
— Это остров Роу?
— Да. Во многих отношениях — край света.
— Что? — Он с подозрением посмотрел на меня, и я снова увидел тоску в его глазах.
— Фигурально выражаясь, — пояснил я. — Видите ли, путешественнику здесь совершенно нечем заняться, лучше всего сразу плыть дальше. Кстати, откуда вы держите путь?
Он слушал меня, кивая.
— Понимаю. Да. Откуда? Кажется, из Японии.
— Из Японии? Надо полагать, вы находились там на дипломатической службе?
Он пристально смотрел мне в глаза, будто искал в моих словах скрытую издевку. Наконец сказал:
— А до того я был в Индии. Да, сначала в Индии. Я служил в армии.
— Как же… — Я был сбит с толку. — Как же вы оказались на борту «Марии Карлсон» — корабля, который доставил вас сюда?
Он пожал плечами.
— Боюсь, мне этого не вспомнить. С тех пор, как я покинул… с тех пор, как я вернулся, мне все кажется сном. Только опиум помогает забыться, будь он проклят. Навеваемые им сны не так страшны, как… — Он не договорил.
— Вы курите опиум? — Задавая этот лицемерный вопрос, я едва не покраснел.
— Всякий раз, когда удается его раздобыть.
— По-видимому, на вашу долю выпали суровые испытания, — заметил я, напрочь забыв правила хорошего тона.
Он засмеялся — похоже, не столько над моими словами, сколько над собой.
— Да! Да! И эти испытания свели меня с ума. Вот о чем вы подумали, верно? Между прочим, какое сегодня число?
Третий выпитый стакан сделал моего собеседника заметно общительнее.
— Двадцать девятое мая.
— Какого года?
— То есть? Тысяча девятьсот третьего, разумеется.
— Я знал, что это не сон! Знал! — Казалось, он оправдывается. — Конечно, сейчас девятьсот третий. Начало нового светлого века, возможно, последнего века этого мира. — Странная убежденность в голосе гостя помешала мне счесть его слова бредом наркомана. Я решил, что пора познакомиться.
Мой собеседник выбрал весьма своеобразную форму ответного представления. Он встал по стойке «смирно» и отчеканил:
— Перед вами Освальд Бастейбл, капитан пятьдесят третьего уланского полка. — Он улыбнулся своим мыслям и опустился в кресло у окна.
Через секунду, когда я пытался оправиться от изумления, он повернул голову и посмотрел на меня с веселой ухмылкой.
— Как видите, я не желаю скрывать свое безумие. Вы очень добры, — он отсалютовал стаканом, — и я благодарен вам. Наверное, я должен вспомнить приличия. Когда-то я мог гордиться своими манерами, и, отважусь предположить, они еще не до конца выветрились. Если угодно, я могу представиться как-нибудь иначе. Например, так: я — Освальд Бастейбл, воздухоплаватель.
— Вы летали на воздушных шарах?
— Я летал на воздушных кораблях, сэр! На кораблях, достигавших тысячи двухсот футов в длину и передвигавшихся со скоростью более ста миль в час. Видите, я и в самом деле безумен.
— Ну, я бы сказал, что вы изобретательны… или что-нибудь в этом роде. И где вам доводилось летать?
— О, почти везде.
— Должно быть, я совершенно не в курсе событий. Беда в том, что новости приходят сюда с большим опозданием. Боюсь, я ничего не слышал об этих кораблях. Когда состоялся ваш первый полет?
Стеклянные от наркотика глаза Бастейбла вдруг впились в меня. Я вздрогнул от неожиданности.
— Неужели это вас интересует? — тихо, холодно произнес он.
У меня пересохло во рту при мысли, что у него начинается приступ бешенства, и я невольно шагнул к шнурку звонка. Но Бастейбл, точно прочитав мои мысли, со смехом покачал головой.
— Не беспокойтесь, сэр, я вас и пальцем не троя
1 2 3
— Сахиб, можно, я побрею джентльмена?
Передо мной стоял приятный на вид молодой человек лет тридцати с золотистыми вьющимися волосами, изящным подбородком и мягко очерченным ртом. Было в его чертах что-то такое, отчего он выглядел старше, но я не обнаружил в них ни одного признака слабоволия, характерного для бродяг. Из глаз незнакомца исчезла тоска, уступив место мрачноватой рассеянности. Разгадку столь быстрой смены настроения дал Рам Дасс, который многозначительно засопел, подняв трубку с длинным мундштуком, украшенную резным узором.
Вот оно что! Мой гость — курильщик опия! Он во власти пагубной привычки к наркотику, прозванному Проклятием Востока. Этим и объясняется знакомый фатализм, который мы считаем главной чертой Азии, фатализм, лишающий человека аппетита, желания трудиться, а также развлекаться в часы досуга.
Стараясь ничем не выдать жалости, овладевшей мной при мысли о печальной судьбе гостя, я сказал:
— Друг мой, надеюсь, вы не будете возражать против ленча?
— Как вам угодно, — безучастно ответил он.
— Мне показалось, вы голодны.
— Голоден? Ничуть.
— Ну, как бы то ни было, пусть нам чего-нибудь принесут. Рам Дасс, не откажи в любезности, распорядись насчет холодных закусок, что ли… И передай мистеру Ольмейеру, что мой гость, возможно, останется у меня ночевать. Нужно застелить вторую кровать, ну, и все такое.
Рам Дасс удалился. Не дожидаясь приглашения, незнакомец подошел к буфету, налил себе большую порцию виски, немного помедлил и плеснул в стакан содовой. Казалось, он забыл, в каких пропорциях надо смешивать эти напитки.
— Где вы собирались высадиться, если бы вас не прогнали с корабля? — спросил я. — Вряд ли вас интересовал Роу.
Потягивая виски, он повернулся к окну, выходящему на гавань.
— Это остров Роу?
— Да. Во многих отношениях — край света.
— Что? — Он с подозрением посмотрел на меня, и я снова увидел тоску в его глазах.
— Фигурально выражаясь, — пояснил я. — Видите ли, путешественнику здесь совершенно нечем заняться, лучше всего сразу плыть дальше. Кстати, откуда вы держите путь?
Он слушал меня, кивая.
— Понимаю. Да. Откуда? Кажется, из Японии.
— Из Японии? Надо полагать, вы находились там на дипломатической службе?
Он пристально смотрел мне в глаза, будто искал в моих словах скрытую издевку. Наконец сказал:
— А до того я был в Индии. Да, сначала в Индии. Я служил в армии.
— Как же… — Я был сбит с толку. — Как же вы оказались на борту «Марии Карлсон» — корабля, который доставил вас сюда?
Он пожал плечами.
— Боюсь, мне этого не вспомнить. С тех пор, как я покинул… с тех пор, как я вернулся, мне все кажется сном. Только опиум помогает забыться, будь он проклят. Навеваемые им сны не так страшны, как… — Он не договорил.
— Вы курите опиум? — Задавая этот лицемерный вопрос, я едва не покраснел.
— Всякий раз, когда удается его раздобыть.
— По-видимому, на вашу долю выпали суровые испытания, — заметил я, напрочь забыв правила хорошего тона.
Он засмеялся — похоже, не столько над моими словами, сколько над собой.
— Да! Да! И эти испытания свели меня с ума. Вот о чем вы подумали, верно? Между прочим, какое сегодня число?
Третий выпитый стакан сделал моего собеседника заметно общительнее.
— Двадцать девятое мая.
— Какого года?
— То есть? Тысяча девятьсот третьего, разумеется.
— Я знал, что это не сон! Знал! — Казалось, он оправдывается. — Конечно, сейчас девятьсот третий. Начало нового светлого века, возможно, последнего века этого мира. — Странная убежденность в голосе гостя помешала мне счесть его слова бредом наркомана. Я решил, что пора познакомиться.
Мой собеседник выбрал весьма своеобразную форму ответного представления. Он встал по стойке «смирно» и отчеканил:
— Перед вами Освальд Бастейбл, капитан пятьдесят третьего уланского полка. — Он улыбнулся своим мыслям и опустился в кресло у окна.
Через секунду, когда я пытался оправиться от изумления, он повернул голову и посмотрел на меня с веселой ухмылкой.
— Как видите, я не желаю скрывать свое безумие. Вы очень добры, — он отсалютовал стаканом, — и я благодарен вам. Наверное, я должен вспомнить приличия. Когда-то я мог гордиться своими манерами, и, отважусь предположить, они еще не до конца выветрились. Если угодно, я могу представиться как-нибудь иначе. Например, так: я — Освальд Бастейбл, воздухоплаватель.
— Вы летали на воздушных шарах?
— Я летал на воздушных кораблях, сэр! На кораблях, достигавших тысячи двухсот футов в длину и передвигавшихся со скоростью более ста миль в час. Видите, я и в самом деле безумен.
— Ну, я бы сказал, что вы изобретательны… или что-нибудь в этом роде. И где вам доводилось летать?
— О, почти везде.
— Должно быть, я совершенно не в курсе событий. Беда в том, что новости приходят сюда с большим опозданием. Боюсь, я ничего не слышал об этих кораблях. Когда состоялся ваш первый полет?
Стеклянные от наркотика глаза Бастейбла вдруг впились в меня. Я вздрогнул от неожиданности.
— Неужели это вас интересует? — тихо, холодно произнес он.
У меня пересохло во рту при мысли, что у него начинается приступ бешенства, и я невольно шагнул к шнурку звонка. Но Бастейбл, точно прочитав мои мысли, со смехом покачал головой.
— Не беспокойтесь, сэр, я вас и пальцем не троя
1 2 3