Взрыв в шахте, землетрясение или, на худой конец, восстание туземцев
В подобном расположении духа я отправился на берег бухты — поглазеть на загружающиеся и разгружающиеся корабли, на длинные цепочки кули, передающих друг другу мешки с рисом или катящих вверх по сходням тележки с фосфатом, чтобы опорожнить их над отверстыми трюмами. Меня всегда удивляло, что островитянки наравне с мужчинами выполняют работу, которую в Англии мало кто считает женской. Многие из них молоды, встречаются и миловидные. Когда один или несколько кораблей заходят в гавань, гвалт на берегу стоит неимоверный. Куда ни глянь — тысячи полуобнаженных тел, словно перемешанные коричневая и желтая глина, тел, исходящих потом на солнцепеке, который был бы убийственным, если бы не бриз.
Итак, я стоял на берегу и наблюдал за пароходом, распугивающим ревом гудка джонки и дау, что сновали между ним и пристанью. Подобно великому множеству судов, тянущих, образно говоря, лямку в этих морях, он был надежен, хоть и неказист. Борта нуждались в покраске, а экипаж, состоящий большей частью из индусов, наверное, чувствовал бы себя вольготнее на корабле малайских пиратов. На мостике я увидел капитана, шотландца в летах, — он ругался в рупор на чем свет стоит и выкрикивал неразборчивые команды, а его помощник, индиец средней касты, самозабвенно исполнял на палубе какой-то безумный танец. Пароход, на борту которого красовалась надпись «Мария Карлсон», вез на остров продовольствие. Наконец он причалил, и я стал проталкиваться к нему сквозь толпу кули в надежде получить письма и журналы, которые брат, уступив моим настоятельным просьбам, обещал присылать мне из Лондона.
Матросы затянули на кнехтах швартовы, бросили якорь и опустили сходни, а затем помощник капитана, в залихватски сдвинутой на затылок фуражке и кителе нараспашку, вразвалочку сошел на пристань, гортанно покрикивая на кули, что толпились у причала и размахивали клочками бумаги, полученными в конторе по найму грузчиков. Собрав бумаги, он завопил еще громче, указывая на пароход — надо полагать, инструктируя грузчиков. Я дотронулся до него набалдашником трости.
— Почта есть?
— Почта? Почта? — Его взгляд, полный ненависти и презрения, нельзя было расценить иначе как отрицательный ответ. Затем моряк взбежал по сходням и исчез за фальшбортом. Я остался на пристани, решив на всякий случай обратиться к капитану, но вскоре позабыл о почте. Мое внимание привлек появившийся у борта белый человек. Он остановился и беспомощно огляделся, словно никак не ожидал увидеть перед собой сушу. Кто-то толкнул его в спину; спотыкаясь, он сбежал по пружинящим сходням на пристань, упал и едва успел подняться на ноги, чтобы поймать небольшой матросский баул, сброшенный ему помощником капитана.
На незнакомце был грязнющий парусиновый костюм и туземные сандалии; ни рубашки, ни головного убора, Он был небрит и напоминал людей, которых я повидал немало: опустившихся, надломленных Востоком, чего не случилось бы, не покинь они благополучную Англию. Но, когда он выпрямился, меня удивило несоответствие полной опустошенности в глазах благородным чертам лица, вовсе не свойственным людям ею сорта. Взвалив баул на плечо, он побрел прочь.
— Эй, мистер! Вздумаешь снова подняться на борт — угодишь за решетку! — выкрикнул ему вслед помощник капитана. Но незнакомец, похоже, не услышал его. Он плелся по пристани, расталкивая алчущих работы кули. Заметив меня, помощник капитана замахал рукой.
— Нету почты! Нету!
Я поверил, но, прежде чем уйти, спросил:
— Кто этот парень? Что он натворил?
— Безбилетник, — последовал краткий ответ.
Недоумевая, какая причина заставила беднягу добираться зайцем до Роу, я направился вслед за ним. Почему-то я решил, что он — не просто отщепенец, и это пробудило во мне любопытство. Кроме того, я столь тяготился скукой, что стремился избавиться от нее любым путем. Во взгляде и поведении незнакомца я видел нечто необычное и надеялся, что история безбилетника, если мне удастся его разговорить, покажется интересной. А возможно, мне просто было жаль беднягу. Какова бы ни была истинная причина тому, я поспешил догнать незнакомца.
— Не сочтите за бестактность, сэр, но мне кажется, вам не повредит плотный обед со стаканчиком горячительного.
— Горячительного? — Тоскливые глаза впились в меня, будто увидели самого дьявола. — Горячительного?
— Вы неважно выглядите, сэр. — Я едва выдерживал его взгляд, столь велика была застывшая в нем мука. — Будет лучше, если вы пойдете со мной.
Он покорно дал довести себя до гостиницы Ольмейера. Индийская обслуга в вестибюле отнюдь не пришла в восторг, увидев меня рука об руку с явным бродягой, но не препятствовала нам. Мы поднялись в мой номер, после чего я вызвал коридорного и велел срочно приготовить ванну. Пока парнишка выполнял это поручение, я усадил гостя в лучшее из кресел и спросил, чего бы ему хотелось выпить.
Он пожал плечами.
— Все равно. Рому.
Я налил ему изрядную порцию рома. Осушив стакан в два глотка, незнакомец благодарно кивнул. Он мирно сидел в кресле, положив руки на колени, и неподвижно глядел на стол. На мои вопросы он отвечал вяло, отрывисто, но произношение выдавало в нем человека воспитанного, джентльмена, и это еще больше заинтриговало меня.
— Откуда вы приплыли? — спросил я. — Из Сингапура?
Он снова с тоской посмотрел на меня, затем потупился и пробормотал что-то неразборчивое.
В эту минуту из ванной вышел коридорный.
— Ванна готова, — сказал я. — Если вы соблаговолите ее принять, я дам вам один из моих костюмов. Похоже, у нас одинаковые размеры.
Гость поднялся как автомат, проследовал за коридорным в ванную и почти тотчас вернулся.
— Мои вещи…
Я поднял с пола и вручил ему баул. Он прошел в ванную и затворил за собой дверь.
Коридорный озадаченно посмотрел на меня.
— Сахиб, это… ваш родственник?
Я усмехнулся.
— Нет, Рам Дасс. Просто человек, которого я встретил на берегу.
Рам Дасс просиял.
— А! Знаменитое христианское милосердие! — Будучи новообращенным католиком (заслуга одной из здешних миссий), он стремился все загадочные поступки англичан объяснить доступными его пониманию христианскими терминами. — Стало быть, он — нищий, а вы — добрый самаритянин?
— Сомневаюсь, что я такой же альтруист, как тот библейский персонаж. Сделай милость, когда мой гость закончит мыться, помоги ему выбрать костюм из моего гардероба
Рам Дасс азартно закивал.
— И рубашку, и носки, и туфли? Все, что нужно?
— Все, что нужно, — подтвердил я, улыбаясь.
Незнакомец мылся довольно долго. Выйдя в конце концов из ванной, он выглядел значительно приличнее, чем раньше. Рам Дасс помог ему облачиться в мою одежду — она сидела немного мешковато, поскольку я был упитаннее.
1 2 3
В подобном расположении духа я отправился на берег бухты — поглазеть на загружающиеся и разгружающиеся корабли, на длинные цепочки кули, передающих друг другу мешки с рисом или катящих вверх по сходням тележки с фосфатом, чтобы опорожнить их над отверстыми трюмами. Меня всегда удивляло, что островитянки наравне с мужчинами выполняют работу, которую в Англии мало кто считает женской. Многие из них молоды, встречаются и миловидные. Когда один или несколько кораблей заходят в гавань, гвалт на берегу стоит неимоверный. Куда ни глянь — тысячи полуобнаженных тел, словно перемешанные коричневая и желтая глина, тел, исходящих потом на солнцепеке, который был бы убийственным, если бы не бриз.
Итак, я стоял на берегу и наблюдал за пароходом, распугивающим ревом гудка джонки и дау, что сновали между ним и пристанью. Подобно великому множеству судов, тянущих, образно говоря, лямку в этих морях, он был надежен, хоть и неказист. Борта нуждались в покраске, а экипаж, состоящий большей частью из индусов, наверное, чувствовал бы себя вольготнее на корабле малайских пиратов. На мостике я увидел капитана, шотландца в летах, — он ругался в рупор на чем свет стоит и выкрикивал неразборчивые команды, а его помощник, индиец средней касты, самозабвенно исполнял на палубе какой-то безумный танец. Пароход, на борту которого красовалась надпись «Мария Карлсон», вез на остров продовольствие. Наконец он причалил, и я стал проталкиваться к нему сквозь толпу кули в надежде получить письма и журналы, которые брат, уступив моим настоятельным просьбам, обещал присылать мне из Лондона.
Матросы затянули на кнехтах швартовы, бросили якорь и опустили сходни, а затем помощник капитана, в залихватски сдвинутой на затылок фуражке и кителе нараспашку, вразвалочку сошел на пристань, гортанно покрикивая на кули, что толпились у причала и размахивали клочками бумаги, полученными в конторе по найму грузчиков. Собрав бумаги, он завопил еще громче, указывая на пароход — надо полагать, инструктируя грузчиков. Я дотронулся до него набалдашником трости.
— Почта есть?
— Почта? Почта? — Его взгляд, полный ненависти и презрения, нельзя было расценить иначе как отрицательный ответ. Затем моряк взбежал по сходням и исчез за фальшбортом. Я остался на пристани, решив на всякий случай обратиться к капитану, но вскоре позабыл о почте. Мое внимание привлек появившийся у борта белый человек. Он остановился и беспомощно огляделся, словно никак не ожидал увидеть перед собой сушу. Кто-то толкнул его в спину; спотыкаясь, он сбежал по пружинящим сходням на пристань, упал и едва успел подняться на ноги, чтобы поймать небольшой матросский баул, сброшенный ему помощником капитана.
На незнакомце был грязнющий парусиновый костюм и туземные сандалии; ни рубашки, ни головного убора, Он был небрит и напоминал людей, которых я повидал немало: опустившихся, надломленных Востоком, чего не случилось бы, не покинь они благополучную Англию. Но, когда он выпрямился, меня удивило несоответствие полной опустошенности в глазах благородным чертам лица, вовсе не свойственным людям ею сорта. Взвалив баул на плечо, он побрел прочь.
— Эй, мистер! Вздумаешь снова подняться на борт — угодишь за решетку! — выкрикнул ему вслед помощник капитана. Но незнакомец, похоже, не услышал его. Он плелся по пристани, расталкивая алчущих работы кули. Заметив меня, помощник капитана замахал рукой.
— Нету почты! Нету!
Я поверил, но, прежде чем уйти, спросил:
— Кто этот парень? Что он натворил?
— Безбилетник, — последовал краткий ответ.
Недоумевая, какая причина заставила беднягу добираться зайцем до Роу, я направился вслед за ним. Почему-то я решил, что он — не просто отщепенец, и это пробудило во мне любопытство. Кроме того, я столь тяготился скукой, что стремился избавиться от нее любым путем. Во взгляде и поведении незнакомца я видел нечто необычное и надеялся, что история безбилетника, если мне удастся его разговорить, покажется интересной. А возможно, мне просто было жаль беднягу. Какова бы ни была истинная причина тому, я поспешил догнать незнакомца.
— Не сочтите за бестактность, сэр, но мне кажется, вам не повредит плотный обед со стаканчиком горячительного.
— Горячительного? — Тоскливые глаза впились в меня, будто увидели самого дьявола. — Горячительного?
— Вы неважно выглядите, сэр. — Я едва выдерживал его взгляд, столь велика была застывшая в нем мука. — Будет лучше, если вы пойдете со мной.
Он покорно дал довести себя до гостиницы Ольмейера. Индийская обслуга в вестибюле отнюдь не пришла в восторг, увидев меня рука об руку с явным бродягой, но не препятствовала нам. Мы поднялись в мой номер, после чего я вызвал коридорного и велел срочно приготовить ванну. Пока парнишка выполнял это поручение, я усадил гостя в лучшее из кресел и спросил, чего бы ему хотелось выпить.
Он пожал плечами.
— Все равно. Рому.
Я налил ему изрядную порцию рома. Осушив стакан в два глотка, незнакомец благодарно кивнул. Он мирно сидел в кресле, положив руки на колени, и неподвижно глядел на стол. На мои вопросы он отвечал вяло, отрывисто, но произношение выдавало в нем человека воспитанного, джентльмена, и это еще больше заинтриговало меня.
— Откуда вы приплыли? — спросил я. — Из Сингапура?
Он снова с тоской посмотрел на меня, затем потупился и пробормотал что-то неразборчивое.
В эту минуту из ванной вышел коридорный.
— Ванна готова, — сказал я. — Если вы соблаговолите ее принять, я дам вам один из моих костюмов. Похоже, у нас одинаковые размеры.
Гость поднялся как автомат, проследовал за коридорным в ванную и почти тотчас вернулся.
— Мои вещи…
Я поднял с пола и вручил ему баул. Он прошел в ванную и затворил за собой дверь.
Коридорный озадаченно посмотрел на меня.
— Сахиб, это… ваш родственник?
Я усмехнулся.
— Нет, Рам Дасс. Просто человек, которого я встретил на берегу.
Рам Дасс просиял.
— А! Знаменитое христианское милосердие! — Будучи новообращенным католиком (заслуга одной из здешних миссий), он стремился все загадочные поступки англичан объяснить доступными его пониманию христианскими терминами. — Стало быть, он — нищий, а вы — добрый самаритянин?
— Сомневаюсь, что я такой же альтруист, как тот библейский персонаж. Сделай милость, когда мой гость закончит мыться, помоги ему выбрать костюм из моего гардероба
Рам Дасс азартно закивал.
— И рубашку, и носки, и туфли? Все, что нужно?
— Все, что нужно, — подтвердил я, улыбаясь.
Незнакомец мылся довольно долго. Выйдя в конце концов из ванной, он выглядел значительно приличнее, чем раньше. Рам Дасс помог ему облачиться в мою одежду — она сидела немного мешковато, поскольку я был упитаннее.
1 2 3