У окна с тяжелыми парчовыми шторами стоял на деревянных ящиках огромный черный магнитофон. Все эти вещи являли собой причудливую смесь антиквариата и стиля семидесятых годов.
Дилайла поставила на пол сумки и выглянула в окно. Накрапывал дождь. На улице было полно людей, зонтиков и черных такси. Дилайла порадовалась, что ее «жучок» стоит на подъездной аллее перед домом. Вивьен своевременно догадалась, что Дилайла хочет остаться одна. Она пожелала гостье доброй ночи и уже собралась уходить, но остановилась в дверях.
– Не могу не задать тебе один вопрос.
Дилайла повернулась к Вивьен и кивнула.
– Какой?
– Когда я буду иметь удовольствие познакомиться с Чарли?
Дилайла почувствовала, как при упоминании этого имени у нее защемило сердце. Она откинула назад непослушную прядь волос, все время падавшую ей на глаза.
– Сначала с ним должна встретиться я.
– Так он тебя не ждет? – Глаза Вивьен блеснули.
– Ну… не совсем. – Дилайла вспомнила о сделанном Чарли приглашении продолжить беседу. – Мне нужно ему позвонить.
Вивьен пошарила в глубинах стеганого пальто и извлекла оттуда мобильный телефон:
– Вот.
Дилайла уставилась на маленький черный аппарат «Нокия» в руке Вивьен. И вдруг ее охватило волнение. Она ведь именно для этого приехала в Лондон. И тысячу раз мысленно репетировала этот телефонный разговор. Теперь можно позвонить на самом деле, но Дилайла засомневалась и отступила:
– Уже поздно. Позвоню завтра.
– Как знаешь, – сказала Вивьен и спрятала телефон в карман. – Но смотри, чтобы не было слишком поздно. Хорошие мужики не залеживаются.
Она вскинула брови: мол, я знаю, что говорю, и закрыла за собой дверь, оставив Дилайлу наедине с Фэтцо.
Дилайла кусала губу. Почему она не воспользовалась возможностью позвонить? Почему не набрала номер и не сказала: «Привет»? Она вдруг поняла, что волнуется больше, чем следовало бы. Вытащила визитку Чарли из сумочки и провела пальцем по буквам. «Позвоню завтра», – повторила она, пытаясь убедить себя, что это для нее пара пустяков. На самом деле наоборот. Завтра должна перемениться вся ее жизнь. Дилайла легла на кровать и прижала к себе Фэтцо, свернувшегося клубочком у нее под боком. «Завтра», – пробормотала она и тут же уснула под равномерное похрапывание Фэтцо.
ГЛАВА 7
Что нового, киска,
Воу-воу-во?
Что нового, киска,
Воу-воу-во?
Дилайла открыла глаза. Сначала ей показалось, что она еще спит. Комната была, несомненно, чужая и все-таки отдаленно знакомая. И разве голос, который она слышит, – не голос Тома Джонса? И тут она все вспомнила. Ну конечно! Это же комната Вивьен. Но откуда музыка? Дилайла вскочила с постели, наступив при этом на Фэтцо. Пес недовольно заворчал.
– Извини, – Дилайла нагнулась и поцеловала мокрый иссиня-черный нос. Фэтцо лизнул хозяйку в щеку: мол, извинения приняты. – Здесь только ты и я, малыш, правда? – прошептала Дилайла и ласково погладила его мягкие нежные уши. Когда Фэтцо рядом, все не так страшно. Дилайла увидела свое отражение в огромном, во всю дверь, зеркале. Оно ей определенно не понравилось.
Дилайле был жизненно необходим душ и свежая одежда. Она спала в том же, в чем вчера приехала. Дилайла открыла дверь и выглянула наружу. В коридор выходило три двери. За любой из них могла быть ванная. Но за какой именно? Дилайла вздрогнула. Она не привыкла полагаться на случай. Можно было запросто наткнуться на Вивьен в костюме Евы.
И Дилайла решила не рисковать. «Наплевать», – подумала она, роясь в своих вещах. Она быстро переоделась в любимые вылинявшие джинсы, уже почти протершиеся на коленках, и в старый пуловер, который был ей на два размера мал. И посмотрелась в зеркало. Восьмилетняя девочка. Совсем не так хотела она выглядеть в свой первый день в мировой столице моды.
Дилайла достала косметичку.
– Нужно освежить краски, – пробормотала она, выдавливая на кончики пальцев тональный крем. Старательно втерла его в щеки, убедилась, что вокруг губ нет оранжевых разводов, и шея не такая белая, как у продавщиц косметических отделов. Ей хотелось выглядеть так, словно последние две недели она принимала солнечные ванны в Южной Франции, а не бегала с подносом по ресторану в Брэдфорде. После этого Дилайла выбрала толстый карандаш для подводки губ, чтобы губы выглядели пухлыми, и в три слоя нанесла тушь – ресницы стали достойны самой старушки Картленд. Приблизившись вплотную к зеркалу, она изобразила поцелуй, изучая результат своей работы. Состроила гримасу. Похожа на мужчину, наколовшегося наркотиками. Вот что она изобразила. И это несмотря на многолетнее штудирование журналов с советами по макияжу. «Отвратительно», – скривилась Дилайла, доставая салфетку для снятия макияжа. Никуда не денешься, придется провести утро с бледными щеками. Она смочила салфетку детским маслом и стерла всю косметику.
Киска, киска, ты так волнуешь,
и мне так хочется позаботиться о тебе.
Пойди и подкрась свои огромные кошачьи глаза.
Киска, киска, я тебя люблю.
Да, я люблю
тебя и твои кошачьи глаза.
Том Джонс все еще надрывался что было сил. Дилайла стояла в прихожей, склонив голову набок и «держа хвост пистолетом», – изображала отчаянную девчонку. Кажется, музыка доносится из кухни. Дилайла на цыпочках подкралась к двери и открыла ее.
Дилайла остолбенела. Вивьен, одетая в канареечного цвета кимоно, со стянутыми в пучок волосами, из которых торчали яркие палочки, в полном одиночестве горланила, подпевая Тому Джонсу. В одной руке она держала пакет молока, словно это был микрофон, а в другой – пиалу с кашей. Увидев Дилайлу, она замолчала и помахала рукой, пролив молоко на пол.
– Дилайла, дорогая! – Вивьен рванулась навстречу гостье, при этом ее слегка занесло на молочной луже, и расцеловала в обе щеки, оставив позади себя след из рисовых хлопьев и волну аромата духов. – Надеюсь, ты не против. Я нашла твою коллекцию, а мне так нравится этот маленький сексуальный валлиец.
Увидев свою коллекцию, Дилайла побледнела. Пустые конверты в беспорядке валялись на диване, а черные пластинки громоздились на подушках. Стереопроигрыватель был открыт. Том Джонс вращался со скоростью тридцать три оборота в минуту. Ее драгоценная, невосполнимая коллекция…
– О боже, Вивьен! – Дилайла пулей бросилась к проигрывателю и сняла иглу с пластинки. В комнате вдруг стало очень тихо. Дилайла аккуратно взяла в руки хрупкий черный диск и стерла пыль с дорожек. Сердце бухало в ушах. Она не простит себе, случись что-нибудь с пластинками. Они были маминой гордостью и отрадой, да к тому же единственным, что та оставила дочери на память, если не считать нескольких фотографий и пары украшений. Когда Дилайла ставила пластинку, каждое слово, каждое потрескивание, каждая царапинка рождала воспоминания о маме, возвращала Дилайлу в семидесятые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Дилайла поставила на пол сумки и выглянула в окно. Накрапывал дождь. На улице было полно людей, зонтиков и черных такси. Дилайла порадовалась, что ее «жучок» стоит на подъездной аллее перед домом. Вивьен своевременно догадалась, что Дилайла хочет остаться одна. Она пожелала гостье доброй ночи и уже собралась уходить, но остановилась в дверях.
– Не могу не задать тебе один вопрос.
Дилайла повернулась к Вивьен и кивнула.
– Какой?
– Когда я буду иметь удовольствие познакомиться с Чарли?
Дилайла почувствовала, как при упоминании этого имени у нее защемило сердце. Она откинула назад непослушную прядь волос, все время падавшую ей на глаза.
– Сначала с ним должна встретиться я.
– Так он тебя не ждет? – Глаза Вивьен блеснули.
– Ну… не совсем. – Дилайла вспомнила о сделанном Чарли приглашении продолжить беседу. – Мне нужно ему позвонить.
Вивьен пошарила в глубинах стеганого пальто и извлекла оттуда мобильный телефон:
– Вот.
Дилайла уставилась на маленький черный аппарат «Нокия» в руке Вивьен. И вдруг ее охватило волнение. Она ведь именно для этого приехала в Лондон. И тысячу раз мысленно репетировала этот телефонный разговор. Теперь можно позвонить на самом деле, но Дилайла засомневалась и отступила:
– Уже поздно. Позвоню завтра.
– Как знаешь, – сказала Вивьен и спрятала телефон в карман. – Но смотри, чтобы не было слишком поздно. Хорошие мужики не залеживаются.
Она вскинула брови: мол, я знаю, что говорю, и закрыла за собой дверь, оставив Дилайлу наедине с Фэтцо.
Дилайла кусала губу. Почему она не воспользовалась возможностью позвонить? Почему не набрала номер и не сказала: «Привет»? Она вдруг поняла, что волнуется больше, чем следовало бы. Вытащила визитку Чарли из сумочки и провела пальцем по буквам. «Позвоню завтра», – повторила она, пытаясь убедить себя, что это для нее пара пустяков. На самом деле наоборот. Завтра должна перемениться вся ее жизнь. Дилайла легла на кровать и прижала к себе Фэтцо, свернувшегося клубочком у нее под боком. «Завтра», – пробормотала она и тут же уснула под равномерное похрапывание Фэтцо.
ГЛАВА 7
Что нового, киска,
Воу-воу-во?
Что нового, киска,
Воу-воу-во?
Дилайла открыла глаза. Сначала ей показалось, что она еще спит. Комната была, несомненно, чужая и все-таки отдаленно знакомая. И разве голос, который она слышит, – не голос Тома Джонса? И тут она все вспомнила. Ну конечно! Это же комната Вивьен. Но откуда музыка? Дилайла вскочила с постели, наступив при этом на Фэтцо. Пес недовольно заворчал.
– Извини, – Дилайла нагнулась и поцеловала мокрый иссиня-черный нос. Фэтцо лизнул хозяйку в щеку: мол, извинения приняты. – Здесь только ты и я, малыш, правда? – прошептала Дилайла и ласково погладила его мягкие нежные уши. Когда Фэтцо рядом, все не так страшно. Дилайла увидела свое отражение в огромном, во всю дверь, зеркале. Оно ей определенно не понравилось.
Дилайле был жизненно необходим душ и свежая одежда. Она спала в том же, в чем вчера приехала. Дилайла открыла дверь и выглянула наружу. В коридор выходило три двери. За любой из них могла быть ванная. Но за какой именно? Дилайла вздрогнула. Она не привыкла полагаться на случай. Можно было запросто наткнуться на Вивьен в костюме Евы.
И Дилайла решила не рисковать. «Наплевать», – подумала она, роясь в своих вещах. Она быстро переоделась в любимые вылинявшие джинсы, уже почти протершиеся на коленках, и в старый пуловер, который был ей на два размера мал. И посмотрелась в зеркало. Восьмилетняя девочка. Совсем не так хотела она выглядеть в свой первый день в мировой столице моды.
Дилайла достала косметичку.
– Нужно освежить краски, – пробормотала она, выдавливая на кончики пальцев тональный крем. Старательно втерла его в щеки, убедилась, что вокруг губ нет оранжевых разводов, и шея не такая белая, как у продавщиц косметических отделов. Ей хотелось выглядеть так, словно последние две недели она принимала солнечные ванны в Южной Франции, а не бегала с подносом по ресторану в Брэдфорде. После этого Дилайла выбрала толстый карандаш для подводки губ, чтобы губы выглядели пухлыми, и в три слоя нанесла тушь – ресницы стали достойны самой старушки Картленд. Приблизившись вплотную к зеркалу, она изобразила поцелуй, изучая результат своей работы. Состроила гримасу. Похожа на мужчину, наколовшегося наркотиками. Вот что она изобразила. И это несмотря на многолетнее штудирование журналов с советами по макияжу. «Отвратительно», – скривилась Дилайла, доставая салфетку для снятия макияжа. Никуда не денешься, придется провести утро с бледными щеками. Она смочила салфетку детским маслом и стерла всю косметику.
Киска, киска, ты так волнуешь,
и мне так хочется позаботиться о тебе.
Пойди и подкрась свои огромные кошачьи глаза.
Киска, киска, я тебя люблю.
Да, я люблю
тебя и твои кошачьи глаза.
Том Джонс все еще надрывался что было сил. Дилайла стояла в прихожей, склонив голову набок и «держа хвост пистолетом», – изображала отчаянную девчонку. Кажется, музыка доносится из кухни. Дилайла на цыпочках подкралась к двери и открыла ее.
Дилайла остолбенела. Вивьен, одетая в канареечного цвета кимоно, со стянутыми в пучок волосами, из которых торчали яркие палочки, в полном одиночестве горланила, подпевая Тому Джонсу. В одной руке она держала пакет молока, словно это был микрофон, а в другой – пиалу с кашей. Увидев Дилайлу, она замолчала и помахала рукой, пролив молоко на пол.
– Дилайла, дорогая! – Вивьен рванулась навстречу гостье, при этом ее слегка занесло на молочной луже, и расцеловала в обе щеки, оставив позади себя след из рисовых хлопьев и волну аромата духов. – Надеюсь, ты не против. Я нашла твою коллекцию, а мне так нравится этот маленький сексуальный валлиец.
Увидев свою коллекцию, Дилайла побледнела. Пустые конверты в беспорядке валялись на диване, а черные пластинки громоздились на подушках. Стереопроигрыватель был открыт. Том Джонс вращался со скоростью тридцать три оборота в минуту. Ее драгоценная, невосполнимая коллекция…
– О боже, Вивьен! – Дилайла пулей бросилась к проигрывателю и сняла иглу с пластинки. В комнате вдруг стало очень тихо. Дилайла аккуратно взяла в руки хрупкий черный диск и стерла пыль с дорожек. Сердце бухало в ушах. Она не простит себе, случись что-нибудь с пластинками. Они были маминой гордостью и отрадой, да к тому же единственным, что та оставила дочери на память, если не считать нескольких фотографий и пары украшений. Когда Дилайла ставила пластинку, каждое слово, каждое потрескивание, каждая царапинка рождала воспоминания о маме, возвращала Дилайлу в семидесятые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73