Ее занятия от этого страдают. Ведь девушки в наше время…
– Понимаю. Простите, пожалуйста!
Он слегка поклонился. В этом поклоне не было ничего заискивающего. Минут десять назад вам бы и в голову не пришло, что он способен так непринужденно и изящно поклониться. Он направился к двери, ведущей в вестибюль. По пути взгляд его упал на портрет Айзика Трифта, висевший над коричневато-красным камином. Адлер на мгновение приостановился, глядя на него.
– Это удачный портрет вашего отца?
– Говорят, он здесь очень похож.
– Вероятно, это так. Теперь я понимаю, почему мой дед был до конца на его стороне.
– Был на его стороне! – воскликнула она, но тон ее сделался несколько менее язвительным. – В чем, разрешите спросить?
– Дед потерял состояние, когда одна фирма, которой он доверял, оказалась… ну, когда один из ее членов оказался не заслуживающим доверия…
Когда Адлер стал старше, ему всегда становилось стыдно при воспоминании о том, что он опустился до мести женщине. Но в то время он был так молод, а она так глубоко его оскорбила!
Юноша снова повернулся к дверям. И в них стояла Лотти, храбрая, но все же недостаточно храбрая Лотти. Она не рискнула надеть белое платье, свое выходное платье. Мать запретила ей сойти вниз. И все же она пришла. В ней было больше храбрости – не намного, но все же больше, чем когда-то в Шарлотте.
– Я… Я не могу пойти на вечер, Форд, – запинаясь, выговорила она.
– Ничего, ничего, – ответил он.
И вот, перед лицом седовласой и возмущенной Керри Пейсон, он подошел к Лотти, взял ее своей тонкой смуглой рукой за плечо, притянул к себе и поцеловал, едва коснувшись губами ее лба.
– Прощайте, Лотти! – сказал он. И быстро вышел.
Лотти стала «нужна дома» еще до ухудшения зрения у тети Шарлотты. Последняя должна была ежедневно ходить к окулисту, и Лотти провожала ее. Дело было еще до появления дребезжащего электрического автомобиля. Эти обязанности никогда не вызывали в Лотти упреков по адресу тети Шарлотты. Между двумя женщинами уже существовала известная близость и взаимное понимание, хотя одной едва исполнилось двадцать лет, а другой перевалило за шестьдесят, и обе не отличались разговорчивостью. Лотти никогда не могла забыть этих двух часов тоскливого ожидания в приемной знаменитого специалиста. Изредка, когда ждать приходилось слишком долго, Лотти на часок уходила за покупками или забегала в контору матери. Миссис Пейсон обычно бывала занята с клиентами и окружена картами, планами, документами, синими папками с бумагами. Но если одна из дочерей осмеливалась побывать в городе, не заглянув к ней в контору, это принималось миссис Пейсон как преднамеренное оскорбление или как неуважение к родительскому авторитету. Лотти ненавидела дощечку на дверях:
КЕРРИ ТРИФТ-ПЕЙСОН
торговля недвижимостью,
ценные бумаги, закладные
– О, ты занята, мама!
Миссис Пейсон подняла глаза. Взгляд ее ни в коем случае нельзя было бы назвать рассеянным. В данную минуту все ее внимание сосредоточивалось на Лотти.
– Садись. Подожди немножко.
– Я зайду попозже.
– Подожди!
Лотти ждала. Потом не выдерживала:
– Тетя Шарлотта будет беспокоиться, что со мной…
– Мы кончили.
Керри Пейсон откидывалась на спинку стула, руки быстро перебирали бумаги, глаза смотрели на клиента.
– Итак, если вы зайдете в понедельник, скажем, в это же время, я подготовлю для вас проект купчей крепости. Тем временем я переговорю со Шпильбауэром…
Затем она поднималась со стула, так же как и ее клиент – обычно мужчина. Иногда случалось, клиент бывал старым знакомым. Тогда Керри Пейсон ласково клала руку на плечо Лотти:
– Это моя Девочка.
Клиент считал необходимым радостно заулыбаться:
– О, совсем еще девочка!
– Не знаю, что бы я делала без нее, – отвечала на это миссис Пейсон. – Ведь мне приходится сидеть здесь целыми днями.
– О да, дети – великая поддержка. Великая!.. Значит, в понедельник, миссис Пейсон? В это же время? Если вы повидаете Шпильбауэра…
Дверь за клиентом закрывалась. Миссис Пейсон снова обращалась к Лотти:
– Что делала прислуга, когда ты уходила?
– Все еще гладила.
– И много ей еще осталось?
– Нет, только одни простыни и покрывала.
– Ну и работница!
Лотти направлялась к двери.
– Тетя Шарлотта, вероятно, ждет меня.
И миссис Пейсон отпускала ее с последним напутствием:
– Будь осторожна, переходя через улицу.
Однажды, когда Лотти вернулась к окулисту после более долгого, чем обычно, отсутствия, тетя Шарлотта уже ушла.
– Давно?
По словам служителя, минут пятнадцать назад. Даже для молодых людей с острым зрением центральные улицы Чикаго были настоящим бурлящим потоком, в котором кое-где виднелись синие фигуры полисменов, поднимавших магическую руку как раз в то мгновение, когда бешеный водоворот трамваев, повозок и телег угрожал, казалось, окончательно их поглотить. К этому нужно прибавить оглушительный грохот поездов надземной железной дороги на Уобаш-авеню. Даже в тех случаях, когда переход через улицу бывал сравнительно легок и безопасен, этот грохот над головой заставлял тетю Шарлотту в паническом ужасе шарахаться назад к тротуару, от которого она решалась было оторваться. Вывести лошадь из горящего амбара казалось детской игрой по сравнению с обязанностью переправить тетю Шарлотту через бурлящие улицы чикагского центра.
– Дай мне только собраться с духом, – говорила она дрожащим голосом, но упорно не двигалась с места.
– Но, тетя Шарлотта, если мы не перейдем теперь, так простоим тут вечно!
Тетя Шарлотта стояла как вкопанная. И затем, как раз в самый неподходящий момент, вдруг бросалась вперед, сопровождаемая гиканьем и руганью какого-нибудь кучера, шофера или вагоновожатого, принужденного изо всех сил тянуть вожжи или резко тормозить, чтобы избежать катастрофы.
Зная все это, Лотти в страхе мчалась к Уобаш-авеню. И от страха немножко злилась: «Ах, боже ты мой, неужели она не могла меня подождать! А маме, собственно, ничего не было нужно от меня. Решительно ничего! Я ведь ей говорила…»
Так дошла она до угла Уобаш-авеню и Медисон-стрит, где обычно они садились в трамвай, и тут заметила небольшую толпу у тротуара. Сердце ее сжалось, она бросилась вперед. Но оказалось, что внимание зевак привлек закапризничавший автомобиль. Лотти посмотрела на противоположный угол, где была их трамвайная остановка. Там стояла тетя Шарлотта, до смерти перепуганная и в то же время гордая своей храбростью. При виде этой робкой черной фигуры, с напряжением всматривающейся вдаль, Лотти слегка всхлипнула. Кровь снова горячей волной прилила к ее сердцу.
– Тетя Шарлотта, зачем ты это сделала?
– Я перешла сюда сама.
– Но почему ты меня не подождала? Ты ведь знала, что…
– Я перешла сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Понимаю. Простите, пожалуйста!
Он слегка поклонился. В этом поклоне не было ничего заискивающего. Минут десять назад вам бы и в голову не пришло, что он способен так непринужденно и изящно поклониться. Он направился к двери, ведущей в вестибюль. По пути взгляд его упал на портрет Айзика Трифта, висевший над коричневато-красным камином. Адлер на мгновение приостановился, глядя на него.
– Это удачный портрет вашего отца?
– Говорят, он здесь очень похож.
– Вероятно, это так. Теперь я понимаю, почему мой дед был до конца на его стороне.
– Был на его стороне! – воскликнула она, но тон ее сделался несколько менее язвительным. – В чем, разрешите спросить?
– Дед потерял состояние, когда одна фирма, которой он доверял, оказалась… ну, когда один из ее членов оказался не заслуживающим доверия…
Когда Адлер стал старше, ему всегда становилось стыдно при воспоминании о том, что он опустился до мести женщине. Но в то время он был так молод, а она так глубоко его оскорбила!
Юноша снова повернулся к дверям. И в них стояла Лотти, храбрая, но все же недостаточно храбрая Лотти. Она не рискнула надеть белое платье, свое выходное платье. Мать запретила ей сойти вниз. И все же она пришла. В ней было больше храбрости – не намного, но все же больше, чем когда-то в Шарлотте.
– Я… Я не могу пойти на вечер, Форд, – запинаясь, выговорила она.
– Ничего, ничего, – ответил он.
И вот, перед лицом седовласой и возмущенной Керри Пейсон, он подошел к Лотти, взял ее своей тонкой смуглой рукой за плечо, притянул к себе и поцеловал, едва коснувшись губами ее лба.
– Прощайте, Лотти! – сказал он. И быстро вышел.
Лотти стала «нужна дома» еще до ухудшения зрения у тети Шарлотты. Последняя должна была ежедневно ходить к окулисту, и Лотти провожала ее. Дело было еще до появления дребезжащего электрического автомобиля. Эти обязанности никогда не вызывали в Лотти упреков по адресу тети Шарлотты. Между двумя женщинами уже существовала известная близость и взаимное понимание, хотя одной едва исполнилось двадцать лет, а другой перевалило за шестьдесят, и обе не отличались разговорчивостью. Лотти никогда не могла забыть этих двух часов тоскливого ожидания в приемной знаменитого специалиста. Изредка, когда ждать приходилось слишком долго, Лотти на часок уходила за покупками или забегала в контору матери. Миссис Пейсон обычно бывала занята с клиентами и окружена картами, планами, документами, синими папками с бумагами. Но если одна из дочерей осмеливалась побывать в городе, не заглянув к ней в контору, это принималось миссис Пейсон как преднамеренное оскорбление или как неуважение к родительскому авторитету. Лотти ненавидела дощечку на дверях:
КЕРРИ ТРИФТ-ПЕЙСОН
торговля недвижимостью,
ценные бумаги, закладные
– О, ты занята, мама!
Миссис Пейсон подняла глаза. Взгляд ее ни в коем случае нельзя было бы назвать рассеянным. В данную минуту все ее внимание сосредоточивалось на Лотти.
– Садись. Подожди немножко.
– Я зайду попозже.
– Подожди!
Лотти ждала. Потом не выдерживала:
– Тетя Шарлотта будет беспокоиться, что со мной…
– Мы кончили.
Керри Пейсон откидывалась на спинку стула, руки быстро перебирали бумаги, глаза смотрели на клиента.
– Итак, если вы зайдете в понедельник, скажем, в это же время, я подготовлю для вас проект купчей крепости. Тем временем я переговорю со Шпильбауэром…
Затем она поднималась со стула, так же как и ее клиент – обычно мужчина. Иногда случалось, клиент бывал старым знакомым. Тогда Керри Пейсон ласково клала руку на плечо Лотти:
– Это моя Девочка.
Клиент считал необходимым радостно заулыбаться:
– О, совсем еще девочка!
– Не знаю, что бы я делала без нее, – отвечала на это миссис Пейсон. – Ведь мне приходится сидеть здесь целыми днями.
– О да, дети – великая поддержка. Великая!.. Значит, в понедельник, миссис Пейсон? В это же время? Если вы повидаете Шпильбауэра…
Дверь за клиентом закрывалась. Миссис Пейсон снова обращалась к Лотти:
– Что делала прислуга, когда ты уходила?
– Все еще гладила.
– И много ей еще осталось?
– Нет, только одни простыни и покрывала.
– Ну и работница!
Лотти направлялась к двери.
– Тетя Шарлотта, вероятно, ждет меня.
И миссис Пейсон отпускала ее с последним напутствием:
– Будь осторожна, переходя через улицу.
Однажды, когда Лотти вернулась к окулисту после более долгого, чем обычно, отсутствия, тетя Шарлотта уже ушла.
– Давно?
По словам служителя, минут пятнадцать назад. Даже для молодых людей с острым зрением центральные улицы Чикаго были настоящим бурлящим потоком, в котором кое-где виднелись синие фигуры полисменов, поднимавших магическую руку как раз в то мгновение, когда бешеный водоворот трамваев, повозок и телег угрожал, казалось, окончательно их поглотить. К этому нужно прибавить оглушительный грохот поездов надземной железной дороги на Уобаш-авеню. Даже в тех случаях, когда переход через улицу бывал сравнительно легок и безопасен, этот грохот над головой заставлял тетю Шарлотту в паническом ужасе шарахаться назад к тротуару, от которого она решалась было оторваться. Вывести лошадь из горящего амбара казалось детской игрой по сравнению с обязанностью переправить тетю Шарлотту через бурлящие улицы чикагского центра.
– Дай мне только собраться с духом, – говорила она дрожащим голосом, но упорно не двигалась с места.
– Но, тетя Шарлотта, если мы не перейдем теперь, так простоим тут вечно!
Тетя Шарлотта стояла как вкопанная. И затем, как раз в самый неподходящий момент, вдруг бросалась вперед, сопровождаемая гиканьем и руганью какого-нибудь кучера, шофера или вагоновожатого, принужденного изо всех сил тянуть вожжи или резко тормозить, чтобы избежать катастрофы.
Зная все это, Лотти в страхе мчалась к Уобаш-авеню. И от страха немножко злилась: «Ах, боже ты мой, неужели она не могла меня подождать! А маме, собственно, ничего не было нужно от меня. Решительно ничего! Я ведь ей говорила…»
Так дошла она до угла Уобаш-авеню и Медисон-стрит, где обычно они садились в трамвай, и тут заметила небольшую толпу у тротуара. Сердце ее сжалось, она бросилась вперед. Но оказалось, что внимание зевак привлек закапризничавший автомобиль. Лотти посмотрела на противоположный угол, где была их трамвайная остановка. Там стояла тетя Шарлотта, до смерти перепуганная и в то же время гордая своей храбростью. При виде этой робкой черной фигуры, с напряжением всматривающейся вдаль, Лотти слегка всхлипнула. Кровь снова горячей волной прилила к ее сердцу.
– Тетя Шарлотта, зачем ты это сделала?
– Я перешла сюда сама.
– Но почему ты меня не подождала? Ты ведь знала, что…
– Я перешла сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63