Юлия – та ничего бы не сумела. А вы – да. Вы похожи на меня больше, чем моя дочь. Вон сколько парней, которые вместе со мной были мясниками двадцать лет тому назад на Норт-Кларк-стрит, сидят там и поныне, продавая бифштексы и бараньи котлеты. «Доброго утра, сударыня, что вы возьмете сегодня?»
У Дирка были свои обязанности на ферме. Селина следила за тем, чтобы он аккуратно их выполнял. Но обязанности эти были не трудны. В восемь часов утра он отправлялся в школу на лошади, так как школа была на порядочном от них расстоянии. Возвращался он довольно поздно, зимой уже темнело, когда он ехал домой. Пока он был в школе, Селина дома выполняла работу за двоих мужчин. У нее теперь было два работника в поле, взятых на летние месяцы, и женщина в доме, жена Адама Брасса, одного из этих работников. Ян Стин тоже еще был на ферме: он возился в хлеву, в конюшне, делал рамы для парников, плотничал. Он по-прежнему недоверчиво относился ко всем новшествам, введенным его хозяйкой, возмущенно поглядывал на новые орудия, пророчил разные неудачи, когда Селина купила у старого Баутса двадцать акров, граничивших с ее землей.
– Вы берете на себя слишком много, – говорил он ей. – Вы погубите себя, вот увидите.
К тому времени, когда Дирк возвращался из школы, самая тяжелая дневная работа была окончена. Обед уже всегда ожидал его и был горячим, вкусным, возбуждающим аппетит. В доме – чисто, уютно. Селина устроила в доме ванную – на всю Верхнюю Прерию их было только две. Соседи еще не оправились от потрясения, вызванного этим нововведением, как их ожидала еще одна новость: Ян Стин оповестил всех, что Селина и Дирк ужинают при свечах.
В те времена свечи на фермах были роскошью. Вся Прерия надрывалась от хохота.
Селина никогда не говорила с Дирком о его будущем, не старалась влиять на его решения, когда он был юношей.
«Это придет само собой», – думала она. Когда ей удалось поставить свое хозяйство на ноги и гнет нужды ослабел, она стала пытаться разными остроумными способами незаметно выведать у него, какую профессию он предпочитает другим, как рисует себе свое будущее. Когда-то, девочкой, она, случалось, на деньги, данные отцом на ботинки, которые были ей необходимы, вдруг покупала какую-нибудь книгу. Теперь она покупала их множество, отказывая себе в тысяче мелочей, которые так ценят женщины. Возраст, нужда, тяжелый труд не убили в ней любовь к мягким шелковым материям, прелестным тонам их расцветки, к художественности фасона или отделки. Они только сделали все это окончательно недоступным для нее лично. Когда она через несколько лет могла бы уже позволить себе купить французскую шляпу в лучшем магазине на Мичиган-авеню, она, полюбовавшись на шелковые цветы и украшения в окне, покупала себе дешевую и простенькую шляпку с плоскими полями. Привычки всей жизни крепко укореняются в человеке.
Только один раз она купила одно из этих экстравагантных произведений искусства – из перьев и шелка, причем вошла в магазин решительно и мрачно, как входит в трактир человек, решивший раз, для опыта, напиться пьяным. Шляпа стоила двадцать два доллара. Она была куплена и ни разу не надета.
До шестнадцати лет Дирку предоставляли свободно развиваться и накапливать впечатления в обстановке, созданной для него матерью. Ему искусно ставились на каждом шагу ловушки, чтобы направить это развитие в сторону, желательную Селине. Книги о жизни великих людей – Линкольна, Вашингтона, Гладстона, Вольтера. Альбомы, великолепно иллюстрированные. Книги по архитектуре, праву, даже медицине. Селина выписывала всевозможные книги и получала два лучших технических журнала.
Целый сарай был к его услугам на случай, если бы он захотел себе устроить мастерскую, и там были собраны разнообразные инструменты. Но Дирк повозился там первые неделю-две и больше туда не заглядывал. Селина вспоминала Ральфа, когда устраивала эту мастерскую сыну. Со времени бегства Ральфа с фермы о нем вспомнили только один раз, когда из Франции пришло письмо. В нем были деньги для Герти и Жозины. Герти уже была замужем за сыном Ван-ден-Сидов Герритом и жила на ферме по дороге в Нижнюю Прерию. Жозина носилась с нелепой идеей поступить в городе в няньки. Небольшая сумма, присланная Ральфом, мало чем могла изменить их судьбу. Они никогда и не узнали, с каким трудом ее по грошам собирал молодой парижский студент (Ральф изучал в Париже искусство). Селина ничего не слышала о нем. Но однажды она прибежала к Дирку с иллюстрированным журналом в руках.
– Взгляни! – кричала она, указывая пальцем на страницу журнала.
Сын редко видел ее такой возбужденной, взволнованной. В журнале была помещена репродукция со скульптуры.
То была фигура женщины, изображавшая Сену. Гибкая, полная грации, зловещая и прекрасная, мятежная, внушающая страх. В лице – что-то ненасытное, пленительное, манящее, дающее и отнимающее вместе. То была Сена, питавшая плодородную землю ее долины; Сена, выбрасывавшая тысячи раздувшихся трупов тех, кто искал смерти в ее объятиях; Сена – кошмар 1793 года с кровавыми глазами; журчащая, кокетливая Сена 1650 года. Под иллюстрацией несколько строк о молодом скульпторе. Ральф Пуль… Салон… американец родом… блестящее будущее.
– Это Ральф! – восклицала Селина. – Маленький Ральф Пуль.
В глазах у нее стояли слезы. Дирк был мало заинтересован. Он ведь, собственно, никогда его не видел. Он слышал о нем от матери, но…
Селина отправилась вечером к Пулям специально за тем, чтобы показать им снимок. Миссис Клаас Пуль пришла в ужас при виде обнаженной женской фигуры, с отвращением отвернулась, восклицая: «О небо!», и, кажется, предположила, что Селина принесла журнал из желания поиздеваться. Неужели она намерена показать этот кошмарный снимок всем в Верхней Прерии, чтобы осрамить их!
Селина больше понимала теперь людей в Верхней Прерии, но даже и прожив среди них двадцать лет, иногда останавливалась в недоумении. Холодный народ и вместе с тем добродушный, дружелюбный. Подозрительный, недоверчиво относящийся ко всякому новшеству, но щедрый и трудолюбивый. Лишенный воображения в целых поколениях, чтобы дать вдруг миру Ральфа Пуля!
Селина пыталась теперь растолковать Пулям, какой смысл хотел вложить Ральф в мастерски изваянную фигуру.
– Вы видите, она представляет Сену. Реку Сену, которая течет через Париж в нижнюю часть страны. Вся история Парижа – Франции – связана с Сеной, переплетается с историей этой реки. Ужасные эпизоды и великолепные. Она доходит до самого Лувра. Ее видно из Бастилии. На самом большом из ее островов стоит собор Парижской Богоматери. Сена столько видела, миссис Пуль!..
– Что за ерунда! – перебила почтенная вдова. – Река не может видеть! Всякому это известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
У Дирка были свои обязанности на ферме. Селина следила за тем, чтобы он аккуратно их выполнял. Но обязанности эти были не трудны. В восемь часов утра он отправлялся в школу на лошади, так как школа была на порядочном от них расстоянии. Возвращался он довольно поздно, зимой уже темнело, когда он ехал домой. Пока он был в школе, Селина дома выполняла работу за двоих мужчин. У нее теперь было два работника в поле, взятых на летние месяцы, и женщина в доме, жена Адама Брасса, одного из этих работников. Ян Стин тоже еще был на ферме: он возился в хлеву, в конюшне, делал рамы для парников, плотничал. Он по-прежнему недоверчиво относился ко всем новшествам, введенным его хозяйкой, возмущенно поглядывал на новые орудия, пророчил разные неудачи, когда Селина купила у старого Баутса двадцать акров, граничивших с ее землей.
– Вы берете на себя слишком много, – говорил он ей. – Вы погубите себя, вот увидите.
К тому времени, когда Дирк возвращался из школы, самая тяжелая дневная работа была окончена. Обед уже всегда ожидал его и был горячим, вкусным, возбуждающим аппетит. В доме – чисто, уютно. Селина устроила в доме ванную – на всю Верхнюю Прерию их было только две. Соседи еще не оправились от потрясения, вызванного этим нововведением, как их ожидала еще одна новость: Ян Стин оповестил всех, что Селина и Дирк ужинают при свечах.
В те времена свечи на фермах были роскошью. Вся Прерия надрывалась от хохота.
Селина никогда не говорила с Дирком о его будущем, не старалась влиять на его решения, когда он был юношей.
«Это придет само собой», – думала она. Когда ей удалось поставить свое хозяйство на ноги и гнет нужды ослабел, она стала пытаться разными остроумными способами незаметно выведать у него, какую профессию он предпочитает другим, как рисует себе свое будущее. Когда-то, девочкой, она, случалось, на деньги, данные отцом на ботинки, которые были ей необходимы, вдруг покупала какую-нибудь книгу. Теперь она покупала их множество, отказывая себе в тысяче мелочей, которые так ценят женщины. Возраст, нужда, тяжелый труд не убили в ней любовь к мягким шелковым материям, прелестным тонам их расцветки, к художественности фасона или отделки. Они только сделали все это окончательно недоступным для нее лично. Когда она через несколько лет могла бы уже позволить себе купить французскую шляпу в лучшем магазине на Мичиган-авеню, она, полюбовавшись на шелковые цветы и украшения в окне, покупала себе дешевую и простенькую шляпку с плоскими полями. Привычки всей жизни крепко укореняются в человеке.
Только один раз она купила одно из этих экстравагантных произведений искусства – из перьев и шелка, причем вошла в магазин решительно и мрачно, как входит в трактир человек, решивший раз, для опыта, напиться пьяным. Шляпа стоила двадцать два доллара. Она была куплена и ни разу не надета.
До шестнадцати лет Дирку предоставляли свободно развиваться и накапливать впечатления в обстановке, созданной для него матерью. Ему искусно ставились на каждом шагу ловушки, чтобы направить это развитие в сторону, желательную Селине. Книги о жизни великих людей – Линкольна, Вашингтона, Гладстона, Вольтера. Альбомы, великолепно иллюстрированные. Книги по архитектуре, праву, даже медицине. Селина выписывала всевозможные книги и получала два лучших технических журнала.
Целый сарай был к его услугам на случай, если бы он захотел себе устроить мастерскую, и там были собраны разнообразные инструменты. Но Дирк повозился там первые неделю-две и больше туда не заглядывал. Селина вспоминала Ральфа, когда устраивала эту мастерскую сыну. Со времени бегства Ральфа с фермы о нем вспомнили только один раз, когда из Франции пришло письмо. В нем были деньги для Герти и Жозины. Герти уже была замужем за сыном Ван-ден-Сидов Герритом и жила на ферме по дороге в Нижнюю Прерию. Жозина носилась с нелепой идеей поступить в городе в няньки. Небольшая сумма, присланная Ральфом, мало чем могла изменить их судьбу. Они никогда и не узнали, с каким трудом ее по грошам собирал молодой парижский студент (Ральф изучал в Париже искусство). Селина ничего не слышала о нем. Но однажды она прибежала к Дирку с иллюстрированным журналом в руках.
– Взгляни! – кричала она, указывая пальцем на страницу журнала.
Сын редко видел ее такой возбужденной, взволнованной. В журнале была помещена репродукция со скульптуры.
То была фигура женщины, изображавшая Сену. Гибкая, полная грации, зловещая и прекрасная, мятежная, внушающая страх. В лице – что-то ненасытное, пленительное, манящее, дающее и отнимающее вместе. То была Сена, питавшая плодородную землю ее долины; Сена, выбрасывавшая тысячи раздувшихся трупов тех, кто искал смерти в ее объятиях; Сена – кошмар 1793 года с кровавыми глазами; журчащая, кокетливая Сена 1650 года. Под иллюстрацией несколько строк о молодом скульпторе. Ральф Пуль… Салон… американец родом… блестящее будущее.
– Это Ральф! – восклицала Селина. – Маленький Ральф Пуль.
В глазах у нее стояли слезы. Дирк был мало заинтересован. Он ведь, собственно, никогда его не видел. Он слышал о нем от матери, но…
Селина отправилась вечером к Пулям специально за тем, чтобы показать им снимок. Миссис Клаас Пуль пришла в ужас при виде обнаженной женской фигуры, с отвращением отвернулась, восклицая: «О небо!», и, кажется, предположила, что Селина принесла журнал из желания поиздеваться. Неужели она намерена показать этот кошмарный снимок всем в Верхней Прерии, чтобы осрамить их!
Селина больше понимала теперь людей в Верхней Прерии, но даже и прожив среди них двадцать лет, иногда останавливалась в недоумении. Холодный народ и вместе с тем добродушный, дружелюбный. Подозрительный, недоверчиво относящийся ко всякому новшеству, но щедрый и трудолюбивый. Лишенный воображения в целых поколениях, чтобы дать вдруг миру Ральфа Пуля!
Селина пыталась теперь растолковать Пулям, какой смысл хотел вложить Ральф в мастерски изваянную фигуру.
– Вы видите, она представляет Сену. Реку Сену, которая течет через Париж в нижнюю часть страны. Вся история Парижа – Франции – связана с Сеной, переплетается с историей этой реки. Ужасные эпизоды и великолепные. Она доходит до самого Лувра. Ее видно из Бастилии. На самом большом из ее островов стоит собор Парижской Богоматери. Сена столько видела, миссис Пуль!..
– Что за ерунда! – перебила почтенная вдова. – Река не может видеть! Всякому это известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68