Огаст Гемпель добродушно засмеялся.
– Возможно, возможно! Потом он вернулся к делу.
– Вы хотите дренировать свой участок и разводить великолепные овощи, Вам надо взять в помощь человека, который знает толк в этих вещах, а не этого Яна или Вана, которого мы видели в поле. Потом – новые лошади. Телегу.
Он сощурил лукаво глаза, и от них побежали лучики морщин во все стороны.
– Я держу пари, что недалек день, когда вы, фермеры, будете приезжать со своими продуктами в город в больших автомобилях, которые домчат вас туда за час. Лошадь выходит из употребления. – Потом добавил: – Лошадей я вам добуду. За гроши. На скотопригонном рынке. – Он вытащил чековую книжку и вечное перо и стал писать, положив книжечку на колено. Потом вырвал чек и протянул Селине.
– Для начала.
– Ну вот, наконец-то мы перешли от слов к делу! – воскликнула Юлия с видом победительницы.
Но Селина не взяла чек. Она сидела так же тихо в своем углу, сложив руки на коленях.
– Это будет неправильно, – заметила она.
– Неправильно? Почему?
– Я могу взять эти деньги у вас только взаймы. На этих условиях – возьму, потому что мне без них не обойтись. Но через пять лет – или шесть – я их вам выплачу. Я хочу дать вам… – она не знала слова «вексель», – расписку, что деньги взяты взаймы и что я их обязана выплатить. Ведь так будет правильно, не правда ли?
– Отлично, – ответил Гемпель, снова вынимая свое перо. – Это по-коммерчески.
Усиленно сохраняя серьезность, он что-то нацарапал на клочке бумаги.
Через год, за который Селина успела узнать много вещей, между прочим познакомиться с математическими расчетами не теоретически, а на практике, научилась разбираться с простыми и сложными процентами, она пришла раз к Огасту Гемпелю, полусмеясь, полуплача, с этим самым клочком бумаги в руках.
– Вы ни словечком не упомянули о процентах, какой дурой вы должны были меня считать тогда!
– Ну, между друзьями… – запротестовал Гемпель.
Но Селина настаивала:
– Я лучше обращусь в банк, если вы будете продолжать действовать так, не по-коммерчески.
Маленькая записка с его надписью: «Уплачено сполна. О. Гемпель» была бережно упрятана в резной дубовый сундук вместе с другими ее сокровищами: смешными каракулями, которые никто, кроме нее, и не разобрал бы, маленькой грифельной доской, на которой она учила Первуса умножать и делить, засушенным букетом цветов – его подарком, за которым он ходил далеко в лес, когда был еще женихом; красным кашемировым платьем; грубым наброском, изображающим Сенной рынок, телеги с зеленью, фермеров и терпеливо, понуро ожидающих деревенских лошадей (детский рисунок Ральфа).
В этой рухляди она любила иной раз копаться и ничего не уничтожала. Через много лет Дирк, застав ее за этим занятием, говорил:
– Снова здесь, мать, сухие цветы! Если бы случился пожар, ты бы, верно, прежде всего кинулась спасать этот ящик, а, мать? А ведь он весь вместе с содержимым не стоит и двух центов.
– А может быть, и стоит, – ответила Селина медленно и задумчиво, держа в руке детский рисунок на грубой оберточной бумаге. – Ведь имеют же, я думаю, какую-нибудь денежную ценность ранние рисунки-подлинники, скажем, Родена.
– Родена! Да разве у тебя…
– Нет, но вот рисунок Пуля. Ральфа Пуля, подписанный им. На прошлой неделе на выставке в Нью-Йорке один из его набросков – неоконченный – был продан за тысячу…
– О да, знаю. Но все остальное тут у тебя – такая дребедень. Для чего ее держать, не понимаю. Здесь даже ничего красивого нет.
– Красивого! – сказала Селина, захлопывая крышку старого сундука – Ах, Дирк, Дирк. Ты понятия не имеешь, что такое красота. И никогда этого, видно, не узнаешь.
Глава тринадцатая
Если то, что называют туманными словами «магнетизм», «изысканность», «привлекательность», «обаятельность», можно считать козырями в игре, называемой жизнью, то Дирк де Ионг был счастливый малый, и жизнь многое обещала ему впереди. Он, несомненно, обладал указанными качествами. О нем говорили, что ему все легко дается. Он и сам это иногда говорил, но не хвастаясь, а скорее смущенно.
Вообще он не был разговорчив, и в этом, быть может, и заключалось главное его очарование. Он так хорошо умел слушать. Был так спокоен всегда, и, когда другие говорили, его красивая голова склонялась к собеседнику с таким вежливым вниманием.
Это был талант более ценный, чем многие другие, которыми он не был наделен. Талант производить впечатление необыкновенно умного и восприимчивого человека. Он и сам не знал ему цены. Пожилые люди находили, что он умнейший молодой человек и сделает карьеру, – и это после разговора, в котором он участвовал, лишь подавая реплики вроде «да» или «нет» или «пожалуй, вы правы, сэр» в соответствующих местах.
Селина постоянно думала о будущем Дирка. Тысячи иных мыслей и планов относительно фермы, дома и прочего могли проходить за день в ее голове, но всегда над всем этим, словно неизменный бой барабана, тяжелый и звонкий, покрывающий все остальные звуки, была мысль о Дирке. Он недурно учился в высшей школе. Был не выдающимся, не блестящим, но и не дурным студентом, и всеми любимым.
Пока Дирк переживал свои беспечные мальчишеские годы – от девяти до пятнадцати, – Селина творила чудеса: истощенный и давно находившийся в упадке участок де Ионгов, дававший продукты второсортные, имевшие сбыт лишь на второразрядном рынке, она превратила в цветущий доходный огород-сад, где выращивались лучшие изысканные сорта для комиссионеров южной Уотер-стрит. Спаржа де Ионг с толстым белым стеблем, суживающимся кверху и заканчивающимся сочной зеленью. Помидоры из парников де Ионг в феврале месяце, крупные, сочные, ярко-алые. Селине платили за фунт столько, сколько Первус был бы рад в свое время выручить за целый бушель.
Эти шесть-семь лет непрерывной напряженной работы не принесли никакой особенной славы нашей пионерке. То были мучительно трудные, полные забот и душевной боли, ожесточающие годы борьбы с землей, с людьми и" собственной бесконечной усталостью. О Селине буквально можно было сказать, что она голыми руками вырывала у земли свой кусок хлеба. Но ничего возбуждающего жалость не было в этой маленькой энергичной женщине лет тридцати пяти-сорока, с глубокими темными глазами, твердой линией рта, в бедных, но приличных платьях, часто испачканных внизу землей.
Наоборот, что-то внушающее уважение, что-то величавое было в ней: напряженность души, стремящейся жизнь свою превратить в подвиг.
Вряд ли она без денег, ссуженных ей Гемпелем, без его дельных советов смогла бы добиться успеха. Она иногда говорила ему это. Он горячо протестовал: – Только облегчил немного, это так. Но вы и без того нашли бы дорогу, Селина. Какой-нибудь способ уж придумали бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68