И я спросил, как ни в чем не бывало:
– Так что произошло?
Ее звали Люси, и мой роман с ней развивался по той же схеме, что и все остальные за последние два года. Я искал женщину, чтобы воссоздать образ матери и эксгумировать чувство защищенности. Но защищенность вскоре оборачивалась скукой, и я начинал хотеть риска – эмоционального, физического или душевного. Но с риском приходила угроза боли, и тогда я начинал искать пути к отступлению. Порочный круг замыкался.
Должно быть, за последние годы я пресытился окончательно. Я хотел, чтобы все мои отношения походили на контракт. Разговоры, письма, выражения, жесты, прикосновения – все по контракту. Мне хотелось, чтобы условия контракта были настолько продуманы, настолько совершенны, настолько безопасны, чтобы еще до первого поцелуя мы с партнершей лишь зеркально отражали друг друга. Не совершали никаких действий, помимо оговоренных в контракте; каждый только повторял то, что говорил или делал другой. Когда моя любовница наконец дарила мне поцелуй, я тоже отвечал поцелуем, вкладывая в него ровно столько страсти, сколько и она. Когда же она говорила, что любит меня, я, словно попугай, повторял ей эти слова.
Но подобные отношения сродни трупам: чем дальше, тем менее приятными становятся. Пытаясь остановить гниение, кто-то из нас брал ответственность за пересмотр условий контракта – предлагал варианты новых действий, возможность отказа от чего-либо или жестко отстаивал свою позицию. Но это не помогало, ведь наша связь представляла собой не более чем ряд контрадикторных поправок и дисклеймеров, приписок и словесных уловок – пока контракт сам себя не изживал.
Как я мог так жить?
Мое тело зомби, все еще неподвижное, свела жестокая судорога. Моя память совершила прыжок вперед во времени от нашей первой встречи.
Пару недель мы с Люси регулярно встречались – поначалу на неформальной основе, потом заключив негласный договор. Я подхожу к моменту, когда выбрался из панциря и сказал:
– Кажется, я начинаю в тебя влюбляться.
– Я тоже, – ответила она.
Еще один скачок во времени. Еще один спазм.
– Я тебя люблю, – говорю ей.
Она улыбается и спрашивает:
– Где ты будешь этой ночью?
От этого воспоминания до сих пор закипает моя кровь зомби.
* * *
– Роботы, – произнес Смерть, когда я входил в столовую. Он завтракал, Глад молча наблюдал. – Долгосрочный план Шефа. Пройдет еще сотни две лет, и они завоюют Землю. Каждый, кто не будет уничтожен, станет их рабом. Каждый, отказавшийся быть рабом, будет уничтожен. Его очередное рацпредложение. Он намерен на три четверти сократить нам нагрузку. На мой взгляд, полная чушь. О… доброе утро.
Я тоже поздоровался, сел за стол и принялся за еду.
– Чем сегодня будешь заниматься? – спросил у меня Глад.
– Не знаю, – ответил я с набитым ртом.
– Тебя вообще ставят в известность?
– Перед выходом на задание.
– А тебе самому не интересно?
– Будто я могу решать.
– Можешь.
Это было неправдой. С того момента, как я покинул гроб, мне предложили возможность выбора лишь в двух ситуациях: в качестве награды я мог выбрать, каким способом умру в конце недели и что мне надеть в тот или иной день. Сегодня, к примеру, на мне красовался тот же костюм и туфли, что и вчера, трусы в красную розочку, носки цвета морской волны, на которых распластались малиновые осьминоги, и кроваво-красная футболка с лживым девизом: «ТРУПЫ ДЕЛАЮТ ЭТО ЛЕЖА».
– Никто ничего не решает, – сумрачно возразил Смерть. – Мы все кому-то служим.
Завтрак продолжился в задумчивой тишине, которую нарушил Шкода. Он с грохотом вломился в двери, ухватил банан и объявил, что ему надо на почту.
Смерть кивнул:
– Но не забудь до обеда почистить машину. Чтобы ни единой собачьей шерстинки не осталось. А не так, как в прошлый раз.
Шкода хлопнул дверью.
– Так чем вы сегодня будете заниматься. – повторил свой вопрос Глад.
– Выберемся на природу, – ответил Смерть и обернулся ко мне. – Но перед этим я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Они находятся в подчинении Войны, но я иногда беру их, если Шеф заказывает чистую и эффективную смерть. – Он накрыл мою руку ладонью. – Ты нам поможешь их найти?
– А что именно?
– Большой коричневый пакет с маленькой красной буквой… – Он задумался. – Или маленький красный пакет с большой коричневой цифрой.
– Так что именно?
Смерть почесал двумя пальцами подбородок:
– Знаешь, я не помню.
* * *
Еще при жизни моя память постоянно меня надувала. Я забывал то, что хотел запомнить, и помнил то, что хотел забыть. Иногда я забывал, что собирался о чем-то помнить, и вспоминал об этом слишком поздно. Я не принадлежал к тем редким счастливцам, которые забывают то, что им не нравится, а помнят только приятное. Часто это меня удручало, особенно когда я начинал думать об Эми.
Я не раз хотел улучшить свою память, прочел кучу книг о ее механизмах. Узнал, что ощущения, получаемые через органы чувств, преобразуются в нервные импульсы. Сами импульсы и пути, по которым они распространяются в мозгу, способны мгновенно воссоздаваться – это кратковременная память. Долговременная память образуется в результате повторяющейся передачи импульсов по соответствующим путям, после чего в мозгу образуются постоянные анатомические и биохимические каналы, которые…
Дальше я забыл.
Красная армия
Дверь на склад уже была открыта, и по грудь в куче маленьких коричневых пакетов мы увидели Войну. Тот громко чертыхался.
Смерть кашлянул. Война раздраженно уставился на него.
– Чего надо?
– Пришли предложить тебе руку помощи.
– Сдалась мне ваша рука. Глаза – вот что надо.
– Глаза тоже есть.
Неловкая пауза.
– Я ищу пакет, – мрачно признался Война.
– Какой именно?
– Большой, красный. Не помню, что на нем написано.
Смерть потер подбородок ладонью, оглядывая комнату. Война надул губы, словно ребенок устрашающих размеров, и вернулся к своим поискам.
Склад сверху донизу был забит пакетами, мешками, тюками, свертками, техникой, приборами, приспособлениями, запчастями и просто хламом. Все на этом складе служило опорой всему – вытащишь маленький пакет из какой-нибудь груды в одном конце комнаты, и в другом конце все рухнет, или достанешь мешок с вершины какой-нибудь кучи, и вся куча необратимо потеряет устойчивость. Стены и пол скрывались под частями неопознанных объектов, а четыре окна, загороженные штабелями и грудами, почти не пропускали света. Дверь, которая вела прямо в Отделение Болезней, оказалась забаррикадирована шаткими колоннами неподписанных картонных коробок. Я в жизни не встречал более загроможденного, хаотичного и невнятного пространства. Это была самая настоящая пещера контрабандистов, дьявольская мастерская, шалаш чародея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Так что произошло?
Ее звали Люси, и мой роман с ней развивался по той же схеме, что и все остальные за последние два года. Я искал женщину, чтобы воссоздать образ матери и эксгумировать чувство защищенности. Но защищенность вскоре оборачивалась скукой, и я начинал хотеть риска – эмоционального, физического или душевного. Но с риском приходила угроза боли, и тогда я начинал искать пути к отступлению. Порочный круг замыкался.
Должно быть, за последние годы я пресытился окончательно. Я хотел, чтобы все мои отношения походили на контракт. Разговоры, письма, выражения, жесты, прикосновения – все по контракту. Мне хотелось, чтобы условия контракта были настолько продуманы, настолько совершенны, настолько безопасны, чтобы еще до первого поцелуя мы с партнершей лишь зеркально отражали друг друга. Не совершали никаких действий, помимо оговоренных в контракте; каждый только повторял то, что говорил или делал другой. Когда моя любовница наконец дарила мне поцелуй, я тоже отвечал поцелуем, вкладывая в него ровно столько страсти, сколько и она. Когда же она говорила, что любит меня, я, словно попугай, повторял ей эти слова.
Но подобные отношения сродни трупам: чем дальше, тем менее приятными становятся. Пытаясь остановить гниение, кто-то из нас брал ответственность за пересмотр условий контракта – предлагал варианты новых действий, возможность отказа от чего-либо или жестко отстаивал свою позицию. Но это не помогало, ведь наша связь представляла собой не более чем ряд контрадикторных поправок и дисклеймеров, приписок и словесных уловок – пока контракт сам себя не изживал.
Как я мог так жить?
Мое тело зомби, все еще неподвижное, свела жестокая судорога. Моя память совершила прыжок вперед во времени от нашей первой встречи.
Пару недель мы с Люси регулярно встречались – поначалу на неформальной основе, потом заключив негласный договор. Я подхожу к моменту, когда выбрался из панциря и сказал:
– Кажется, я начинаю в тебя влюбляться.
– Я тоже, – ответила она.
Еще один скачок во времени. Еще один спазм.
– Я тебя люблю, – говорю ей.
Она улыбается и спрашивает:
– Где ты будешь этой ночью?
От этого воспоминания до сих пор закипает моя кровь зомби.
* * *
– Роботы, – произнес Смерть, когда я входил в столовую. Он завтракал, Глад молча наблюдал. – Долгосрочный план Шефа. Пройдет еще сотни две лет, и они завоюют Землю. Каждый, кто не будет уничтожен, станет их рабом. Каждый, отказавшийся быть рабом, будет уничтожен. Его очередное рацпредложение. Он намерен на три четверти сократить нам нагрузку. На мой взгляд, полная чушь. О… доброе утро.
Я тоже поздоровался, сел за стол и принялся за еду.
– Чем сегодня будешь заниматься? – спросил у меня Глад.
– Не знаю, – ответил я с набитым ртом.
– Тебя вообще ставят в известность?
– Перед выходом на задание.
– А тебе самому не интересно?
– Будто я могу решать.
– Можешь.
Это было неправдой. С того момента, как я покинул гроб, мне предложили возможность выбора лишь в двух ситуациях: в качестве награды я мог выбрать, каким способом умру в конце недели и что мне надеть в тот или иной день. Сегодня, к примеру, на мне красовался тот же костюм и туфли, что и вчера, трусы в красную розочку, носки цвета морской волны, на которых распластались малиновые осьминоги, и кроваво-красная футболка с лживым девизом: «ТРУПЫ ДЕЛАЮТ ЭТО ЛЕЖА».
– Никто ничего не решает, – сумрачно возразил Смерть. – Мы все кому-то служим.
Завтрак продолжился в задумчивой тишине, которую нарушил Шкода. Он с грохотом вломился в двери, ухватил банан и объявил, что ему надо на почту.
Смерть кивнул:
– Но не забудь до обеда почистить машину. Чтобы ни единой собачьей шерстинки не осталось. А не так, как в прошлый раз.
Шкода хлопнул дверью.
– Так чем вы сегодня будете заниматься. – повторил свой вопрос Глад.
– Выберемся на природу, – ответил Смерть и обернулся ко мне. – Но перед этим я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Они находятся в подчинении Войны, но я иногда беру их, если Шеф заказывает чистую и эффективную смерть. – Он накрыл мою руку ладонью. – Ты нам поможешь их найти?
– А что именно?
– Большой коричневый пакет с маленькой красной буквой… – Он задумался. – Или маленький красный пакет с большой коричневой цифрой.
– Так что именно?
Смерть почесал двумя пальцами подбородок:
– Знаешь, я не помню.
* * *
Еще при жизни моя память постоянно меня надувала. Я забывал то, что хотел запомнить, и помнил то, что хотел забыть. Иногда я забывал, что собирался о чем-то помнить, и вспоминал об этом слишком поздно. Я не принадлежал к тем редким счастливцам, которые забывают то, что им не нравится, а помнят только приятное. Часто это меня удручало, особенно когда я начинал думать об Эми.
Я не раз хотел улучшить свою память, прочел кучу книг о ее механизмах. Узнал, что ощущения, получаемые через органы чувств, преобразуются в нервные импульсы. Сами импульсы и пути, по которым они распространяются в мозгу, способны мгновенно воссоздаваться – это кратковременная память. Долговременная память образуется в результате повторяющейся передачи импульсов по соответствующим путям, после чего в мозгу образуются постоянные анатомические и биохимические каналы, которые…
Дальше я забыл.
Красная армия
Дверь на склад уже была открыта, и по грудь в куче маленьких коричневых пакетов мы увидели Войну. Тот громко чертыхался.
Смерть кашлянул. Война раздраженно уставился на него.
– Чего надо?
– Пришли предложить тебе руку помощи.
– Сдалась мне ваша рука. Глаза – вот что надо.
– Глаза тоже есть.
Неловкая пауза.
– Я ищу пакет, – мрачно признался Война.
– Какой именно?
– Большой, красный. Не помню, что на нем написано.
Смерть потер подбородок ладонью, оглядывая комнату. Война надул губы, словно ребенок устрашающих размеров, и вернулся к своим поискам.
Склад сверху донизу был забит пакетами, мешками, тюками, свертками, техникой, приборами, приспособлениями, запчастями и просто хламом. Все на этом складе служило опорой всему – вытащишь маленький пакет из какой-нибудь груды в одном конце комнаты, и в другом конце все рухнет, или достанешь мешок с вершины какой-нибудь кучи, и вся куча необратимо потеряет устойчивость. Стены и пол скрывались под частями неопознанных объектов, а четыре окна, загороженные штабелями и грудами, почти не пропускали света. Дверь, которая вела прямо в Отделение Болезней, оказалась забаррикадирована шаткими колоннами неподписанных картонных коробок. Я в жизни не встречал более загроможденного, хаотичного и невнятного пространства. Это была самая настоящая пещера контрабандистов, дьявольская мастерская, шалаш чародея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65