Как собака, томясь жаждой, подползает на животе к берегу ручья и пьет из него воду, так жадно целовал он в пыли очертания любимой тени. Он передвигался на коленях и на руках и все целовал, целовал контуры тени, как будто впивал в себя смутный дорогой ему образ, простертый на земле.
Удивленная, немного испуганная, она ждала, не решаясь заговорить с ним, и только когда он подполз к ее ногам и, обхватив ее обеими руками, поднял к ней голову, она спросила:
— Что с тобой сегодня?
Он ответил:
— Лиана, я теряю тебя!
Она перебирала пальцами густые волосы своего друга и, запрокинув ему голову, поцеловала его в глаза.
— Почему теряешь? — спросила она, доверчиво улыбаясь ему.
— Завтра мы расстанемся.
— Расстанемся? Ненадолго, милый, совсем ненадолго.
— Кто знает! Не вернутся дни, прожитые здесь.
— Будут другие дни, такие же прекрасные.
Она подняла его, увлекла под дерево, где он когда-то ждал ее, усадила рядом с собой, чуть пониже, чтобы гладить и перебирать его волосы, и стала говорить серьезно и спокойно, как женщина рассудительная, твердая и пламенно любящая, которая все уже предусмотрела, чутьем угадала, что надо делать, и решилась на все:
— Слушай меня, милый. В Париже я чувствую себя совершенно свободно Вильям не обращает на меня никакого внимания. Ему важны только его дела, а меня он и не замечает. Ты не женат, значит, я могу приходить к тебе. Я буду приходить каждый день, каждый день, в разное время: то утром, то днем, то вечером, — ведь прислуга начнет сплетничать, если я буду уходить из дому в одни и те же часы Мы можем встречаться так же часто, как здесь, и даже чаще, — не надо будет бояться любопытных.
Но он повторял, крепко обнимая ее за талию и положив голову ей на колени:
— Лиана! Лиана! Я потеряю тебя! Я чувствую, что потеряю тебя!
Она немножко рассердилась на него за эту неразумную, детскую печаль, не вязавшуюся с его мощным телом; рядом с ним она, такая хрупкая, была полна уверенности в себе, уверенности, что никто и ничто не может их разлучить.
Он зашептал:
— Лиана, согласись, бежим вместе, уедем далекодалеко, в прекрасную страну, полную цветов, и будем там любить друг друга. Скажи только слово, и мы сегодня же вечером уедем. Скажи, ты согласна?
Но она досадливо пожала плечами, недовольная, что он не слушает ее. Разве можно в такую минуту предаваться мечтаниям и ребяческим нежностям? Сейчас надо проявить волю и благоразумие, придумать средство, чтобы можно было всегда любить друг друга и не вызывать подозрений.
Она сказала:
— Послушай меня, милый. Нам надо все обдумать и договориться, чтобы не допустить какой-нибудь неосторожности или ошибки. Во-первых, скажи: ты уверен в своих слугах? Больше всего надо бояться доноса, анонимного письма моему мужу. Сам он ни за что не догадается. Я хорошо знаю Вильяма…
Но это имя, которое она произнесла уже два раза, вдруг болезненно задело Поля. Он сказал с раздражением:
— Ах, не говори о нем сегодня?
Она удивилась:
— Почему? Ведь надо же… О, уверяю тебя, он совсем не дорожит мною.
Она угадала его мысли. Смутная, еще безотчетная ревность проснулась в нем. И вдруг, став на колени, он сказал, сжимая ее руки:
— Слушай, Лиана…
И умолк, не решаясь высказать свое беспокойство, возникшее вдруг постыдное подозрение, не находя слов, как выразить его.
— Слушай, Лиана… Как у тебя с ним?
Она не поняла:
— Что «как»? Очень хорошо…
— Да, да… Я знаю. Но послушай… пойми меня хорошенько… Ведь он твой муж… словом… Ах, если б ты знала, сколько я думал об этом последние дни! Как это меня мучает!.. Как это терзает меня! Ты поняла? Да?
Она на миг задумалась и вдруг, поняв его вопрос, вскрикнула с искренним негодованием:
— Ах, как ты можешь?.. Милый, как ты мог подумать… Зачем ты так!.. Я же вся твоя, слышишь? Только твоя… Ведь я люблю тебя, Поль!..
Он снова уронил голову ей на колени и тихо сказал:
— Лиана, маленькая моя!.. Но ведь он твой муж… Муж. Как же ты будешь? Ты подумала об этом? Скажи… Как будет сегодня вечером или завтра? Ты же не можешь… всегда, всегда говорить ему «нет»…
Она прошептала еле слышно:
— Я его уверила, что я беременна… и он успокоился. Ему это не очень важно… право. Не будем говорить об этом, милый, не надо. Если бы ты знал, как мне это обидно, как горько!.. Верь мне, ведь я люблю тебя!..
Он больше не двигался, молча целовал ее платье, вдыхая аромат ее духов, а она тихо гладила его лицо своими легкими, нежными пальцами.
Вдруг она сказала:
— Пора. Надо идти, а то могут заметить, что нас обоих нет.
Они простились, крепко, до боли сжав друг друга в долгом объятии, и она ушла первая, почти побежала, чтобы вернуться поскорее. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла, смотрел с такой печалью, как будто все его счастье, все надежды исчезли вместе с нею.
Часть вторая
I
Через год, к первому июля, Анвальский курорт стал неузнаваем.
На вершине холма, поднимавшегося посреди долины, меж двух ее выходов, выросло строение в мавританском стиле, и на фронтоне его блестело золотыми буквами слово Казино.
Молодой лес по склону, обращенному к Лимани, превратился в небольшой парк. Перед казино, возвышаясь над широкой овернской равниной, протянулась терраса с каменной балюстрадой, которую из конца в конец украшали большие вазы поддельного мрамора.
Пониже, в виноградниках, мелькали крытые лаком фасады шести разбросанных в них швейцарских домиков.
На южном склоне сверкал белизной громадный «Гранд-отель Монт-Ориоля», привлекая взоры путешественников еще издали, как только они выезжали из Риома. А внизу, у подошвы того же самого холма, стояло теперь квадратное здание без всяких вычур в архитектуре, но просторное, окруженное садом, где пробегал ручей, вытекавший из ущелья, — это была водолечебница, и там больных ожидали чудеса исцеления, которые сулила им брошюра, написанная доктором Латоном. Надпись на фасаде гласила: Лечебные ванны Монт-Ориоля; на правом крыле буквами помельче сообщалось: Гидротерапия, Промывание желудка. Бассейны с проточной водой; на левом крыле: Институт механизированной врачебной гимнастики.
Все было новенькое, ослепительно белое. Повсюду еще работали маляры, кровельщики, водопроводчики, землекопы, хотя ванное заведение уже месяц было открыто для больных.
С первых же дней успех превзошел все ожидания основателей. Три виднейших парижских врача, три знаменитости, профессора Ма-Руссель, Клош и Ремюзо, взяли новый курорт под свое покровительство и согласились пожить некоторое время в виллах, построенных Бернским обществом сборных дач и предоставленных в их распоряжение дирекцией курорта.
Доверяясь авторитету парижских светил, больные хлынули в Монт-Ориоль. Новенький «Гранд-отель» был переполнен.
Хотя водолечебница начала действовать в первых числах июня, официальное открытие курорта отложили до первого июля, чтобы привлечь побольше народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Удивленная, немного испуганная, она ждала, не решаясь заговорить с ним, и только когда он подполз к ее ногам и, обхватив ее обеими руками, поднял к ней голову, она спросила:
— Что с тобой сегодня?
Он ответил:
— Лиана, я теряю тебя!
Она перебирала пальцами густые волосы своего друга и, запрокинув ему голову, поцеловала его в глаза.
— Почему теряешь? — спросила она, доверчиво улыбаясь ему.
— Завтра мы расстанемся.
— Расстанемся? Ненадолго, милый, совсем ненадолго.
— Кто знает! Не вернутся дни, прожитые здесь.
— Будут другие дни, такие же прекрасные.
Она подняла его, увлекла под дерево, где он когда-то ждал ее, усадила рядом с собой, чуть пониже, чтобы гладить и перебирать его волосы, и стала говорить серьезно и спокойно, как женщина рассудительная, твердая и пламенно любящая, которая все уже предусмотрела, чутьем угадала, что надо делать, и решилась на все:
— Слушай меня, милый. В Париже я чувствую себя совершенно свободно Вильям не обращает на меня никакого внимания. Ему важны только его дела, а меня он и не замечает. Ты не женат, значит, я могу приходить к тебе. Я буду приходить каждый день, каждый день, в разное время: то утром, то днем, то вечером, — ведь прислуга начнет сплетничать, если я буду уходить из дому в одни и те же часы Мы можем встречаться так же часто, как здесь, и даже чаще, — не надо будет бояться любопытных.
Но он повторял, крепко обнимая ее за талию и положив голову ей на колени:
— Лиана! Лиана! Я потеряю тебя! Я чувствую, что потеряю тебя!
Она немножко рассердилась на него за эту неразумную, детскую печаль, не вязавшуюся с его мощным телом; рядом с ним она, такая хрупкая, была полна уверенности в себе, уверенности, что никто и ничто не может их разлучить.
Он зашептал:
— Лиана, согласись, бежим вместе, уедем далекодалеко, в прекрасную страну, полную цветов, и будем там любить друг друга. Скажи только слово, и мы сегодня же вечером уедем. Скажи, ты согласна?
Но она досадливо пожала плечами, недовольная, что он не слушает ее. Разве можно в такую минуту предаваться мечтаниям и ребяческим нежностям? Сейчас надо проявить волю и благоразумие, придумать средство, чтобы можно было всегда любить друг друга и не вызывать подозрений.
Она сказала:
— Послушай меня, милый. Нам надо все обдумать и договориться, чтобы не допустить какой-нибудь неосторожности или ошибки. Во-первых, скажи: ты уверен в своих слугах? Больше всего надо бояться доноса, анонимного письма моему мужу. Сам он ни за что не догадается. Я хорошо знаю Вильяма…
Но это имя, которое она произнесла уже два раза, вдруг болезненно задело Поля. Он сказал с раздражением:
— Ах, не говори о нем сегодня?
Она удивилась:
— Почему? Ведь надо же… О, уверяю тебя, он совсем не дорожит мною.
Она угадала его мысли. Смутная, еще безотчетная ревность проснулась в нем. И вдруг, став на колени, он сказал, сжимая ее руки:
— Слушай, Лиана…
И умолк, не решаясь высказать свое беспокойство, возникшее вдруг постыдное подозрение, не находя слов, как выразить его.
— Слушай, Лиана… Как у тебя с ним?
Она не поняла:
— Что «как»? Очень хорошо…
— Да, да… Я знаю. Но послушай… пойми меня хорошенько… Ведь он твой муж… словом… Ах, если б ты знала, сколько я думал об этом последние дни! Как это меня мучает!.. Как это терзает меня! Ты поняла? Да?
Она на миг задумалась и вдруг, поняв его вопрос, вскрикнула с искренним негодованием:
— Ах, как ты можешь?.. Милый, как ты мог подумать… Зачем ты так!.. Я же вся твоя, слышишь? Только твоя… Ведь я люблю тебя, Поль!..
Он снова уронил голову ей на колени и тихо сказал:
— Лиана, маленькая моя!.. Но ведь он твой муж… Муж. Как же ты будешь? Ты подумала об этом? Скажи… Как будет сегодня вечером или завтра? Ты же не можешь… всегда, всегда говорить ему «нет»…
Она прошептала еле слышно:
— Я его уверила, что я беременна… и он успокоился. Ему это не очень важно… право. Не будем говорить об этом, милый, не надо. Если бы ты знал, как мне это обидно, как горько!.. Верь мне, ведь я люблю тебя!..
Он больше не двигался, молча целовал ее платье, вдыхая аромат ее духов, а она тихо гладила его лицо своими легкими, нежными пальцами.
Вдруг она сказала:
— Пора. Надо идти, а то могут заметить, что нас обоих нет.
Они простились, крепко, до боли сжав друг друга в долгом объятии, и она ушла первая, почти побежала, чтобы вернуться поскорее. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла, смотрел с такой печалью, как будто все его счастье, все надежды исчезли вместе с нею.
Часть вторая
I
Через год, к первому июля, Анвальский курорт стал неузнаваем.
На вершине холма, поднимавшегося посреди долины, меж двух ее выходов, выросло строение в мавританском стиле, и на фронтоне его блестело золотыми буквами слово Казино.
Молодой лес по склону, обращенному к Лимани, превратился в небольшой парк. Перед казино, возвышаясь над широкой овернской равниной, протянулась терраса с каменной балюстрадой, которую из конца в конец украшали большие вазы поддельного мрамора.
Пониже, в виноградниках, мелькали крытые лаком фасады шести разбросанных в них швейцарских домиков.
На южном склоне сверкал белизной громадный «Гранд-отель Монт-Ориоля», привлекая взоры путешественников еще издали, как только они выезжали из Риома. А внизу, у подошвы того же самого холма, стояло теперь квадратное здание без всяких вычур в архитектуре, но просторное, окруженное садом, где пробегал ручей, вытекавший из ущелья, — это была водолечебница, и там больных ожидали чудеса исцеления, которые сулила им брошюра, написанная доктором Латоном. Надпись на фасаде гласила: Лечебные ванны Монт-Ориоля; на правом крыле буквами помельче сообщалось: Гидротерапия, Промывание желудка. Бассейны с проточной водой; на левом крыле: Институт механизированной врачебной гимнастики.
Все было новенькое, ослепительно белое. Повсюду еще работали маляры, кровельщики, водопроводчики, землекопы, хотя ванное заведение уже месяц было открыто для больных.
С первых же дней успех превзошел все ожидания основателей. Три виднейших парижских врача, три знаменитости, профессора Ма-Руссель, Клош и Ремюзо, взяли новый курорт под свое покровительство и согласились пожить некоторое время в виллах, построенных Бернским обществом сборных дач и предоставленных в их распоряжение дирекцией курорта.
Доверяясь авторитету парижских светил, больные хлынули в Монт-Ориоль. Новенький «Гранд-отель» был переполнен.
Хотя водолечебница начала действовать в первых числах июня, официальное открытие курорта отложили до первого июля, чтобы привлечь побольше народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70