и на его тонком лице с желтовым оттенком под черной полоской усиков блуждала странная улыбка.
Музыка замолкла; из соседнего кабачка принесли прохладительные напитки, и мы видели, как Жанни, сжимая стакан, осушает его большими глотками, ставит его дрожащей рукой на поднос. Она меня заметила, отвела глаза, затем в упор посмотрела, и что читалось в ее взгляде: дерзкий вызов, смущение, безумное отчаяние?
А потом… Потом все случилось так быстро, что я с трудом понимал, что произошло. Вошла девушка и, посмотрев на Жанни, наклонилась к своей соседке и шепнула ей несколько слов. Та засмеялась и очень громко сказала:
– Очень хорошо. Этого давно следовало ожидать!
И так как все приблизились, ожидая приятных новостей, она сказала еще громче:
– Вот, Луиза возвращалась со стадом коров, встретила повозку Кардиналя. И вы знаете, кого она увидела в повозке между Кардиналем и фокусником? Молодого человека из замка, студента Жан-Клода, который уехал и бросил свою красотку!
Жанни… Мы смотрели на нее, мы не отрывали от нее глаз. Разве она не услышала? Однако сначала не было понятно, уловила ли она смысл слов? Она не двигалась, вся в каком-то оцепенении; капля пота соскользнула по переносице к шраму на щеке. Потом на мгновение вся она как-то обмякла. Застонав, Жанни выбежала из зала. Она промчалась передо мной, села на велосипед, оставленный ею перед шатром, и исчезла между лавочками.
Все застыли, не смея двинуться.
– Она хочет бежать за ним вдогонку? – сказала наконец какая-то девушка.
– Она всегда странной была, еще со школы, ты помнишь?
Музыка вновь заиграла, но никто даже и не думал танцевать.
– Да, да, я его видела, – повторяла Луиза. – Это было на середине большого спуска. Повозка двигалась медленно из-за тумана. Я даже сказала Кардиналю: "Так вы не скоро доберетесь". И я его видела, его, мальчишку из замка, между Кардиналем и человеком, что показывает фокусы; он молча курил, я его узнала.
– Так и должно было случиться. Парень не из наших и приютская девчонка!
– Это не мешало ей жеманничать, будто она королевская дочь какая!
– И чего он ей наобещал?
Из глубины зала вышел один из призывников; взобравшись на эстраду, он сложил руки рупором и прокричал:
– Это не помешает нам танцевать! По местам! Начали! По местам!
Он надел на голову бумажный колпак, и ему зааплодировали. Но пока бал вновь разгорался, я услышал, как Брюно прошептал своему брату:
– Это ничего бы не изменило, но, быть может, следовало бы ее задержать…
Какой дым, какой гвалт и эта густая жара! Все пили, играли в карты, даже на биллиардном столе. Ришар меня заметил – он сидел в углу зала, напротив Брюно. Через несколько столов Баско и его дядя болтали с двумя чужаками.
– Ты с бала? – спросил у меня Ришар.
Я проскользнул к нему и сел на обитую кожей скамейку.
– Я смотрел лавчонки.
– Но ты был на балу, когда она ушла?
Брюно рассердился:
– Да ты зациклился!
– Нет, Брюно, я об этом больше не думаю. Или, если думаю, то не то, что ты имеешь в виду.
Он говорил упорнее и неторопливее, чем обычно, напевно произнося последние слова фраз.
– Нет, ты же видишь, все кончено. Так должно быть, как когда ты слезаешь с операционного стола. И, конечно, это тяжело; но я теперь уже точно прозрел.
Он протянул руку к стакану.
– Ты слишком много пьешь, Ришар, – остановил его Брюно.
Ришар улыбнулся:
– Да, у меня нет привычки ни к этому, ни к чему другому… – И добавил, как бы для себя: – Это почти призвание…
Каждую минуту открывалась дверь; клубы тумана врывались и долетали до нас, в то время как какой-нибудь парень, еще красный от танцев, приветствовал нас, приставив палец к шляпе и воскликнув: "Призывники!" В задней комнате за банкетным столом по случаю сегодняшнего праздника сидело человек тридцать сотрапезников; мы слышали, как они поют и смеются или иногда, после удачной остроты или хорошо спетого романса, выказывают одобрение, стуча все вместе по тарелкам. Маленькая, краснощекая, в неохватном корсаже, повсюду нужная, трактирщица бегала от столика к столику, сбиваясь с ног, и внезапно останавливалась, затыкая уши:
– Кричите, кричите, – причитала она, – так быстрее будет!
Было ли это от усталости или от липкой влажности зала? Все в моем сознании как бы отдалялось и становилось нереальным, кроме разве что образа Жанни. Ее я тоже попытался забыть, но в тот момент, когда я думал, что достиг этой цели, и когда всякая мысль стиралась, – эта сумятица во мне, это внезапно пересохшее горло – это была еще Жанни.
– Ты понимаешь, – повторял Ришар, – я не могу за это на нее обижаться.
А Брюно:
– Все знают, что в глубине души она неплохая девушка.
– Неплохая девушка?! Да даже сегодня, – ты меня слушаешь? – она лучше большинства тех, кто ее презирает.
– Я и не говорю… Но вообще-то, старик, нужно встряхнуться. Девушек, их ведь много.
– О! – сказал Ришар. – Я думаю, еще очень долго для меня не будет никого, кроме нее.
Немного позже и Брюно вздохнул:
– И все-таки я и сам интересуюсь, где она может быть.
Где-то группа призывников с криками, радостными воплями, под звуки горна прошла по улице, которая вела к их деревне.
– А этому что от нас нужно? – проворчал Брюно.
Браконьер встал из-за стола и вразвалочку приближался к нам. Он поприветствовал всех кивком головы.
– Ну что, призывнички, – сказал он, – кажется, не все ладится?
Так как никто не отвечал, он обратился к Ришару:
– Из-за малышки?
– Да, – тихо ответил Ришар.
Браконьер скроил сочувственную гримасу и, садясь рядом с Брюно, который нахмурившись отодвинул стул, сказал:
– Не стоит. Ничего не поделаешь. Девчонки, как она, – они такие живчики. Только что в руках держал, и вот уже ушла. Я в этом разбираюсь немного.
Но Ришар покачал головой. Ружо, положив локти на стол (он ведь тоже наверняка опрокинул не один стаканчик: некоторая расслабленность и хитрое выражение лица свидетельствовало об этом), сказал:
– Ты вот все маешься, маешься! Чего зря маяться? Кто только не был с ней. Я первый, я знаю отлично, ну и что! Это мужское дело. Но парижанин, парень из замка, разве это лучше?.. А, скажи?.. И тот, другой, фермер из Морона, ты думаешь, малышка могла рассчитывать на него? Ты мне скажешь: "Я!" Да, ты! Ты, Блезон, ты ей говорил, что это могло бы быть хорошо, что это могло бы быть прекрасно, что она могла бы быть королевой, и что!.. Хочешь я тебе скажу? Я себя спрашиваю, из нас четверых, какие мы есть, не ты ли…
– Лучше будет, если вы замолчите, – внезапно прервал его Брюно.
Ружо пожал плечами и, надвинув свою кепку на глаза, закончил:
– Послушай, угости меня выпивкой.
Но Ришар с взволнованным видом спросил:
– Что вы хотели сказать?
– Ничего: ты меня понял… И потом, ты хорошо сделал, не желая возвращаться больше к этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Музыка замолкла; из соседнего кабачка принесли прохладительные напитки, и мы видели, как Жанни, сжимая стакан, осушает его большими глотками, ставит его дрожащей рукой на поднос. Она меня заметила, отвела глаза, затем в упор посмотрела, и что читалось в ее взгляде: дерзкий вызов, смущение, безумное отчаяние?
А потом… Потом все случилось так быстро, что я с трудом понимал, что произошло. Вошла девушка и, посмотрев на Жанни, наклонилась к своей соседке и шепнула ей несколько слов. Та засмеялась и очень громко сказала:
– Очень хорошо. Этого давно следовало ожидать!
И так как все приблизились, ожидая приятных новостей, она сказала еще громче:
– Вот, Луиза возвращалась со стадом коров, встретила повозку Кардиналя. И вы знаете, кого она увидела в повозке между Кардиналем и фокусником? Молодого человека из замка, студента Жан-Клода, который уехал и бросил свою красотку!
Жанни… Мы смотрели на нее, мы не отрывали от нее глаз. Разве она не услышала? Однако сначала не было понятно, уловила ли она смысл слов? Она не двигалась, вся в каком-то оцепенении; капля пота соскользнула по переносице к шраму на щеке. Потом на мгновение вся она как-то обмякла. Застонав, Жанни выбежала из зала. Она промчалась передо мной, села на велосипед, оставленный ею перед шатром, и исчезла между лавочками.
Все застыли, не смея двинуться.
– Она хочет бежать за ним вдогонку? – сказала наконец какая-то девушка.
– Она всегда странной была, еще со школы, ты помнишь?
Музыка вновь заиграла, но никто даже и не думал танцевать.
– Да, да, я его видела, – повторяла Луиза. – Это было на середине большого спуска. Повозка двигалась медленно из-за тумана. Я даже сказала Кардиналю: "Так вы не скоро доберетесь". И я его видела, его, мальчишку из замка, между Кардиналем и человеком, что показывает фокусы; он молча курил, я его узнала.
– Так и должно было случиться. Парень не из наших и приютская девчонка!
– Это не мешало ей жеманничать, будто она королевская дочь какая!
– И чего он ей наобещал?
Из глубины зала вышел один из призывников; взобравшись на эстраду, он сложил руки рупором и прокричал:
– Это не помешает нам танцевать! По местам! Начали! По местам!
Он надел на голову бумажный колпак, и ему зааплодировали. Но пока бал вновь разгорался, я услышал, как Брюно прошептал своему брату:
– Это ничего бы не изменило, но, быть может, следовало бы ее задержать…
Какой дым, какой гвалт и эта густая жара! Все пили, играли в карты, даже на биллиардном столе. Ришар меня заметил – он сидел в углу зала, напротив Брюно. Через несколько столов Баско и его дядя болтали с двумя чужаками.
– Ты с бала? – спросил у меня Ришар.
Я проскользнул к нему и сел на обитую кожей скамейку.
– Я смотрел лавчонки.
– Но ты был на балу, когда она ушла?
Брюно рассердился:
– Да ты зациклился!
– Нет, Брюно, я об этом больше не думаю. Или, если думаю, то не то, что ты имеешь в виду.
Он говорил упорнее и неторопливее, чем обычно, напевно произнося последние слова фраз.
– Нет, ты же видишь, все кончено. Так должно быть, как когда ты слезаешь с операционного стола. И, конечно, это тяжело; но я теперь уже точно прозрел.
Он протянул руку к стакану.
– Ты слишком много пьешь, Ришар, – остановил его Брюно.
Ришар улыбнулся:
– Да, у меня нет привычки ни к этому, ни к чему другому… – И добавил, как бы для себя: – Это почти призвание…
Каждую минуту открывалась дверь; клубы тумана врывались и долетали до нас, в то время как какой-нибудь парень, еще красный от танцев, приветствовал нас, приставив палец к шляпе и воскликнув: "Призывники!" В задней комнате за банкетным столом по случаю сегодняшнего праздника сидело человек тридцать сотрапезников; мы слышали, как они поют и смеются или иногда, после удачной остроты или хорошо спетого романса, выказывают одобрение, стуча все вместе по тарелкам. Маленькая, краснощекая, в неохватном корсаже, повсюду нужная, трактирщица бегала от столика к столику, сбиваясь с ног, и внезапно останавливалась, затыкая уши:
– Кричите, кричите, – причитала она, – так быстрее будет!
Было ли это от усталости или от липкой влажности зала? Все в моем сознании как бы отдалялось и становилось нереальным, кроме разве что образа Жанни. Ее я тоже попытался забыть, но в тот момент, когда я думал, что достиг этой цели, и когда всякая мысль стиралась, – эта сумятица во мне, это внезапно пересохшее горло – это была еще Жанни.
– Ты понимаешь, – повторял Ришар, – я не могу за это на нее обижаться.
А Брюно:
– Все знают, что в глубине души она неплохая девушка.
– Неплохая девушка?! Да даже сегодня, – ты меня слушаешь? – она лучше большинства тех, кто ее презирает.
– Я и не говорю… Но вообще-то, старик, нужно встряхнуться. Девушек, их ведь много.
– О! – сказал Ришар. – Я думаю, еще очень долго для меня не будет никого, кроме нее.
Немного позже и Брюно вздохнул:
– И все-таки я и сам интересуюсь, где она может быть.
Где-то группа призывников с криками, радостными воплями, под звуки горна прошла по улице, которая вела к их деревне.
– А этому что от нас нужно? – проворчал Брюно.
Браконьер встал из-за стола и вразвалочку приближался к нам. Он поприветствовал всех кивком головы.
– Ну что, призывнички, – сказал он, – кажется, не все ладится?
Так как никто не отвечал, он обратился к Ришару:
– Из-за малышки?
– Да, – тихо ответил Ришар.
Браконьер скроил сочувственную гримасу и, садясь рядом с Брюно, который нахмурившись отодвинул стул, сказал:
– Не стоит. Ничего не поделаешь. Девчонки, как она, – они такие живчики. Только что в руках держал, и вот уже ушла. Я в этом разбираюсь немного.
Но Ришар покачал головой. Ружо, положив локти на стол (он ведь тоже наверняка опрокинул не один стаканчик: некоторая расслабленность и хитрое выражение лица свидетельствовало об этом), сказал:
– Ты вот все маешься, маешься! Чего зря маяться? Кто только не был с ней. Я первый, я знаю отлично, ну и что! Это мужское дело. Но парижанин, парень из замка, разве это лучше?.. А, скажи?.. И тот, другой, фермер из Морона, ты думаешь, малышка могла рассчитывать на него? Ты мне скажешь: "Я!" Да, ты! Ты, Блезон, ты ей говорил, что это могло бы быть хорошо, что это могло бы быть прекрасно, что она могла бы быть королевой, и что!.. Хочешь я тебе скажу? Я себя спрашиваю, из нас четверых, какие мы есть, не ты ли…
– Лучше будет, если вы замолчите, – внезапно прервал его Брюно.
Ружо пожал плечами и, надвинув свою кепку на глаза, закончил:
– Послушай, угости меня выпивкой.
Но Ришар с взволнованным видом спросил:
– Что вы хотели сказать?
– Ничего: ты меня понял… И потом, ты хорошо сделал, не желая возвращаться больше к этому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23