Часто с ним встречался. Бывало, встречу
его в газете и сразу говорю жене: "Знаешь, кто это? Это -- Сталин!"
Она говорит: "Сам ты -- Сталин! Это же -- Молотов. На своих
похоронах".
Но так я ошибся только несколько раз. Когда фото печатали не в полный рост, а
лишь по колено. А тогда меня еще подпись сбила: "Сталин со своей матерью". Я и
подумал: "Какой же это Сталин, если "Мать" написал Горький! Антон
Павлович".
Знал я и Жданова. Жданов -- это его псевдоним. А настоящая его фамилия была
Мариуполь. Девичья фамилия Свердлова -- Екатеринбург. А фамилия Ломоносова --
Ораниенбаум.
А вот с Берией я не встречался. И это хорошо. Встретился бы я с Берией --
больше бы никогда его не увидел. Я такой. Если мне кто сегодня не нравится --
Керенский там или Котовский -- я сразу к нему подхожу и вырубаю его из
телевизора!
А Берия -- это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов.
А настоящая фамилия Ежова -- Ягода. А Ягоды -- Дзержинский. А
Дзержинского -- Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа -- ЦРУ. Сокращенно
-- ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.
Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке -- и сразу говорю
жене, хорошенько прежде подумав: "Это -- Хрущев. Или -- Подгорный. В крайнем
случае -- Ломоносов". Она говорит: "Какой же это Ломоносов, если у него на
пиджаке орден Ленина присобачен?!"
Я говорю: "Тогда спорим на рубль, что это -- Громыко. Арвид Янович".
Она говорит: "Какой же это, к черту, Громыко, если у него -- парик! Как у
Ломоносова".
Тогда читаю подпись под фотографией: "Кавалер ордена Ленина, работница
ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой
молодой".
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио,
смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали,
почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова:
вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только
названием. И еще многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а
бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть
читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь
или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете,
почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его
по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он
же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам
грустно было.
Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он
целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла.
Его уже за пиджак дергают: "Леонид Ильич, остановитесь! Это же -- почетный
караул! Восемьсот солдат..." Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить
дюжину банок на спине больного.
А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину
-- Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда
ни целуй -- всT щеки.
Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни
с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.
Да, забыл еще о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я
думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все -- серые.
Серые -- потому, что с головой было плохо. А кардиналы -- потому, что с
сердцем. У них одна была линия -- прямая! Как извилин, так и кардиограммы!
Да, многих я знал. Только они меня не знали.
1825 -- 1998
Взятие Бастилии Из недавнего прошлого
-- За что двойку-то получил, сынок?
-- За взятие Бастилии.
-- А это что такое?
-- Это крепость такая.
-- Сколько градусов?
-- Не знаю. Ее штурмом брали.
-- Крепкая, значит. Раз ее так брали.
-- Да, папка, там такая битва была! С солдатами!
-- Конечно, солдатам же тоже надо.
-- Но народ все-таки прорвался!
-- То есть взяли Бастилию-то эту?
-- Взяли, папка. И устроили такой праздник!
-- Конечно, это всегда праздник, когда взял.
-- А потом они ее разбили.
-- Целую?!
-- Да. Только уже пустую.
-- Ну, слава богу! Пустую не жалко. Ее всегда разбивают. Или сдают.
-- А потом они еще генерала захватили.
-- Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати,
там был?
-- Наполеона не было.
-- Ты внимательно читал? Наполеон -- он такой маленький, пузатенький.
-- Там Вольтер был. Томился.
-- Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.
-- Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.
-- Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И
Распутин. И Менделеев с Горбачевым.
-- А еще там гильотина была.
-- Тоже вольные мысли будит?
-- Наоборот, голову отрубает. В момент.
-- Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.
-- Короче, скоро Бастилии не стало.
-- То есть быстро ее разобрали?
-- Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.
-- Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?
-- Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.
-- Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он
тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.
-- А Мильтон -- это кто, писатель?
-- Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.
-- В общем, с историей у меня плохо, папка.
-- Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.
В город, или Напутствие
-- А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.
-- Ракиту?! Это -- которая у пруда?
-- Нет, бабка, -- рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для
примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, -- сразу
в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней
анфискуют.
-- Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая... рэкитутка.
-- А еще, бабка, бойся парнухи.
-- А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.
-- Парнуха, бабка, -- это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху
смотришь, пар идет!
-- Парилка -- значит?
-- Нет. В парилке -- как? Сперва -- мужики, а после -- бабы. А в парнухе -- все
вместе.
-- Парятся?
-- Да, бабка, иной раз так спарятся -- водой не разольешь!
-- Поняла, дед. Чтоб я еще раз в баню...
-- А еще, бабка, бойся спиду.
-- Аспид?! Гад, что ли, ползучий?
-- Хуже, бабка. Спид -- это гадость такая иностранного производства. Чтобы ее
не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.
-- Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!
-- И не только ложки, бабка. Мужики -- и те должны быть одноразовые. То есть
один раз -- с одним, другой раз -- с другим.
-- А у Анфиски мужик как раз многоразовый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
его в газете и сразу говорю жене: "Знаешь, кто это? Это -- Сталин!"
Она говорит: "Сам ты -- Сталин! Это же -- Молотов. На своих
похоронах".
Но так я ошибся только несколько раз. Когда фото печатали не в полный рост, а
лишь по колено. А тогда меня еще подпись сбила: "Сталин со своей матерью". Я и
подумал: "Какой же это Сталин, если "Мать" написал Горький! Антон
Павлович".
Знал я и Жданова. Жданов -- это его псевдоним. А настоящая его фамилия была
Мариуполь. Девичья фамилия Свердлова -- Екатеринбург. А фамилия Ломоносова --
Ораниенбаум.
А вот с Берией я не встречался. И это хорошо. Встретился бы я с Берией --
больше бы никогда его не увидел. Я такой. Если мне кто сегодня не нравится --
Керенский там или Котовский -- я сразу к нему подхожу и вырубаю его из
телевизора!
А Берия -- это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов.
А настоящая фамилия Ежова -- Ягода. А Ягоды -- Дзержинский. А
Дзержинского -- Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа -- ЦРУ. Сокращенно
-- ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.
Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке -- и сразу говорю
жене, хорошенько прежде подумав: "Это -- Хрущев. Или -- Подгорный. В крайнем
случае -- Ломоносов". Она говорит: "Какой же это Ломоносов, если у него на
пиджаке орден Ленина присобачен?!"
Я говорю: "Тогда спорим на рубль, что это -- Громыко. Арвид Янович".
Она говорит: "Какой же это, к черту, Громыко, если у него -- парик! Как у
Ломоносова".
Тогда читаю подпись под фотографией: "Кавалер ордена Ленина, работница
ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой
молодой".
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио,
смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали,
почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова:
вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только
названием. И еще многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а
бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть
читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь
или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете,
почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его
по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он
же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам
грустно было.
Но все-таки Брежнев из них был самый человечный человек. Помните, как он
целовался? Никого не обидит. И президента поцелует. И посла. И жену посла.
Его уже за пиджак дергают: "Леонид Ильич, остановитесь! Это же -- почетный
караул! Восемьсот солдат..." Да, так смачно целовался, что вполне мог заменить
дюжину банок на спине больного.
А вот другие наши деятели не любили целоваться. Сталину трубка мешала. Ленину
-- Крупская. А у Хрущева трудно было сразу разобраться, куда целовать. Его куда
ни целуй -- всT щеки.
Ну, а Горбачева СПИД пугал. Поэтому он ни с кем не целовался. Ни с Рейганом. Ни
с Ельциным. Ни даже с Ритой Тэтчер. Хотя она вроде бы женщина.
Да, забыл еще о Суслове с теплотой вспомнить. Серый Кардинал его называли. А я
думаю: почему только он Серый Кардинал? Все они были кардиналы. И все -- серые.
Серые -- потому, что с головой было плохо. А кардиналы -- потому, что с
сердцем. У них одна была линия -- прямая! Как извилин, так и кардиограммы!
Да, многих я знал. Только они меня не знали.
1825 -- 1998
Взятие Бастилии Из недавнего прошлого
-- За что двойку-то получил, сынок?
-- За взятие Бастилии.
-- А это что такое?
-- Это крепость такая.
-- Сколько градусов?
-- Не знаю. Ее штурмом брали.
-- Крепкая, значит. Раз ее так брали.
-- Да, папка, там такая битва была! С солдатами!
-- Конечно, солдатам же тоже надо.
-- Но народ все-таки прорвался!
-- То есть взяли Бастилию-то эту?
-- Взяли, папка. И устроили такой праздник!
-- Конечно, это всегда праздник, когда взял.
-- А потом они ее разбили.
-- Целую?!
-- Да. Только уже пустую.
-- Ну, слава богу! Пустую не жалко. Ее всегда разбивают. Или сдают.
-- А потом они еще генерала захватили.
-- Так уж и генерала! Полковничка, наверно. Три звездочки. А Наполеон, кстати,
там был?
-- Наполеона не было.
-- Ты внимательно читал? Наполеон -- он такой маленький, пузатенький.
-- Там Вольтер был. Томился.
-- Потому что дорогой, наверно. Как Наполеон.
-- Нет, он потому томился, что вольные мысли пробуждал.
-- Так вольные мысли не только Вольтер пробуждает. Но и Смирнофф тоже. И
Распутин. И Менделеев с Горбачевым.
-- А еще там гильотина была.
-- Тоже вольные мысли будит?
-- Наоборот, голову отрубает. В момент.
-- Хорошая штука, значит, если так моментально отрубаешься.
-- Короче, скоро Бастилии не стало.
-- То есть быстро ее разобрали?
-- Быстро, папка. Когда все ушли, там одни развалины остались.
-- Ну, развалились-то, наверно, только те, кому досталось?
-- Да, папка, те, кому досталось, подняться уже не смогли.
-- Конечно, сынок. Самому подняться, без мильтона, очень трудно. А мильтон, он
тебя и подымет, и отвезет, и обмоет, и обчистит.
-- А Мильтон -- это кто, писатель?
-- Писатель, сынок, писатель. На работу тебе такое напишет.
-- В общем, с историей у меня плохо, папка.
-- Ну, почему же, сынок? Хорошую историю рассказал.
В город, или Напутствие
-- А пуще всего, бабка, бойся рэкиту.
-- Ракиту?! Это -- которая у пруда?
-- Нет, бабка, -- рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для
примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, -- сразу
в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней
анфискуют.
-- Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая... рэкитутка.
-- А еще, бабка, бойся парнухи.
-- А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.
-- Парнуха, бабка, -- это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху
смотришь, пар идет!
-- Парилка -- значит?
-- Нет. В парилке -- как? Сперва -- мужики, а после -- бабы. А в парнухе -- все
вместе.
-- Парятся?
-- Да, бабка, иной раз так спарятся -- водой не разольешь!
-- Поняла, дед. Чтоб я еще раз в баню...
-- А еще, бабка, бойся спиду.
-- Аспид?! Гад, что ли, ползучий?
-- Хуже, бабка. Спид -- это гадость такая иностранного производства. Чтобы ее
не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.
-- Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!
-- И не только ложки, бабка. Мужики -- и те должны быть одноразовые. То есть
один раз -- с одним, другой раз -- с другим.
-- А у Анфиски мужик как раз многоразовый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12