Фредерик ответил недовольной гримасой, радуясь тому, что ему предстоит провести в этой гостинице всего одну ночь. Он не переносил ожесточенных женщин с пронзительными голосами.
– Она что, немного сварлива?
– Сварлива? – Слуга тихонько усмехнулся – Нет. Просто знает свое дело и не позволяет никому вмешиваться.
– А что ее муж? Он не имеет влияния на жену?
– В последние пять лет Порция вдовеет. Любая женщина в ее положении становится немного… как бы это сказать?.. Властной. Просто следите за своими манерами, и все будет хорошо.
– Намотаю на ус, – суховато пообещал Фредерик. – Могу я узнать, где мои вещи?
– Да, я отнес их прямехонько в дом. И кошка не успела бы вылизать ухо, а они уже на месте.
Что бы это ни значило, Фредерик сухо кивнул и вышел из конюшни под неумолимо продолжавшийся дождь.
Не обращая внимания на глину, чавкающую под сапогами, Фредерик поспешил через двор, отметив про себя камни, много лет подвергавшиеся капризам погоды, да шиферную крышу старинной гостиницы. Затем он нырнул в парадную дверь и вошел в длинный вестибюль. Там Фредерик отряхнул свой плащ, чтобы избавиться от последних капель дождя, и шагнул вперед.
Следующего шага Фредерик сделать не успел – его заставил остановиться тихий, но властный голос:
– Не двигайтесь с места.
Фредерик только поднял брови, глядя на стройную женщину, решительно направившуюся ему навстречу. Сначала он не смог ее рассмотреть из-за тени, в которой утопал холл. Единственное, что он увидел, – это женскую фигуру, двигавшуюся решительно, несмотря на свой малый рост и изящество.
Только когда она оказалась в полосе размытого света, струившегося в окно, у Фредерика захватило дух и он с шумом втянул воздух.
О Господи! Она вовсе не была старой и сварливой.
Какой же… она была?
Прежде всего красивой.
Нет, гораздо точнее было бы сказать, что она была сногсшибательной, потрясающей, мысленно поправил себя Фредерик.
Ее густые волосы блестели, как черное дерево, и спереди были разделены пробором, а на затылке собраны в узел. Суровый стиль прически создавал прекрасную рамку для чистого овала лица и подчеркивал красоту гладкой фарфоровой кожи. Густые, пушистые ресницы обрамляли удивительной синевы глаза, подобных которым Фредерик не встречал за всю жизнь. Они были цвета кобальта, решил он наконец. Это был совершенный чистый цвет кобальта, такие глаза могли заставить любого мужчину пасть на колени и молить о пощаде.
Фредерик отметил про себя остальные ее черты: тонкий орлиный нос и полные губы (цвета летней розы), они были такими же совершенными, как и все остальное.
Да, ее можно было бы назвать совершенством, если бы не чудовищное коричневое платье, слишком просторное для ее стройной фигуры и застегнутое на все пуговицы до самого прелестного подбородка. Фредерик решил, что модистку, ответственную за это уродливое платье, следовало бы четвертовать.
Попытка принизить ослепительную красоту этой женщины была столь же непростительной, как… как осквернение Моны Лизы Леонардо да Винчи.
Только то, что хозяйка сурово прищурила свои изумительные глаза, вывело Фредерика из странного оцепенения, окутавшего его, как туман. Усилием воли он заставил себя успокоиться и попытался сделать вид, будто не потрясен до мозга костей.
– Простите, вы что-то сказали? – спросил Фредерик с улыбкой, которая, как ему было известно по опыту, могла очаровать самую придирчивую особу женского пола.
Могла очаровать большинство женщин, но не всех, мгновенно сообразил Фредерик, заметив, что она небрежным взглядом скользнула по его еще недавно элегантному, а теперь грязному и мокрому костюму и правильным чертам лица, взгляд ее стал жестче и даже выразил отчуждение и презрение.
– Ваши сапоги, сэр, – тихо сказала она.
Более чем задетый столь холодным приемом, Фредерик тем не менее почувствовал, что ее очарование ничуть не отпустило его. Вне всякого сомнения, это и была ужасная миссис Порция Уокер, но какого черта она делала здесь?
Она могла бы с шиком попирать поклонников из самого изысканного лондонского общества. Она могла бы видеть у своих ног герцогов и графов.
Похоронить себя здесь было, по меньшей мере, грехом.
По спине его пробежала дрожь предвкушения. Порция Уокер была загадочной.
И внезапно его охватило желание разгадать эту загадку.
– Вам не нравятся гессенские сапоги? – мягко спросил Фредерик. – Уверяю вас, что это последний крик моды в светском обществе.
Она сжала губы, демонстрируя явное неодобрение. Относилось ли это именно к нему или джентльменам вообще?
Не был ли ее покойный муж негодяем?
Это могло бы объяснить то, что она избегала Лондона.
– Возможно, это всего лишь провинциальная гостиница, но у нас свои правила. И одно из них заключается в том, что мои гости не оставляют повсюду следов глины.
Она подняла изящную стройную руку, и к ней бросился малый со скверной кожей и копной рыжих волос.
– Вы их снимете, а Толли позаботится, почистит и отполирует их, а потом вернет вам.
Фредерик намеренно принял надменное выражение лица, способное разгневать самую мягкосердечную женщину. Миссис Уокер решительностью и жесткостью характера явно превосходила всех известных ему леди. И как можно было не соблазниться возможностью щелкнуть ее по хорошенькому носику?
– Моя дорогая, джентльмену нелегко доверить свои сапоги незнакомцу, – процедил Фредерик сквозь зубы. – Этот малый легко может их поцарапать или и того хуже – оставить на них жирное пятно.
– Нет, сэр, – возразил малый, и его бледные глаза выкатились из орбит при намеке на то, что он мог бы допустить столь чудовищную ошибку. – Я всегда чрезвычайно осторожен. – Я никогда не…
– Довольно, Толли, – перебила черноволосая миссис Уокер, и голос ее приобрел нотки, свойственные генералу на поле боя. – Если наш гость не доверяет свои бесценные сапоги твоим заботам, то, возможно, ему лучше остановиться в другой гостинице. В той, где допускают, чтобы на полу оставались грязные разводы.
– Или в той, где у хозяев хватает здравого смысла чистить двор так, чтобы джентльмен не беспокоился о том, что испортит отличные сапоги, – с насмешливой улыбкой заметил Фредерик.
Она не поддалась на провокацию, а только равнодушно пожала плечами:
– Как вам будет угодно. Гостиница «Лиса и виноград» всего в десяти милях отсюда по той же дороге.
Фредерик подавил смех. О Боже! Она была просто великолепна, когда стояла, глядя на него отстраненно и высокомерно. Кажется, она способна сохранять спокойствие даже в присутствий дьявола.
По телу Фредерика распространилось знакомое ощущение жара, едва он подумал, будет ли она такой же властной в его постели или нет. Такие мысли открывали множество возможностей, и все они способны были вызвать в нем острое до боли желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73