Но этот непоседа до сих пор не черкнул ни строчки. Кофе был выпит, и Билли курил.
Говоря, он наклонился вперед, и его оживленное молодое лицо было совсем близко от лица его собеседницы. Жуанита откинулась в кресле с блаженным ощущением комфорта и душевного облегчения, какого давно уже не испытывала.
Она не знала, почему, но известие, что Кент был так же далек теперь от обитателей дома в Сан-Матео, как и от нее, значительно смягчило привычную боль в сердце. Теперь виноватым в ее глазах был уже не Кент, а женщины, которые жаждали его любви.
– Нита, как хорошо! – сказал Билли, бросив окурок в пепельницу и уткнув подбородок в руки.
Он улыбался во все лицо с таким по-детски довольным выражением, что Жуанита не могла не улыбнуться в ответ.
– Вы похожи на счастливого мальчугана, – сказала она.
– А вы моя маленькая девочка, да?
Меньше всего ей нравился в Билли этот сентиментально-самоуверенный тон, но сегодня она не могла обрывать его.
Ощущение теплоты, покоя, сытости и комфорта было так сладко.
Он вторично накрыл своей ладонью ее руку. Жуанита сердилась на себя за то, что ее ничуть не трогала эта ласка.
Отчего других девушек это волнует, они тоже говорят разные пустяки, радуются нежной интимности с молодым мужчиной, пожатию рук, поцелуям?
Она же, даже в мыслях, не могла переносить это ни от одного мужчины. Она чувствовала себя за тысячу миль от того, который сейчас касался ее.
И все же он не мог не нравиться, этот милый, красивый, прекрасно одетый двадцатидвухлетний юноша. Его тонкое белье, его пальто, такое мягкое, что напоминало наощупь пушистого котенка, небрежно-уверенная манера, с какой он заказывал обед и расплачивался с лакеем, и потом повел к ожидавшему автомобилю, – все напоминало о том мире, из которого она была изгнанницей вот уже много месяцев.
– Плед, Нита?
– Нет. Благодарю. Мне не холодно.
Он уселся на переднем сидении, закурил, взялся за руль, но вдруг обернулся с улыбкой:
– Куда теперь?
– Домой, я думаю!
– О, нет, это скучно. Поедем в парк.
При свете уличных фонарей было видно, как заблестели его глаза.
– О, это мне нравится!
– Девочка! – засмеялся Билли.
Автомобиль выбрался из ряда других и помчался. Они пролетели Маркет-стрит, шедшую в гору дорогу к парку.
Здесь Билли остановил машину, и они стали смотреть вниз на панораму города.
Короткие, прямые улицы светящимися полосами бежали к холмам; дальше тускло блестела вода в заливе и темным браслетом опоясывали ее Берклей и Оклэнд.
Жуанита добросовестно смотрела и восхищалась вслух. Но она вряд ли видела что-нибудь. Ей отчетливо вспомнился весенний день, пение жаворонков в вышине, звон бубенчиков на шее у коров, глухой шум голубых волн у скал… и Кент рядом. Но нет, она не хотела помнить этого.
Билли обвил ее рукой, и это вернуло ее к действительности.
Он смотрел на нее с полусмущенной, полудоверчивой мольбой. Он не говорил ничего, но она знала, что он ждет ответной нежности, может быть, поцелуев.
Волна отвращения, инстинктивного протеста поднялась в ней. Она любит Билли, он – милый. Но она терпеть не может таких вещей.
Молодые люди всегда этого хотят, она знала это от коллег по магазину, что такой флирт – непременная принадлежность их воскресных прогулок. Но каждая клеточка в ней бунтовала против этого. Отчего они не могут просто болтать по-дружески, бывать вместе, но без этого?
Но как оттолкнуть Билли, который был так мил по отношению к ней? Это следовало бы сделать с самого начала, два часа тому назад, когда он позвал ее обедать. Но она была так рада увидеть его, он внес в ее одиночество и убогое существование что-то слишком желанное и дорогое, чтобы она могла отвернуться от него.
И она оставила руку в его руках, не отклонила плеча, к которому прижалось его плечо.
Билли был в экстазе. Он пролепетал у самых ее волос:
– Я вам нравлюсь, да?
– Вы знаете, что да. Разве вы не нравитесь всем другим девушкам?
– Оставьте в покое других девушек, вы, лукавое создание! Я хочу знать, нравлюсь ли я вам.
– Ну, разумеется!
Сильные руки сомкнулись вокруг нее.
– И мне можно поцеловать вас, да?
– Не надо, Билли, пожалуйста!
Он смеялся, не слушая ее протестов.
– Отчего же не надо, Нита? Отчего, маленькая, хорошая моя Нита? – бормотал он, глупо и блаженно посмеиваясь.
ГЛАВА XVIII
Ей было ужасно стыдно за себя, когда он оставил ее одну у дверей дома в десять часов вечера. Сердце ее билось, щеки пылали.
Она бесшумно вошла в переднюю, взобралась по лестнице в темноте, заглянула мимоходом в освещенную комнату, чтобы кивнуть старой мадам Дюваль, занятой чтением, и пробежала по коридору…
В ее комнате было светло от огней бара напротив. Она зажгла свет.
В чистенькой комнатке все было, как обычно: белый сосновый стол, комод, ее голубой халатик на двери. Она знала здесь каждый дюйм, книги на столе, скудное содержимое ящиков, картинку (собственность хозяйки) на стене. За открытым окном – темная улица. А вокруг – за стенами, над головой – мрачные комнаты, затхлые коридоры.
Все казалось ей особенно унылым в этот час, создавало ощущение заброшенности.
Жуанита сбросила пальто, шляпу и села на кровать, вытянув ноги, уронив руки на колени, неподвижно, словно остекленевшими глазами глядя перед собой.
Она позволила мужчине целовать себя, держать в объятиях и не испытывала никакого трепета и волнения!
– Ну так что же? Что тут плохого? Девушки все делают это, иначе они остаются за бортом, на них никто не обращает внимания.
Она вдруг вскочила на ноги, торопливо разделась, тряхнула головой, ловко отгоняя это новое для нее чувство стыда, и принялась умываться так старательно, словно желала смыть с себя все, что было с нею. Но тщетно. Горькое чувство презрения к себе не уходило. «Нет ничего плохого в том, – твердила она себе лихорадочно, – что она целовалась с человеком, который любит ее». Но унижение было в том, что это был человек, который не был любим ею!
– Но, Боже милостивый, как девушке знать, любит ли она? – спросила она себя с досадой, уже лежа в постели.
И ответ пришел в виде внезапной, мучительно острой мысли о Кенте.
– Да, но Кент – мужчина, – говорила себе Жуанита, – а Билли – мальчик. Кент не стал бы шептать девушке такие влюбленные слова, это было не в его духе, с ним все было иначе. К чему же сравнивать?
Билли молод, это, верно, первое его серьезное чувство. Все убеждало ее в этом. Он богат, у него положение в обществе, будущее.
Но Жуанита в этот первый вечер понимала, что никогда она не будет охотно отвечать на его поцелуи, никогда – желать, чтобы эти руки обнимали ее. Она будет только притворяться, играть роль отлично и охотно, чувствуя к нему искреннюю нежность и жалость и, может быть, обманывая себя саму.
Они продолжали встречаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Говоря, он наклонился вперед, и его оживленное молодое лицо было совсем близко от лица его собеседницы. Жуанита откинулась в кресле с блаженным ощущением комфорта и душевного облегчения, какого давно уже не испытывала.
Она не знала, почему, но известие, что Кент был так же далек теперь от обитателей дома в Сан-Матео, как и от нее, значительно смягчило привычную боль в сердце. Теперь виноватым в ее глазах был уже не Кент, а женщины, которые жаждали его любви.
– Нита, как хорошо! – сказал Билли, бросив окурок в пепельницу и уткнув подбородок в руки.
Он улыбался во все лицо с таким по-детски довольным выражением, что Жуанита не могла не улыбнуться в ответ.
– Вы похожи на счастливого мальчугана, – сказала она.
– А вы моя маленькая девочка, да?
Меньше всего ей нравился в Билли этот сентиментально-самоуверенный тон, но сегодня она не могла обрывать его.
Ощущение теплоты, покоя, сытости и комфорта было так сладко.
Он вторично накрыл своей ладонью ее руку. Жуанита сердилась на себя за то, что ее ничуть не трогала эта ласка.
Отчего других девушек это волнует, они тоже говорят разные пустяки, радуются нежной интимности с молодым мужчиной, пожатию рук, поцелуям?
Она же, даже в мыслях, не могла переносить это ни от одного мужчины. Она чувствовала себя за тысячу миль от того, который сейчас касался ее.
И все же он не мог не нравиться, этот милый, красивый, прекрасно одетый двадцатидвухлетний юноша. Его тонкое белье, его пальто, такое мягкое, что напоминало наощупь пушистого котенка, небрежно-уверенная манера, с какой он заказывал обед и расплачивался с лакеем, и потом повел к ожидавшему автомобилю, – все напоминало о том мире, из которого она была изгнанницей вот уже много месяцев.
– Плед, Нита?
– Нет. Благодарю. Мне не холодно.
Он уселся на переднем сидении, закурил, взялся за руль, но вдруг обернулся с улыбкой:
– Куда теперь?
– Домой, я думаю!
– О, нет, это скучно. Поедем в парк.
При свете уличных фонарей было видно, как заблестели его глаза.
– О, это мне нравится!
– Девочка! – засмеялся Билли.
Автомобиль выбрался из ряда других и помчался. Они пролетели Маркет-стрит, шедшую в гору дорогу к парку.
Здесь Билли остановил машину, и они стали смотреть вниз на панораму города.
Короткие, прямые улицы светящимися полосами бежали к холмам; дальше тускло блестела вода в заливе и темным браслетом опоясывали ее Берклей и Оклэнд.
Жуанита добросовестно смотрела и восхищалась вслух. Но она вряд ли видела что-нибудь. Ей отчетливо вспомнился весенний день, пение жаворонков в вышине, звон бубенчиков на шее у коров, глухой шум голубых волн у скал… и Кент рядом. Но нет, она не хотела помнить этого.
Билли обвил ее рукой, и это вернуло ее к действительности.
Он смотрел на нее с полусмущенной, полудоверчивой мольбой. Он не говорил ничего, но она знала, что он ждет ответной нежности, может быть, поцелуев.
Волна отвращения, инстинктивного протеста поднялась в ней. Она любит Билли, он – милый. Но она терпеть не может таких вещей.
Молодые люди всегда этого хотят, она знала это от коллег по магазину, что такой флирт – непременная принадлежность их воскресных прогулок. Но каждая клеточка в ней бунтовала против этого. Отчего они не могут просто болтать по-дружески, бывать вместе, но без этого?
Но как оттолкнуть Билли, который был так мил по отношению к ней? Это следовало бы сделать с самого начала, два часа тому назад, когда он позвал ее обедать. Но она была так рада увидеть его, он внес в ее одиночество и убогое существование что-то слишком желанное и дорогое, чтобы она могла отвернуться от него.
И она оставила руку в его руках, не отклонила плеча, к которому прижалось его плечо.
Билли был в экстазе. Он пролепетал у самых ее волос:
– Я вам нравлюсь, да?
– Вы знаете, что да. Разве вы не нравитесь всем другим девушкам?
– Оставьте в покое других девушек, вы, лукавое создание! Я хочу знать, нравлюсь ли я вам.
– Ну, разумеется!
Сильные руки сомкнулись вокруг нее.
– И мне можно поцеловать вас, да?
– Не надо, Билли, пожалуйста!
Он смеялся, не слушая ее протестов.
– Отчего же не надо, Нита? Отчего, маленькая, хорошая моя Нита? – бормотал он, глупо и блаженно посмеиваясь.
ГЛАВА XVIII
Ей было ужасно стыдно за себя, когда он оставил ее одну у дверей дома в десять часов вечера. Сердце ее билось, щеки пылали.
Она бесшумно вошла в переднюю, взобралась по лестнице в темноте, заглянула мимоходом в освещенную комнату, чтобы кивнуть старой мадам Дюваль, занятой чтением, и пробежала по коридору…
В ее комнате было светло от огней бара напротив. Она зажгла свет.
В чистенькой комнатке все было, как обычно: белый сосновый стол, комод, ее голубой халатик на двери. Она знала здесь каждый дюйм, книги на столе, скудное содержимое ящиков, картинку (собственность хозяйки) на стене. За открытым окном – темная улица. А вокруг – за стенами, над головой – мрачные комнаты, затхлые коридоры.
Все казалось ей особенно унылым в этот час, создавало ощущение заброшенности.
Жуанита сбросила пальто, шляпу и села на кровать, вытянув ноги, уронив руки на колени, неподвижно, словно остекленевшими глазами глядя перед собой.
Она позволила мужчине целовать себя, держать в объятиях и не испытывала никакого трепета и волнения!
– Ну так что же? Что тут плохого? Девушки все делают это, иначе они остаются за бортом, на них никто не обращает внимания.
Она вдруг вскочила на ноги, торопливо разделась, тряхнула головой, ловко отгоняя это новое для нее чувство стыда, и принялась умываться так старательно, словно желала смыть с себя все, что было с нею. Но тщетно. Горькое чувство презрения к себе не уходило. «Нет ничего плохого в том, – твердила она себе лихорадочно, – что она целовалась с человеком, который любит ее». Но унижение было в том, что это был человек, который не был любим ею!
– Но, Боже милостивый, как девушке знать, любит ли она? – спросила она себя с досадой, уже лежа в постели.
И ответ пришел в виде внезапной, мучительно острой мысли о Кенте.
– Да, но Кент – мужчина, – говорила себе Жуанита, – а Билли – мальчик. Кент не стал бы шептать девушке такие влюбленные слова, это было не в его духе, с ним все было иначе. К чему же сравнивать?
Билли молод, это, верно, первое его серьезное чувство. Все убеждало ее в этом. Он богат, у него положение в обществе, будущее.
Но Жуанита в этот первый вечер понимала, что никогда она не будет охотно отвечать на его поцелуи, никогда – желать, чтобы эти руки обнимали ее. Она будет только притворяться, играть роль отлично и охотно, чувствуя к нему искреннюю нежность и жалость и, может быть, обманывая себя саму.
Они продолжали встречаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66