Просто я не знал... Знаете, такое необъяснимое совпадение...
- Совпадение - на диво! - подхватил экс-профессор, очнувшись от своей печали. - Ехали за воспоминаниями детства, а попали ко мне, каково? Перст судьбы! Но уж я вас просто так не выпущу - не надейтесь! Располагайтесь и будьте хозяином. Я одурел от одиночества и рад до слез. Неслыханное везенье. Сам Елизаров - на пороге!
- Да что вы в самом деле... - забормотал Шура.
- И я хорош! - спохватился хозяин. - Полчаса держу вас на крыльце. Милости прошу! И не откажитесь от угощенья! Я как раз собирался подкрепиться - и стол накрыт. Сюда, сюда, на верандочку...
Миновав вслед за хозяином знакомый с детства коридор, куда выходили двери трех нижних комнат и где на годы застоялся тот давний дачный запах старого дерева, печного дыма и терпких гераний, Елизаров оказался, на веранде. Воздух здесь пронизывали алые, охряные, аквамариновые лучи, падавшие сквозь цветные стеклышки. Стоял тот же овальный дубовый стол и старинные, аббатские стулья с высокими спинками. Шелковисто светилась чистая льняная скатерть. На ней стояли длинное блюдо с холодной телятиной и высокий, оплетенный ивовыми прутьями кувшин с каким-то питьем, специи в замысловатых склянках, россыпью валялись спелые помидоры, пучки зелени.
Шурик робко поставил у порога дорожную сумку и ошеломленно осматривался. Что-то здесь неуловимо изменилось... Может быть, настораживала эта роскошь, парадность, натюрмортность стола.
- У меня обычай - после полуденного сна плотно закусить, - говорил между тем хозяин. - Я, знаете ли, живу по свирепому режиму. Встаю ни свет ни заря, в середине дня отдыхаю - и снова за труды. В моем возрасте боишься не успеть. Однако, присаживайтесь! Болтливость у меня тоже от одиночества, не обижайтесь, - он отодвинул один из стульев. - Прошу!
Шурик застеснялся. Он чувствовал такой гнетущий голод, что готов был лицом уткнуться в блюдо с телятиной, но воспитанность, конечно, требовала отказаться от соблазнительной трапезы.
- Да вы, может, не жалуете холодную телятину? - огорчился Кракарский. Извольте, сейчас горяченького подадут! Или рыбки! Лососина есть отменная, но и отварной осетр на любителя найдется... - И тут Шурику пришлось помимо воли шлепнуться на предложенный стул: на веранде появилась огромная, ростом с женщину, белая мышь в ситцевом платье и переднике, за нею волочился мерзкий розоватый хвост. В приподнятых лапах мышь несла два блюда с лососиной и осетром.
- А какую комнату вы хотели бы занять, милый Шура? - как ни в чем не бывало обратился к нему Кракарский. - Вещи отнесут туда, выгладят и разложат в шкафу, если надо.
- А... А... Что это? - Елизаров вздрагивающей рукой указывал на мышь.
- Мое произведение, - самодовольно рассмеялся экс-профессор. Наглядный продукт биоинженерии. По дому помогает. Вы у меня еще не такое увидите. Так что оставьте привычку изумляться. Вообще - пора! Давно пора очистить сознание от всевозможного эмоционального хлама. Истина - ведь она и есть все сущее, то есть материально существующее, а остальное - лишь наше отношение к ней, не так ли?
Много и охотно рассуждая, экс-профессор дела не забывал. Он успел наполнить чаши питьем из оплетенного кувшина, передать одну Шуре, а другую юбилейным жестом приподнять.
- Выпьем же, мой юный коллега! За мать нашу - науку! За нашу встречу, которая, помяните мое слово, станет исторической в памяти потомков! И не бойтесь - это квас, - добавил он буднично. - Я ничего другого не признаю. Мозги берегу.
Квас произвел дивное действие на организм Елизарова. Александр Николаевич перестал ощущать духоту, повеяло прохладой.
Вдруг раздался еле уловимый, но до изнеможения прекрасный хрустальный перезвон, и на мгновение показалось, что сам воздух вокруг застыл оболочкой драгоценного кристалла, внутри которого и находились они с добрейшим экс-профессором, редчайшим дарованием, чей эксперимент подобен волшебству.
- Я восхищен вашей мышью, профессор, - расслабленно прошептал Шура. Просто не верится, что это реально.
Ворчание профессора погасило хрустальную музыку.
- Мышь! - усмехнулся он. - Это случайное везенье, что вышла смышленая мышь, а не хищная лошадь с рогами на заднице. Я продираюсь вслепую, перепортил уйму материалов. Уникальнейшие особи, годами выдерживаемые в нужном режиме, вдруг ни с того ни с сего превращаются черт знает во что, даже в неорганические соединения. Четверть века я сражаюсь с неподатливым естеством, чтобы сотворить разумного и полезного биоробота. Нет! Тысячи, миллионы биороботов, запрограммированных на все виды полезной деятельности. Увы, достижения мои плачевны. Мышь-домохозяйка, дюжина укрупненных червей для вспашки огорода, где я выращиваю капусту. Да, капусту, которую продаю оптом! Непризнанный, ибо непознанный, отлученный и преданный забвению академическими лицами, я вынужден по дешевке сбывать свою капусту заезжим спекулянтам. Не сидеть же самому на базаре. Такого унижения я бы не пережил.
- Н-но... Вы, кажется, не бедствуете, - обескураженно заметил Шура.
- Не хлебом единым, не хлебом единым, милый юноша! - несколько невпопад откликнулся экс-профессор. - Я с прежним упоением служу науке, а она не может быть неблагодарной. Трудно создать биороботы, но нет ничего проще как из кильки сотворить осетра, которого вы не без аппетита съели. Еще кваску?
Шура жадно припал к наполненной чаше, отдышался:
- Профессор, не томите! Как вы достигли этого?
- Дражайший Шура! Простите за фамильярность, но ведь вы годитесь мне в сыновья. Недаром же назвал я нашу встречу исторической. Не вы мне, а я вам должен задать вопрос - как? И надеюсь не только получить ответ, но и заручиться дальнейшим сотрудничеством. Пока что я убогий кустарь, и только ваша теория математической эволюции по прямой может обеспечить моей биоинженерной деятельности масштабность и размах.
- Не понимаю, - честно признался Елизаров.
- Сейчас мы поднимемся на второй этаж в лабораторию, и я вам все объясню по ходу дела.
Когда Кракарский приветливо распахнул дверь лаборатории и отступил в сторону, пропуская гостя, оторопь молодого поборника науки достигла крайнего предела. Ощущение замкнутого пространства полностью исчезло. Словно бы подвешенные в космической пустоте, замерли на лету гигантские капли ртутного дождя. Не сразу разглядел Шура в ртутных дебрях другие фигуры: похожие на громадные елочные украшения шары, сверкающие все тем же ртутным, зеркальным серебром, веретенца и жемчужные сосульки. Все это слепило, испускало лучи, которые множились и переливались в бесчисленных отражениях. Можно было заметить, что наружная оболочка зеркальных тел не тверда, а скорее жидкообразна, как живая ртуть - невидимые частички вещества упорядочение вращались на покатых поверхностях.
1 2 3 4 5 6 7 8
- Совпадение - на диво! - подхватил экс-профессор, очнувшись от своей печали. - Ехали за воспоминаниями детства, а попали ко мне, каково? Перст судьбы! Но уж я вас просто так не выпущу - не надейтесь! Располагайтесь и будьте хозяином. Я одурел от одиночества и рад до слез. Неслыханное везенье. Сам Елизаров - на пороге!
- Да что вы в самом деле... - забормотал Шура.
- И я хорош! - спохватился хозяин. - Полчаса держу вас на крыльце. Милости прошу! И не откажитесь от угощенья! Я как раз собирался подкрепиться - и стол накрыт. Сюда, сюда, на верандочку...
Миновав вслед за хозяином знакомый с детства коридор, куда выходили двери трех нижних комнат и где на годы застоялся тот давний дачный запах старого дерева, печного дыма и терпких гераний, Елизаров оказался, на веранде. Воздух здесь пронизывали алые, охряные, аквамариновые лучи, падавшие сквозь цветные стеклышки. Стоял тот же овальный дубовый стол и старинные, аббатские стулья с высокими спинками. Шелковисто светилась чистая льняная скатерть. На ней стояли длинное блюдо с холодной телятиной и высокий, оплетенный ивовыми прутьями кувшин с каким-то питьем, специи в замысловатых склянках, россыпью валялись спелые помидоры, пучки зелени.
Шурик робко поставил у порога дорожную сумку и ошеломленно осматривался. Что-то здесь неуловимо изменилось... Может быть, настораживала эта роскошь, парадность, натюрмортность стола.
- У меня обычай - после полуденного сна плотно закусить, - говорил между тем хозяин. - Я, знаете ли, живу по свирепому режиму. Встаю ни свет ни заря, в середине дня отдыхаю - и снова за труды. В моем возрасте боишься не успеть. Однако, присаживайтесь! Болтливость у меня тоже от одиночества, не обижайтесь, - он отодвинул один из стульев. - Прошу!
Шурик застеснялся. Он чувствовал такой гнетущий голод, что готов был лицом уткнуться в блюдо с телятиной, но воспитанность, конечно, требовала отказаться от соблазнительной трапезы.
- Да вы, может, не жалуете холодную телятину? - огорчился Кракарский. Извольте, сейчас горяченького подадут! Или рыбки! Лососина есть отменная, но и отварной осетр на любителя найдется... - И тут Шурику пришлось помимо воли шлепнуться на предложенный стул: на веранде появилась огромная, ростом с женщину, белая мышь в ситцевом платье и переднике, за нею волочился мерзкий розоватый хвост. В приподнятых лапах мышь несла два блюда с лососиной и осетром.
- А какую комнату вы хотели бы занять, милый Шура? - как ни в чем не бывало обратился к нему Кракарский. - Вещи отнесут туда, выгладят и разложат в шкафу, если надо.
- А... А... Что это? - Елизаров вздрагивающей рукой указывал на мышь.
- Мое произведение, - самодовольно рассмеялся экс-профессор. Наглядный продукт биоинженерии. По дому помогает. Вы у меня еще не такое увидите. Так что оставьте привычку изумляться. Вообще - пора! Давно пора очистить сознание от всевозможного эмоционального хлама. Истина - ведь она и есть все сущее, то есть материально существующее, а остальное - лишь наше отношение к ней, не так ли?
Много и охотно рассуждая, экс-профессор дела не забывал. Он успел наполнить чаши питьем из оплетенного кувшина, передать одну Шуре, а другую юбилейным жестом приподнять.
- Выпьем же, мой юный коллега! За мать нашу - науку! За нашу встречу, которая, помяните мое слово, станет исторической в памяти потомков! И не бойтесь - это квас, - добавил он буднично. - Я ничего другого не признаю. Мозги берегу.
Квас произвел дивное действие на организм Елизарова. Александр Николаевич перестал ощущать духоту, повеяло прохладой.
Вдруг раздался еле уловимый, но до изнеможения прекрасный хрустальный перезвон, и на мгновение показалось, что сам воздух вокруг застыл оболочкой драгоценного кристалла, внутри которого и находились они с добрейшим экс-профессором, редчайшим дарованием, чей эксперимент подобен волшебству.
- Я восхищен вашей мышью, профессор, - расслабленно прошептал Шура. Просто не верится, что это реально.
Ворчание профессора погасило хрустальную музыку.
- Мышь! - усмехнулся он. - Это случайное везенье, что вышла смышленая мышь, а не хищная лошадь с рогами на заднице. Я продираюсь вслепую, перепортил уйму материалов. Уникальнейшие особи, годами выдерживаемые в нужном режиме, вдруг ни с того ни с сего превращаются черт знает во что, даже в неорганические соединения. Четверть века я сражаюсь с неподатливым естеством, чтобы сотворить разумного и полезного биоробота. Нет! Тысячи, миллионы биороботов, запрограммированных на все виды полезной деятельности. Увы, достижения мои плачевны. Мышь-домохозяйка, дюжина укрупненных червей для вспашки огорода, где я выращиваю капусту. Да, капусту, которую продаю оптом! Непризнанный, ибо непознанный, отлученный и преданный забвению академическими лицами, я вынужден по дешевке сбывать свою капусту заезжим спекулянтам. Не сидеть же самому на базаре. Такого унижения я бы не пережил.
- Н-но... Вы, кажется, не бедствуете, - обескураженно заметил Шура.
- Не хлебом единым, не хлебом единым, милый юноша! - несколько невпопад откликнулся экс-профессор. - Я с прежним упоением служу науке, а она не может быть неблагодарной. Трудно создать биороботы, но нет ничего проще как из кильки сотворить осетра, которого вы не без аппетита съели. Еще кваску?
Шура жадно припал к наполненной чаше, отдышался:
- Профессор, не томите! Как вы достигли этого?
- Дражайший Шура! Простите за фамильярность, но ведь вы годитесь мне в сыновья. Недаром же назвал я нашу встречу исторической. Не вы мне, а я вам должен задать вопрос - как? И надеюсь не только получить ответ, но и заручиться дальнейшим сотрудничеством. Пока что я убогий кустарь, и только ваша теория математической эволюции по прямой может обеспечить моей биоинженерной деятельности масштабность и размах.
- Не понимаю, - честно признался Елизаров.
- Сейчас мы поднимемся на второй этаж в лабораторию, и я вам все объясню по ходу дела.
Когда Кракарский приветливо распахнул дверь лаборатории и отступил в сторону, пропуская гостя, оторопь молодого поборника науки достигла крайнего предела. Ощущение замкнутого пространства полностью исчезло. Словно бы подвешенные в космической пустоте, замерли на лету гигантские капли ртутного дождя. Не сразу разглядел Шура в ртутных дебрях другие фигуры: похожие на громадные елочные украшения шары, сверкающие все тем же ртутным, зеркальным серебром, веретенца и жемчужные сосульки. Все это слепило, испускало лучи, которые множились и переливались в бесчисленных отражениях. Можно было заметить, что наружная оболочка зеркальных тел не тверда, а скорее жидкообразна, как живая ртуть - невидимые частички вещества упорядочение вращались на покатых поверхностях.
1 2 3 4 5 6 7 8