.. А как начала показывать свои разнообразные художества, дух захватывает, так все ладно, красиво, с выдумкой и вкусом!
- И вы рисуете, я чувствую? - спрашивает.
- Балуюсь понемногу... отвечаю, а сам думаю, какое счастье, что наверх утащил, пришлось бы показать, вот посмеялась бы, или учить начала, а я снисходительности, поучений этих не могу выносить, ты знаешь. Ну, не умею, да, да, да!.. Но так хочется, что рисую, только не трогайте меня, хотите смотреть - смотрите... но молчите, молчите. Мне больно, когда смотрят, неудобно, стыдно... словно на людях штаны с кожей сдирают... И получается-то не всегда, а как схватит, прижмет... особая растерянность и волнение, что ли...
Я разговор очень ловко в сторону отвел, с гордостью говорю тебе, ведь знаешь, мне не тягаться с умными людьми, хитрости никакой. Жасмин помог, я на него беседу столкнул, что вот, кормить буду, не пугайтесь... Она спрашивает, где живете. Я объяснил, что для пса высоко, как мучились-тащили рассказал, что ему лучше на прохладном воздухе, особая шкура, и свободу любит, не комнатный пес.
Она с пониманием отнеслась. Потом смотрит на меня, улыбается, и говорит:
- А я не против, если ты из квартиры будешь кормить... Только имей в виду, встаю поздно. Зато ложусь еще поздней, до двух стучи смело, я здесь одна, чайку попьем, поговорим...
Малов, она мне "ты" и "ты"... так сразу - я растерялся, стараюсь никак не называть. Потом к Жасмину вышли, а он, оказывается, ее видеть не желает рычит негромко, но грозным басом. Она спокойно отнеслась, разумно отступила, никаких обид, "понимаю, охраняет..." Я покормил его, извини, говорю, друг, завтра подробней пообщаемся, а сегодня, сам видишь, дела.
Вернулся, перешли на кухню, чайник засвистел... Разговоры вели до глубокой ночи, вернее, она говорит, а я слушаю. Все новое для меня... Наконец, ушел, чаем нагрузился, столичными пряниками и разговорами о настоящей художественной жизни.
Не очарован, не смейся, ничего такого, я же говорю, не в ту степь... просто интересно стало, никто со мной, кроме тебя, о таких вещах не говорил, ты знаешь.
А история у нее такая - хочет уехать за границу, а все не выпускают, придираются. Квартиру в столице заранее продала, в надежде на скорое решение, а тут снова заминка, ждите, говорят, а где жить?.. И друзья нашли ей это место, временное, тихое, здесь пусть подождет.
x x x
Про Наталью много говорил, теперь новое известие. Болеет она, я ей продукты приношу, о будущем неудобно заикаться, понимаешь... Что будущего нет и быть не может, дети, дом... ты знаешь, невозможное дело, хотя мне жаль ее отчаянно, как тут быть?.. Болеет, просит - приходи, и я иду, что делать... Каждый раз оказывается, не очень больна. Я ей - "ты же больна...", а она отвечает - "не для этого..." Потом провожает, говорит, "приходи, я больна", и я снова прихожу, и так продолжается, и продолжается... Часто плачет - "Саша, ты меня в беде хочешь бросить, нехорошо..." Я в беде никого не бросал, ты знаешь. Прошлым летом то же самое было, ты еще смеялся "Натаха твоя раскусила дурака". Как только исчезаю, заболевает. Как мне понять, взаправду больна или шутит?.. Приезжай, дашь мне совет, я совсем с женщинами теряюсь. Теперь вот новая история, не знаю даже, как писать...
Как-то мы с тобой обсуждали, помнишь, что кому нравится? Ты говоришь, люблю современную красоту, стройность, спортивную фигуру, метео по телеку, Таню Масликову, например... А я тебе - мне все большое нравится, если культурно сказать, таз, а ты смеялся еще, помнишь? Что поделаешь, правда, я все большое люблю - женщин, деревья высокие, траву дремучую, и собак больших - как наш Жасмин.
- Как же получается, - ты спросил, - все цветки рисуешь, а разве они большие?
Малов, я долго думал, потом говорю:
- А разве маленькие, ты же видишь, весь лист занимают. Все, что я люблю, должно большим быть... или становится большим, когда рисую.
И ноги я толстые люблю.
А от всего маленького у меня один ужас - как выживают?..
На днях вижу - собака крошка, пучеглазка, ноги заплетаются. Визжит, плачет, хозяина потеряла. Ужас для меня, обегал весь город, нашел хозяина. Вспомнил вечером - заплакал, как такая живет...
x x x
Хожу, хожу, две недели хожу, не знаю, как тебе сказать... Нет, нет, никто не умер, просто непонятная история.
Наутро после знакомства пошел кормить Жасмина, вломиться неудобно, ведь сказала, спит, и я с балкона зашел, лазутчиком, прутья вытащил, просунулся, он слегка удивился, но тут же отвлекся на еду, а я локти положил на пол и шепотом разговариваю с ним. Он поел, миску отодвинул, слушает, потом глаза закрыл - спать хочу, и я спокойно ушел, доволен - как обычно все получилось. Только вот не ходит, и не пытается, но, может, такая вся жизнь у него дальше, так что поделаешь, надо жить. И все-таки, больно за него и страшно собаке, и всю жизнь лежать?..
А вечером постучал в дверь два разика, открывает. С длинной папироской, тот же свитерок, вокруг пояса шерстяная кофта, хотя в квартире жарко, Афанасий постарался, батареи так и шпарят.
Ходит, посматривает на акварели, вдоль стены расставлены.
- Нравится?..
- Очень!
- А что нравится, что?..
Надо же, попался, не могу сказать, хоть убей! Все очень настоящее, как в жизни, это ведь большое мастерство, Малов!.. Я с натуры не умею, вкривь да вкось, начинаю голову - голова больше листа, начинаю руку - вылезает на свободу... и даже глаз!.. И с него начинал, и он огромный вырастает, больше ничего на лист не помещается!..
Ты смеешься, не раз мне говорил:
- Зачем тебе натура, не надо, придумай себе натуру и рисуй! Вот у тебя цветок, он кто, роза или гвоздика?.. Просто цветок, и в то же время - лицо, человек, зверь, кто угодно. Не сомневайся, Саша, рисуй, рисуй!
Я тебе верю, но больше никто мне так не говорит, а только - "где вы видели такие цветы?" Поэтому я молчу, стараюсь показывать пореже, могут сказать - "шизик", а это опасно. Ты смеешься, сейчас другое время, ерунда, а я думаю - людей сердить всегда опасно. Но ничего не поделаешь, рисую как получается.
Я раньше не думал, что живопись опасное дело, Малов.
x x x
И так я ходил неделю к ней, вернее восемь дней, все было хорошо и прилично, как ты говоришь. А на девятый вечер случилось непонятное, каким-то образом я у нее в постели оказался. Жасмина, конечно, покормил сначала, потом посидели немного на кухне, и она говорит:
- Ну, идем...
Куда, зачем... Не беспокойся, никаких деталей, все быстро, по-деловому получилось, я так и не понял ничего. Ничего интересного, Малов, все холодно, сухо, тело тонкое, жесткое какое-то... Недоумения больше, чем страсти получилось.
Нет, конечно, были моменты, например, я удивился, она говорит - "круче, Саша, круче..." или еще - "теперь ругай меня, ругай..." Я задумался немного, что сказать, и зачем ругать ее... Ну, говорю, "дура", а она - "мало, мало..." Я тогда говорю - "дрянь", она слегка повыла, потом оглянулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
- И вы рисуете, я чувствую? - спрашивает.
- Балуюсь понемногу... отвечаю, а сам думаю, какое счастье, что наверх утащил, пришлось бы показать, вот посмеялась бы, или учить начала, а я снисходительности, поучений этих не могу выносить, ты знаешь. Ну, не умею, да, да, да!.. Но так хочется, что рисую, только не трогайте меня, хотите смотреть - смотрите... но молчите, молчите. Мне больно, когда смотрят, неудобно, стыдно... словно на людях штаны с кожей сдирают... И получается-то не всегда, а как схватит, прижмет... особая растерянность и волнение, что ли...
Я разговор очень ловко в сторону отвел, с гордостью говорю тебе, ведь знаешь, мне не тягаться с умными людьми, хитрости никакой. Жасмин помог, я на него беседу столкнул, что вот, кормить буду, не пугайтесь... Она спрашивает, где живете. Я объяснил, что для пса высоко, как мучились-тащили рассказал, что ему лучше на прохладном воздухе, особая шкура, и свободу любит, не комнатный пес.
Она с пониманием отнеслась. Потом смотрит на меня, улыбается, и говорит:
- А я не против, если ты из квартиры будешь кормить... Только имей в виду, встаю поздно. Зато ложусь еще поздней, до двух стучи смело, я здесь одна, чайку попьем, поговорим...
Малов, она мне "ты" и "ты"... так сразу - я растерялся, стараюсь никак не называть. Потом к Жасмину вышли, а он, оказывается, ее видеть не желает рычит негромко, но грозным басом. Она спокойно отнеслась, разумно отступила, никаких обид, "понимаю, охраняет..." Я покормил его, извини, говорю, друг, завтра подробней пообщаемся, а сегодня, сам видишь, дела.
Вернулся, перешли на кухню, чайник засвистел... Разговоры вели до глубокой ночи, вернее, она говорит, а я слушаю. Все новое для меня... Наконец, ушел, чаем нагрузился, столичными пряниками и разговорами о настоящей художественной жизни.
Не очарован, не смейся, ничего такого, я же говорю, не в ту степь... просто интересно стало, никто со мной, кроме тебя, о таких вещах не говорил, ты знаешь.
А история у нее такая - хочет уехать за границу, а все не выпускают, придираются. Квартиру в столице заранее продала, в надежде на скорое решение, а тут снова заминка, ждите, говорят, а где жить?.. И друзья нашли ей это место, временное, тихое, здесь пусть подождет.
x x x
Про Наталью много говорил, теперь новое известие. Болеет она, я ей продукты приношу, о будущем неудобно заикаться, понимаешь... Что будущего нет и быть не может, дети, дом... ты знаешь, невозможное дело, хотя мне жаль ее отчаянно, как тут быть?.. Болеет, просит - приходи, и я иду, что делать... Каждый раз оказывается, не очень больна. Я ей - "ты же больна...", а она отвечает - "не для этого..." Потом провожает, говорит, "приходи, я больна", и я снова прихожу, и так продолжается, и продолжается... Часто плачет - "Саша, ты меня в беде хочешь бросить, нехорошо..." Я в беде никого не бросал, ты знаешь. Прошлым летом то же самое было, ты еще смеялся "Натаха твоя раскусила дурака". Как только исчезаю, заболевает. Как мне понять, взаправду больна или шутит?.. Приезжай, дашь мне совет, я совсем с женщинами теряюсь. Теперь вот новая история, не знаю даже, как писать...
Как-то мы с тобой обсуждали, помнишь, что кому нравится? Ты говоришь, люблю современную красоту, стройность, спортивную фигуру, метео по телеку, Таню Масликову, например... А я тебе - мне все большое нравится, если культурно сказать, таз, а ты смеялся еще, помнишь? Что поделаешь, правда, я все большое люблю - женщин, деревья высокие, траву дремучую, и собак больших - как наш Жасмин.
- Как же получается, - ты спросил, - все цветки рисуешь, а разве они большие?
Малов, я долго думал, потом говорю:
- А разве маленькие, ты же видишь, весь лист занимают. Все, что я люблю, должно большим быть... или становится большим, когда рисую.
И ноги я толстые люблю.
А от всего маленького у меня один ужас - как выживают?..
На днях вижу - собака крошка, пучеглазка, ноги заплетаются. Визжит, плачет, хозяина потеряла. Ужас для меня, обегал весь город, нашел хозяина. Вспомнил вечером - заплакал, как такая живет...
x x x
Хожу, хожу, две недели хожу, не знаю, как тебе сказать... Нет, нет, никто не умер, просто непонятная история.
Наутро после знакомства пошел кормить Жасмина, вломиться неудобно, ведь сказала, спит, и я с балкона зашел, лазутчиком, прутья вытащил, просунулся, он слегка удивился, но тут же отвлекся на еду, а я локти положил на пол и шепотом разговариваю с ним. Он поел, миску отодвинул, слушает, потом глаза закрыл - спать хочу, и я спокойно ушел, доволен - как обычно все получилось. Только вот не ходит, и не пытается, но, может, такая вся жизнь у него дальше, так что поделаешь, надо жить. И все-таки, больно за него и страшно собаке, и всю жизнь лежать?..
А вечером постучал в дверь два разика, открывает. С длинной папироской, тот же свитерок, вокруг пояса шерстяная кофта, хотя в квартире жарко, Афанасий постарался, батареи так и шпарят.
Ходит, посматривает на акварели, вдоль стены расставлены.
- Нравится?..
- Очень!
- А что нравится, что?..
Надо же, попался, не могу сказать, хоть убей! Все очень настоящее, как в жизни, это ведь большое мастерство, Малов!.. Я с натуры не умею, вкривь да вкось, начинаю голову - голова больше листа, начинаю руку - вылезает на свободу... и даже глаз!.. И с него начинал, и он огромный вырастает, больше ничего на лист не помещается!..
Ты смеешься, не раз мне говорил:
- Зачем тебе натура, не надо, придумай себе натуру и рисуй! Вот у тебя цветок, он кто, роза или гвоздика?.. Просто цветок, и в то же время - лицо, человек, зверь, кто угодно. Не сомневайся, Саша, рисуй, рисуй!
Я тебе верю, но больше никто мне так не говорит, а только - "где вы видели такие цветы?" Поэтому я молчу, стараюсь показывать пореже, могут сказать - "шизик", а это опасно. Ты смеешься, сейчас другое время, ерунда, а я думаю - людей сердить всегда опасно. Но ничего не поделаешь, рисую как получается.
Я раньше не думал, что живопись опасное дело, Малов.
x x x
И так я ходил неделю к ней, вернее восемь дней, все было хорошо и прилично, как ты говоришь. А на девятый вечер случилось непонятное, каким-то образом я у нее в постели оказался. Жасмина, конечно, покормил сначала, потом посидели немного на кухне, и она говорит:
- Ну, идем...
Куда, зачем... Не беспокойся, никаких деталей, все быстро, по-деловому получилось, я так и не понял ничего. Ничего интересного, Малов, все холодно, сухо, тело тонкое, жесткое какое-то... Недоумения больше, чем страсти получилось.
Нет, конечно, были моменты, например, я удивился, она говорит - "круче, Саша, круче..." или еще - "теперь ругай меня, ругай..." Я задумался немного, что сказать, и зачем ругать ее... Ну, говорю, "дура", а она - "мало, мало..." Я тогда говорю - "дрянь", она слегка повыла, потом оглянулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23