Когда-то мы выбрали смерть. Нас ведь никто не принуждал. Мы выбрали
ее потому, что это было единственное решение. Мы умерли - и это было
честно, раз этот выбор мы сделали сами. А эта мнимая жизнь - нечестно. Нам
ее навязали вместе с ее несвободой...
- Опять несвобода! - сердито сказала она. - Ты просто зациклился на
этом дурацком слове! Человек, живущий в обществе, не может быть свободен!
- Да - если понимать свободу как право творить что угодно. Нет - если
свобода только право самому определять свои поступки и самому за них
отвечать. Хотя нет. Это все-таки гораздо шире. Как я могу объяснить? -
спросил он грустно. - Это как здоровье или жизнь. Только, когда ты болен,
ты сумеешь ответить, отчего и как нездоров. Хочешь, я объясню, почему и
как несвободен?
- Нет!
- Но ты хочешь вырваться или нет?
- Не знаю, - тихо сказала Инта. - А ты, Алек?
- Я не хочу в Легион, - ответил Алек. - Я забуду тебя, - сказал он
Инте и с тоской поглядел ей в лицо. - Мне казалось: вот чуть-чуть - и я
опять человек. И я смогу тебя оживить. А мы уже пришли, - угрюмо сказал он
ей, - и я опять тебя потеряю. А если найду - так это будем не мы. Не хочу,
- сказал он с тоской, - не надо!
- А если мы просто умрем?
- Не знаю, - сказал он ей. - Я не хочу, чтоб ты умерла. Если ты
пойдешь в Легион, так и я пойду... чтоб тебя искать.
- Значит дело только за мной? - она невесело засмеялась. - Вот
видишь, Альд, а ты говоришь о свободе! Я не очень хочу исчезать, -
задумчиво сказала она, - но я тоже не хочу в Легион. В конце-концов, что
такое смерть по сравнению... с этим? Если бы я могла отыскать того, кто
изобрел этот мир! Я просто не верю, - сказала она. - Если есть выход...
Альд, - сказала она, - кажется, я понимаю! Выход есть, но он... Хорошо, -
сказала она и вскочила с песка. - Пусть так и будет. Идем на прорыв!
Опять мы идем неизвестно куда, и серое небо смешалось с тяжелой
водой. По серому сквозь серое и кругом ничего. Вот тебе твоя правда,
подумал Алек, вот она тебе, твоя проклятая правда. В который раз? угрюмо
подумал он, и сколько раз здесь опять проходить, если опять не вырвусь?
По серому сквозь серое и серо внутри, и все просвечено до конца
безрадостным светом. И где-то там, вдалеке, лежит его жизнь, нелепая и
жестокая жизнь - от скудного детства до смерти. Дурацкая выдалась жизнь,
подумал он, сперва убивал, потом убили меня, и все началось сначала. Зачем
это было надо? подумал он. Зачем я родился, за что я убит, и для чего я
мотаюсь в проклятом кругу?
...Я стояла возле окна, и дождь лупил по обвисшему саду, и на
дорожках лопались пузыри. Дождь и домик в саду. О боже! подумала она, так
вот что это такое! Я даже не помню, как его звали, я помню только, как я
его любила. Он глядел на меня и молчал - что можно сказать, когда тебя
предают? Я любила его и я его предала. Я всегда предавала, подумала она,
чаще себя, но достаточно часто и других. И не стыжусь, сказала она себе.
Если бы не предавала, я бы не стала тем, что я есть, тем единственным, чем
мне стоило стать.
Там, внизу, лежала вся ее жизнь, короткая и безмерно большая. Все
уместилось в ней: сражения и любовь, холодное честолюбие и ночная тоска,
задушенная нежность и вечная жажда боя.
- Я стала тем, что я есть, - сказала она себе, - а смерть зачеркнула
меня и оставила мне Легион. Но чем эта ложная жизнь отличается от
настоящей, от той, которую мне пришлось дожить?
...Мгновенная жизнь выступала из пустоты щемящим и красочным облаком
воспоминаний. Друзья, лица девушек, трепетный луч маяка, зыбкие детские
улочки Тайразо и лестница, уходящая прямо в море. Он оттолкнулся от
скользкой ступеньки и нырнул, ушел в зеленую сочную глубину и плыл под
водой, пока хватило дыхания. А когда он вынырнул, берег был далеко, и
тяжелое красное солнце садилось в воду, а от солнца прямо к нему тянулась
сияющая полоса, дробящаяся, текущая желтым и алым.
Он был один - маленький мальчик в огромном море, и это море
принадлежало ему. И весь этот мир принадлежал ему, и вся его жизнь - от
первого до последнего вздоха - принадлежала только ему.
И даже, когда все угасло, робость еще трепетала в нем, потому что его
смерть принадлежала только ему...
- Альд! - закричал Алек, когда их швырнуло назад и покатило по
серому, как опавшие листья.
- Альд! - закричал он, кидаясь навстречу второму удару, и опять его
сшибло назад, как букашку с руки. Но он зарычал и снова пошел вперед,
опять и опять, пока не очнулась Инта.
- Оставь, - сказала она. - Некого звать. Он уже свободен.
Маленькая фигурка, черная на сером, спокойная, как всегда.
- Иди сюда, - сказала она. - Я так и думала, что мы не пройдем.
Просто не хотела ему говорить. Он бы нас не оставил.
- Почему? - спросил Алек. - Почему? - У него были бешеные глаза, и
она погладила его по руке.
- Потому, что мы - это мы, и нам не нужна свобода. Мы - это мы, -
опять сказала она, - что бы мы делали со своею свободой? Я не хочу ничего
стыдиться...
- А я не стыжусь, - ответил Алек, - я давно за все заплатил.
- А я нет, - задумчиво сказала она. - Я ведь привыкла думать, что вся
моя жизнь чем-то определена - войной, воспитанием, традициями семьи,
воинским долгом, присягой - и в этой заданности я казалась себе свободной.
А если бы мне в каждом случае был дан выбор - чем тогда окажется вся моя
жизнь? Цепью предательств - больших и малых, ненужных жертв и бесцельных
убийств. Значит, я должна презирать себя? Зачем мне такая свобода, Алек?
Они стояли, держась за руки, и что-то уже мерцало внизу. Сквозь
серое, словно река сквозь тучи, изменчивый, будто рябь на воде, текучий
узор из серебряных точек. Вот так мы смотримся со стороны: цепочки из
белых искр и красные вспышки.
- Это... он?
- Да.
- А если вернуться назад?
- Назад не вернешься, - угрюмо ответил Алек. - Я пробовал.
- А вперед?
- Нет, Инта. Только вниз.
Она поглядела вниз, на яркие огоньки ненастоящего боя. Когда-то я
часто играла в такие игры. Мне нравилось в них играть. Наземные операции,
деблокада планеты, высадка десанта с нестабильных орбит...
Бездарные игроки, подумала вдруг она, четвертая цепь под ударом,
сейчас ее просто выжгут. Она уложила цепь, и смутное сопротивление... нет,
воспоминание. Вот так бывает, когда неясен Сигнал, и ты не знаешь, как
быть в середине боя.
Она уложила цепь, и залп пронесся над ней, а цепь полыхнула огнем, и
встречная цепочка искр распалась на редкие блестки.
И тогда она подняла цепь и повела на прорыв, а пятая черт знает где,
и надо ее подтолкнуть...
Что-то случилось. Лопнуло, оборвалось, рассыпалось на осколки, и
пустота до крика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
ее потому, что это было единственное решение. Мы умерли - и это было
честно, раз этот выбор мы сделали сами. А эта мнимая жизнь - нечестно. Нам
ее навязали вместе с ее несвободой...
- Опять несвобода! - сердито сказала она. - Ты просто зациклился на
этом дурацком слове! Человек, живущий в обществе, не может быть свободен!
- Да - если понимать свободу как право творить что угодно. Нет - если
свобода только право самому определять свои поступки и самому за них
отвечать. Хотя нет. Это все-таки гораздо шире. Как я могу объяснить? -
спросил он грустно. - Это как здоровье или жизнь. Только, когда ты болен,
ты сумеешь ответить, отчего и как нездоров. Хочешь, я объясню, почему и
как несвободен?
- Нет!
- Но ты хочешь вырваться или нет?
- Не знаю, - тихо сказала Инта. - А ты, Алек?
- Я не хочу в Легион, - ответил Алек. - Я забуду тебя, - сказал он
Инте и с тоской поглядел ей в лицо. - Мне казалось: вот чуть-чуть - и я
опять человек. И я смогу тебя оживить. А мы уже пришли, - угрюмо сказал он
ей, - и я опять тебя потеряю. А если найду - так это будем не мы. Не хочу,
- сказал он с тоской, - не надо!
- А если мы просто умрем?
- Не знаю, - сказал он ей. - Я не хочу, чтоб ты умерла. Если ты
пойдешь в Легион, так и я пойду... чтоб тебя искать.
- Значит дело только за мной? - она невесело засмеялась. - Вот
видишь, Альд, а ты говоришь о свободе! Я не очень хочу исчезать, -
задумчиво сказала она, - но я тоже не хочу в Легион. В конце-концов, что
такое смерть по сравнению... с этим? Если бы я могла отыскать того, кто
изобрел этот мир! Я просто не верю, - сказала она. - Если есть выход...
Альд, - сказала она, - кажется, я понимаю! Выход есть, но он... Хорошо, -
сказала она и вскочила с песка. - Пусть так и будет. Идем на прорыв!
Опять мы идем неизвестно куда, и серое небо смешалось с тяжелой
водой. По серому сквозь серое и кругом ничего. Вот тебе твоя правда,
подумал Алек, вот она тебе, твоя проклятая правда. В который раз? угрюмо
подумал он, и сколько раз здесь опять проходить, если опять не вырвусь?
По серому сквозь серое и серо внутри, и все просвечено до конца
безрадостным светом. И где-то там, вдалеке, лежит его жизнь, нелепая и
жестокая жизнь - от скудного детства до смерти. Дурацкая выдалась жизнь,
подумал он, сперва убивал, потом убили меня, и все началось сначала. Зачем
это было надо? подумал он. Зачем я родился, за что я убит, и для чего я
мотаюсь в проклятом кругу?
...Я стояла возле окна, и дождь лупил по обвисшему саду, и на
дорожках лопались пузыри. Дождь и домик в саду. О боже! подумала она, так
вот что это такое! Я даже не помню, как его звали, я помню только, как я
его любила. Он глядел на меня и молчал - что можно сказать, когда тебя
предают? Я любила его и я его предала. Я всегда предавала, подумала она,
чаще себя, но достаточно часто и других. И не стыжусь, сказала она себе.
Если бы не предавала, я бы не стала тем, что я есть, тем единственным, чем
мне стоило стать.
Там, внизу, лежала вся ее жизнь, короткая и безмерно большая. Все
уместилось в ней: сражения и любовь, холодное честолюбие и ночная тоска,
задушенная нежность и вечная жажда боя.
- Я стала тем, что я есть, - сказала она себе, - а смерть зачеркнула
меня и оставила мне Легион. Но чем эта ложная жизнь отличается от
настоящей, от той, которую мне пришлось дожить?
...Мгновенная жизнь выступала из пустоты щемящим и красочным облаком
воспоминаний. Друзья, лица девушек, трепетный луч маяка, зыбкие детские
улочки Тайразо и лестница, уходящая прямо в море. Он оттолкнулся от
скользкой ступеньки и нырнул, ушел в зеленую сочную глубину и плыл под
водой, пока хватило дыхания. А когда он вынырнул, берег был далеко, и
тяжелое красное солнце садилось в воду, а от солнца прямо к нему тянулась
сияющая полоса, дробящаяся, текущая желтым и алым.
Он был один - маленький мальчик в огромном море, и это море
принадлежало ему. И весь этот мир принадлежал ему, и вся его жизнь - от
первого до последнего вздоха - принадлежала только ему.
И даже, когда все угасло, робость еще трепетала в нем, потому что его
смерть принадлежала только ему...
- Альд! - закричал Алек, когда их швырнуло назад и покатило по
серому, как опавшие листья.
- Альд! - закричал он, кидаясь навстречу второму удару, и опять его
сшибло назад, как букашку с руки. Но он зарычал и снова пошел вперед,
опять и опять, пока не очнулась Инта.
- Оставь, - сказала она. - Некого звать. Он уже свободен.
Маленькая фигурка, черная на сером, спокойная, как всегда.
- Иди сюда, - сказала она. - Я так и думала, что мы не пройдем.
Просто не хотела ему говорить. Он бы нас не оставил.
- Почему? - спросил Алек. - Почему? - У него были бешеные глаза, и
она погладила его по руке.
- Потому, что мы - это мы, и нам не нужна свобода. Мы - это мы, -
опять сказала она, - что бы мы делали со своею свободой? Я не хочу ничего
стыдиться...
- А я не стыжусь, - ответил Алек, - я давно за все заплатил.
- А я нет, - задумчиво сказала она. - Я ведь привыкла думать, что вся
моя жизнь чем-то определена - войной, воспитанием, традициями семьи,
воинским долгом, присягой - и в этой заданности я казалась себе свободной.
А если бы мне в каждом случае был дан выбор - чем тогда окажется вся моя
жизнь? Цепью предательств - больших и малых, ненужных жертв и бесцельных
убийств. Значит, я должна презирать себя? Зачем мне такая свобода, Алек?
Они стояли, держась за руки, и что-то уже мерцало внизу. Сквозь
серое, словно река сквозь тучи, изменчивый, будто рябь на воде, текучий
узор из серебряных точек. Вот так мы смотримся со стороны: цепочки из
белых искр и красные вспышки.
- Это... он?
- Да.
- А если вернуться назад?
- Назад не вернешься, - угрюмо ответил Алек. - Я пробовал.
- А вперед?
- Нет, Инта. Только вниз.
Она поглядела вниз, на яркие огоньки ненастоящего боя. Когда-то я
часто играла в такие игры. Мне нравилось в них играть. Наземные операции,
деблокада планеты, высадка десанта с нестабильных орбит...
Бездарные игроки, подумала вдруг она, четвертая цепь под ударом,
сейчас ее просто выжгут. Она уложила цепь, и смутное сопротивление... нет,
воспоминание. Вот так бывает, когда неясен Сигнал, и ты не знаешь, как
быть в середине боя.
Она уложила цепь, и залп пронесся над ней, а цепь полыхнула огнем, и
встречная цепочка искр распалась на редкие блестки.
И тогда она подняла цепь и повела на прорыв, а пятая черт знает где,
и надо ее подтолкнуть...
Что-то случилось. Лопнуло, оборвалось, рассыпалось на осколки, и
пустота до крика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15