— Я была уязвлена, а этого он и добивался.
— Сенатор Осборн был еще жив в то время?
— Вы плохо знаете историю своей страны, — упрекнула она меня. — Мой отец умер 14 декабря 1936 года, за три с половиной года до самоубийства мужа. Он избежал унижения.
— Но вы упомянули о семье...
— Я имела в виду свою сестру Ти и покойного дядю Скотта, который был нашим опекуном. Именно с ним мы и приняли решение не оказывать дальнейшую финансовую помощь Люку. Естественно, инициатором этого решения была я. Наш брак к этому времени уже распался.
— Почему?
— Я думаю, по обычной причине. Я не намерена обсуждать это. — Она встала и, подойдя к окну, остановилась, глядя на лужайку. — В 1940 году очень многое кончилось для меня. Сначала мое замужество, потом жизнь моего мужа, а потом и сестра умерла. Ти умерла летом того же года, и я проплакала по ней всю осень. И сейчас осень. — Она вздохнула. — Мы обычно осенью ездили с ней на лошадях. Я учила ее верховой езде, когда ей было пять, а мне десять. Это было еще в прошлом веке.
Она уходила в воспоминаниях все дальше в прошлое, туда, где она еще не знала боли.
— Прошу извинить меня за настойчивость, миссис Делони, но мне был хотелось знать, сохранилась ли у вас та предсмертная записка?
Она отвернулась, пытаясь справиться со скорбным выражением своего лица, но ей это не удалось.
— Конечно, нет. Я сожгла ее. Вы можете поверить мне на слово, это чистая правда.
— Меня интересует другое. Вы уверены, что ее написал ваш муж?
— Да. Я не могла спутать его почерк.
— Хорошая подделка может обмануть кого угодно.
— Это ерунда. Вы изъясняетесь на языке мелодрамы.
— Именно они и происходят каждый день, миссис Делони.
— Но кто мог подделать предсмертную записку?
— Это широко распространенное явление, и делают это, как правило, убийцы.
Она откинула голову, повернув ко мне свой изысканный профиль. Она напоминала какую-то птицу.
— Мой муж не был убит.
— Мне кажется, что вы слишком доверяете этой записке, она вполне могла быть подделкой.
— Это была не подделка. У меня есть доказательства. В ней упоминались вещи, о которых знали только мы с Люком.
— Например?
— Я не собираюсь рассказывать об этом ни вам, ни кому-либо другому. Кроме того, Люк неоднократно, особенно когда был навеселе, говорил о своем желании свести счеты с жизнью.
— Вы же сказали, что не были с ним близки в это время.
— Да, но мне передавали общие друзья.
— И среди них Хоффман?
— Вряд ли. Я не считала его другом.
— Тем не менее, он скрыл ради вас самоубийство вашего мужа. Предполагаемое самоубийство.
— Он имел указание на это. У него не было выбора.
— Кто дал ему указание?
— Вероятно, комиссар полиции. Он был моим другом и другом Люка.
— И это не помешало ему заниматься фальсификацией фактов?
— Это обычная вещь в любой точке земного шара. И не надо мне читать мораль, мистер Арчер. Комиссар Робертсон давно мертв. Да и все это дело быльем поросло.
— Для вас, может быть. Но для Хоффмана оно живо. Смерть его дочери многое воскресила для него.
— Мне очень жаль их обоих. Но я не могу искажать прошлое для того, чтобы оно соответствовало вашим версиям. Что вы пытаетесь доказать, мистер Арчер?
— Ничего особенного. Пытаюсь выяснить, что имела в виду убитая, когда говорила, что за ней охотится Бриджтон.
— Без сомнения, она говорила о чем-то сугубо личном и интимном. Это свойственно женщинам. Впрочем, как я уже сказала, я не была знакома с Элен Хоффман.
— У нее были какие-то отношения с вашим мужем?
— Нет. Не было. И, ради Бога, не спрашивайте меня, откуда я знаю. Мы уже достаточно покопались в могиле Люка, вам не кажется? Там ничего нет, кроме несчастного самоубийцы. В каком-то смысле я его подтолкнула к этому.
— Отказав в финансовой помощи?
— Да. Надеюсь, вы не сочли мои слова признанием в убийстве?
— Нет. А вы бы хотели признаться?
Ее лицо исказила довольно жесткая улыбка.
— Хорошо. Это я убила его. Что вы теперь будете делать?
— Ничего. Я не верю вам.
— Зачем же мне наговаривать на себя? — Это была странная, извращенная детская игра, которой зачастую занимаются некоторые пожилые женщины.
— Возможно, вы и хотели убить собственного мужа. Не сомневаюсь даже, что так оно и было. Но если бы вы действительно это сделали, то, несомненно, не стали бы говорить об этом.
— Почему? Вы все равно ничего не сделаете. У меня слишком много друзей в этом городе: и занимающих официальные посты, и прочих. Им всем очень не понравится, если вы начнете разгребать эту старую кашу.
— Это надо расценивать как угрозу?
— Нет, мистер Арчер, — произнесла она с деланой улыбкой. — Я ничего против вас не имею, кроме того, что вы фанатик своего ремесла, или у вас это называется «профессия»? В конечном счете разве так важно, как именно погиб человек? Он мертв, рано или поздно мы все будем мертвы. Кое с кем это произойдет раньше. И мне кажется, я уделила вам достаточно времени, оставшегося мне на земле.
Она позвонила.
Глава 21
У меня еще оставалось время на вторую попытку завязать контакт с Эрлом Хоффманом. Я направился обратно к его дому по опустевшим на выходные дни улицам. Вопросы, возникшие после разговора с миссис Делони, застряли у меня в мозгу, как рыболовные крючки, леска от которых тянулась в прошлое.
Теперь я был почти уверен, что Делони не убивал себя ни специально, ни случайно. Я почти наверняка знал, что это сделал кто-то другой. Миссис Делони тоже знала это.
А предсмертная записка могла быть подделана. К тому же вполне возможно, что ее вовсе не было. Все это должен был знать Хоффман.
Повернув на Черри-стрит, за квартал от себя я увидел удаляющуюся мужскую фигуру. На нем был синий костюм, и двигался он с тяжелой уверенностью старого полицейского, если не считать того, что время от времени спотыкался. Подъехав ближе, я увидел, что это Хоффман. Из-под синих брюк торчали оранжевые обшлага его пижамы.
Я не стал догонять его и двинулся следом вдоль трущоб, которые становились все мрачнее. Он вошел в негритянский район. Встречные сторонились Хоффмана — вероятно, они знали, что от него можно ждать неприятностей.
Он чувствовал себя на ногах не слишком уверенно — споткнувшись, упал на четвереньки у забора, из-за которого тут же появились несколько ребятишек. Приплясывая и подвывая, они двинулись вслед за ним, пока он не повернулся и не спугнул их, неожиданно подняв руки. Разогнав своих преследователей, он отправился дальше.
Миновав негритянский район, мы вышли на улицу с очень старыми трехэтажными домами, часть из которых была превращена в меблирашки, а часть — в деловые конторы. Среди них стояло несколько новых зданий. К одному из них и направился Хоффман.
Это была шестиэтажная железобетонная конструкция довольно жалкого вида, под окнами виднелись коричневые подтеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Сенатор Осборн был еще жив в то время?
— Вы плохо знаете историю своей страны, — упрекнула она меня. — Мой отец умер 14 декабря 1936 года, за три с половиной года до самоубийства мужа. Он избежал унижения.
— Но вы упомянули о семье...
— Я имела в виду свою сестру Ти и покойного дядю Скотта, который был нашим опекуном. Именно с ним мы и приняли решение не оказывать дальнейшую финансовую помощь Люку. Естественно, инициатором этого решения была я. Наш брак к этому времени уже распался.
— Почему?
— Я думаю, по обычной причине. Я не намерена обсуждать это. — Она встала и, подойдя к окну, остановилась, глядя на лужайку. — В 1940 году очень многое кончилось для меня. Сначала мое замужество, потом жизнь моего мужа, а потом и сестра умерла. Ти умерла летом того же года, и я проплакала по ней всю осень. И сейчас осень. — Она вздохнула. — Мы обычно осенью ездили с ней на лошадях. Я учила ее верховой езде, когда ей было пять, а мне десять. Это было еще в прошлом веке.
Она уходила в воспоминаниях все дальше в прошлое, туда, где она еще не знала боли.
— Прошу извинить меня за настойчивость, миссис Делони, но мне был хотелось знать, сохранилась ли у вас та предсмертная записка?
Она отвернулась, пытаясь справиться со скорбным выражением своего лица, но ей это не удалось.
— Конечно, нет. Я сожгла ее. Вы можете поверить мне на слово, это чистая правда.
— Меня интересует другое. Вы уверены, что ее написал ваш муж?
— Да. Я не могла спутать его почерк.
— Хорошая подделка может обмануть кого угодно.
— Это ерунда. Вы изъясняетесь на языке мелодрамы.
— Именно они и происходят каждый день, миссис Делони.
— Но кто мог подделать предсмертную записку?
— Это широко распространенное явление, и делают это, как правило, убийцы.
Она откинула голову, повернув ко мне свой изысканный профиль. Она напоминала какую-то птицу.
— Мой муж не был убит.
— Мне кажется, что вы слишком доверяете этой записке, она вполне могла быть подделкой.
— Это была не подделка. У меня есть доказательства. В ней упоминались вещи, о которых знали только мы с Люком.
— Например?
— Я не собираюсь рассказывать об этом ни вам, ни кому-либо другому. Кроме того, Люк неоднократно, особенно когда был навеселе, говорил о своем желании свести счеты с жизнью.
— Вы же сказали, что не были с ним близки в это время.
— Да, но мне передавали общие друзья.
— И среди них Хоффман?
— Вряд ли. Я не считала его другом.
— Тем не менее, он скрыл ради вас самоубийство вашего мужа. Предполагаемое самоубийство.
— Он имел указание на это. У него не было выбора.
— Кто дал ему указание?
— Вероятно, комиссар полиции. Он был моим другом и другом Люка.
— И это не помешало ему заниматься фальсификацией фактов?
— Это обычная вещь в любой точке земного шара. И не надо мне читать мораль, мистер Арчер. Комиссар Робертсон давно мертв. Да и все это дело быльем поросло.
— Для вас, может быть. Но для Хоффмана оно живо. Смерть его дочери многое воскресила для него.
— Мне очень жаль их обоих. Но я не могу искажать прошлое для того, чтобы оно соответствовало вашим версиям. Что вы пытаетесь доказать, мистер Арчер?
— Ничего особенного. Пытаюсь выяснить, что имела в виду убитая, когда говорила, что за ней охотится Бриджтон.
— Без сомнения, она говорила о чем-то сугубо личном и интимном. Это свойственно женщинам. Впрочем, как я уже сказала, я не была знакома с Элен Хоффман.
— У нее были какие-то отношения с вашим мужем?
— Нет. Не было. И, ради Бога, не спрашивайте меня, откуда я знаю. Мы уже достаточно покопались в могиле Люка, вам не кажется? Там ничего нет, кроме несчастного самоубийцы. В каком-то смысле я его подтолкнула к этому.
— Отказав в финансовой помощи?
— Да. Надеюсь, вы не сочли мои слова признанием в убийстве?
— Нет. А вы бы хотели признаться?
Ее лицо исказила довольно жесткая улыбка.
— Хорошо. Это я убила его. Что вы теперь будете делать?
— Ничего. Я не верю вам.
— Зачем же мне наговаривать на себя? — Это была странная, извращенная детская игра, которой зачастую занимаются некоторые пожилые женщины.
— Возможно, вы и хотели убить собственного мужа. Не сомневаюсь даже, что так оно и было. Но если бы вы действительно это сделали, то, несомненно, не стали бы говорить об этом.
— Почему? Вы все равно ничего не сделаете. У меня слишком много друзей в этом городе: и занимающих официальные посты, и прочих. Им всем очень не понравится, если вы начнете разгребать эту старую кашу.
— Это надо расценивать как угрозу?
— Нет, мистер Арчер, — произнесла она с деланой улыбкой. — Я ничего против вас не имею, кроме того, что вы фанатик своего ремесла, или у вас это называется «профессия»? В конечном счете разве так важно, как именно погиб человек? Он мертв, рано или поздно мы все будем мертвы. Кое с кем это произойдет раньше. И мне кажется, я уделила вам достаточно времени, оставшегося мне на земле.
Она позвонила.
Глава 21
У меня еще оставалось время на вторую попытку завязать контакт с Эрлом Хоффманом. Я направился обратно к его дому по опустевшим на выходные дни улицам. Вопросы, возникшие после разговора с миссис Делони, застряли у меня в мозгу, как рыболовные крючки, леска от которых тянулась в прошлое.
Теперь я был почти уверен, что Делони не убивал себя ни специально, ни случайно. Я почти наверняка знал, что это сделал кто-то другой. Миссис Делони тоже знала это.
А предсмертная записка могла быть подделана. К тому же вполне возможно, что ее вовсе не было. Все это должен был знать Хоффман.
Повернув на Черри-стрит, за квартал от себя я увидел удаляющуюся мужскую фигуру. На нем был синий костюм, и двигался он с тяжелой уверенностью старого полицейского, если не считать того, что время от времени спотыкался. Подъехав ближе, я увидел, что это Хоффман. Из-под синих брюк торчали оранжевые обшлага его пижамы.
Я не стал догонять его и двинулся следом вдоль трущоб, которые становились все мрачнее. Он вошел в негритянский район. Встречные сторонились Хоффмана — вероятно, они знали, что от него можно ждать неприятностей.
Он чувствовал себя на ногах не слишком уверенно — споткнувшись, упал на четвереньки у забора, из-за которого тут же появились несколько ребятишек. Приплясывая и подвывая, они двинулись вслед за ним, пока он не повернулся и не спугнул их, неожиданно подняв руки. Разогнав своих преследователей, он отправился дальше.
Миновав негритянский район, мы вышли на улицу с очень старыми трехэтажными домами, часть из которых была превращена в меблирашки, а часть — в деловые конторы. Среди них стояло несколько новых зданий. К одному из них и направился Хоффман.
Это была шестиэтажная железобетонная конструкция довольно жалкого вида, под окнами виднелись коричневые подтеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67